Внезапно Сергей почувствовал легкое головокружение, которое, лишь на миг овладев сознанием, тут же отступило, чтобы затем вновь вернуться, подобно огромной волне, захлестнувшей головной мозг. Седой покачнулся и едва не упал, успев ухватиться за рукав стоявшего рядом Коваля. Подняв затуманенные глаза на товарища по несчастью, Решетов осознал, что симптомы внезапной слабости обрушились не только на него: старый вор так же, как он, терял связь с окружающей действительностью — глаза его подернулись пеленой абсолютного непонимания ситуации. Оглянувшись, Седой зафиксировал неадекватное поведение остальных заключенных. Кто-то упал на колени и, пытаясь вернуть нормальное положение окружающему пейзажу, отчаянно тряс головой; кто-то, схватившись за плечи рядом стоящих, неимоверным усилием воли старался вновь взять контроль над своим организмом; кто-то суеверно смотрел в голубые дали небес и торопливо молился, стремясь отогнать страшную напасть. Если исключить возможность очага эпидемии, возникшей в этом сплоченном коллективе, то можно было с полной уверенностью утверждать, что все это явилось следствием уколов «для акклиматизации». Решетов сокрушенно покачал головой и недобрым словом помянул симпатичную фельдшерицу. Хотя… если разобраться, она тоже человек подневольный, что прикажут — то и делает.

— Ну-ну! — саркастичным взглядом обвел майор своих подопечных. — Не раскисать мне тут! Вам еще в вертолет загрузиться нужно.

Пытаясь приободрить арестантов, начкар пнул ближайшего из них и заорал:

— Направо-о-о! В колонну по одному — к воротам! Шаг влево, шаг вправо… ну, вы знаете.

С трудом переставляя отяжелевшие ноги, волоча по земле свои баулы, потянулись одурманенные бедолаги к распахнувшимся воротам, за которыми открылся вид на небольшой пустырь со стоящим на нем вертолетом. «МИ-26», — автоматически зафиксировал картинку одурманенный мозг Сергея. В свое время ему доводилось транспортироваться на подобном в далеком Таджикистане. Конвоиры, словно полудохлых баранов, загнали арестантов в грузовой отсек вертолета, где было сооружено подобие большой клетки. Сергей оценил толщину прутьев своего нового обиталища и усмехнулся: «Зоопарк, мать его!» Начкар и четверо конвоиров расположились на лавках — напротив клетки. Майор еще раз пристально оглядел свой «зверинец» и, задумчиво поковыряв в широком носу — не забыл ли чего, воскликнул:

— Все, взлетаем!

Словно во сне, услышал Решетов гул двигателя, шум пришедших в движение лопастей винта и окончательно отключился…

В сознание его вернуло ощущение, что кто-то настойчиво шепчет ему в самое ухо о подстерегающей опасности. Сергей с трудом открыл глаза, прогоняя остатки дурмана, потряс головой и огляделся: все зэки, скорчившись в нелепых позах на грязном полу клетки, сладко посапывали, находясь в объятиях Морфея. Начкар сосредоточенно чистил свой «макаров»; двое конвоиров играли в карты; двое — дремали, прижав к себе, словно любимую женщину, автоматы. Стараясь не привлекать к себе внимания, Сергей оценил конструкцию клетки, сваренной из арматуры, тяжелый замок и засов на двери и пришел к неутешительному для себя выводу о невозможности побега. А бежать определенно нужно — все происходившее в последние дни говорило об этом. В здешнем загадочном краю человеческая жизнь не стоила ни гроша — о чем можно было судить по отношению конвоя к арестантам. Сергей ничуть не сомневался, что там, в загадочной ИК-777, возможность побега и вовсе сведется к нулю — без сомнения, охрана в этом аду поставлена на должный уровень. Что делать?! Скользнув взглядом по фигуре спящего конвоира, расположившегося ближе всех к клетке, Решетов заметил толстую цепочку, протянувшуюся от ремня бойца в карман камуфлированных брюк. Быть может, именно на этой цепочке находится заветный ключ от двери? Седой покачал головой: даже если и так, то что с того? Вздумай он хотя бы попытаться добыть его — пристрелят, не задумываясь.

— Илья Вениаминович, — обратился один из бойцов к начкару, — че-то заигрался — переход был уже?

Майор осуждающе покачал головой и нехотя ответил:

— Эх ты, игруля! Мы уже минут двадцать на К-777. Разве не заметил, как похолодало?

— Значит, через полчаса дома будем! — обрадованно улыбнулся конвоир и поежился. — Эх, по Ирке соскучился!

— Нужен ты ей! — усмехнулся напарник. — Она к куму ночами повадилась бегать.

— Гонишь!!! — вскипел говорливый.

— Хорош языками трепать! — резко оборвал майор свару, грозящую перейти в серьезный конфликт. — Вы бы лучше о новом мясе беспокоились — действие укола скоро закончится!

— Да в отрубоне еще все, товарищ майор!

Но «новое мясо» уже потихоньку приходило в сознание — просыпаясь, арестанты, словно сонные мухи, вяло зашевелились на полу клетки. Действительно, как заметил начкар, похолодало довольно ощутимо. Седой поймал себя на мысли, что после адской жары казалось бы желанная прохлада не производила должного эффекта — слишком уж упал градус. Карелия Карелией, но не до такой же степени!

— Эй, урки! — весело воскликнул говорливый конвоир. — Подъем, скоро прибудем к месту назначения, для кого-то — последнему в этой жизни.

— Гандон, язык свой засунь себе… — не выдержал издевки одурманенный Череп.

— Чего-о-о?! — взвился конвоир и мгновенно оказался у решетки. — Я тебе…

— Отставить! — осадил подчиненного начкар. — В зоне рамсить будете — если желание еще не иссякнет.

И хотя этот резкий окрик слегка охладил приступ бешенства конвоира, тот не нашел в себе сил вот так запросто снести это унижение, — громко схаркнув, он плюнул прямо в лицо Черепу. На одну короткую минуту, показавшуюся всем вечностью, Череп потерялся: в жизни никто и никогда не оскорблял его подобным образом. Седой буквально кожей почувствовал, что сейчас произойдет нечто ужасное — в воздухе повисла напряженная тишина. Решетов заметил ЭТО еще пару минут назад — казалось, будто атмосфера постепенно насыщается неистовой враждебностью. Неприятное ощущение появилось у него чисто интуитивно — словно кто-то, невидимый и могущественный, манипулировал, будто марионетками, душами людей, запертых в тесном пространстве отсека вертолета. Кто-то невидимый и ужасающий. По всей видимости, один лишь Сергей посчитал накалявшуюся обстановку следствием воздействия извне; остальные действовали (как, впрочем, и положено марионеткам) повинуясь лишь животным инстинктам.

Рука Черепа, словно змея, метнулась сквозь прутья решетки. Схватив конвоира за ворот камуфляжа, арестант изо всех сил рванул его на себя. Взбешенное лицо говорливого врезалось меж прутьев, извергая на противника зловонное дыхание и поток матерщины. Как будто подброшенные невидимой пружиной, остальные конвоиры устремились на помощь к соратнику, пытаясь оттащить его от клетки. Но было уже поздно… Свободной рукой Череп успел схватить автомат, болтавшийся на груди конвоира… Резкий рывок на себя… Ремень слетел с наклоненной головы, уронив при этом камуфлированную кепку. Арестанту потребовалось лишь несколько секунд для того, чтобы развернуть ствол в сторону обидчика, передернуть затвор и выдать длинную очередь, вспахавшую живот говорливого…

В одно мгновение отсек вертолета превратился в кровавую бойню, поскольку ни той, ни другой противодействующей стороне в буквальном смысле негде было укрыться. Боец, спавший рядом с клеткой, вероятно, был сражен выстрелами своих же товарищей, открывших шквальный огонь по взбунтовавшимся зэкам. Его упавшее оружие было тут же подхвачено Ковалем, который сноровисто передернул затвор и начал поливать противников короткими очередями. Тесное пространство клетки наполнилось криками ужаса и воплями умирающих. Рядом страшно захрипел Череп — пуля пробила ему горло. Алый поток, хлынувший из ужасной раны, слился с кровавой лужей на полу, где в чудовищном клубке сплелись мертвые и живые. Решетов подхватил автомат, выпавший из рук смертельно раненного Черепа. Прикрывшись его телом, он дополз до подсумка, валявшегося рядом с убитым солдатом, выхватил оттуда магазин и заменил им свой отстрелянный. В это мгновение в живых оставались четверо арестантов, включая Седого и Коваля. Майор и один из конвоиров догадались ретироваться в кабину и продолжали отстреливаться уже оттуда.

Вскоре надрывно закричал старый матерый вор — одна пуля раздробила ему скулу и навылет вышла в области основания шеи, а вторая раздробила кисть правой руки. Сергей выпустил последний патрон из магазина и, схватив автомат Коваля, разрядил его в сторону кабины, откуда тут же послышались громкие стоны. Решетов лихорадочно осмотрелся — боекомплект на нуле… Но и из кабины не доносилось больше ответных выстрелов… Вертолет как-то странно накренился сначала в одну, а затем в другую сторону. Ощущение было таким, как будто управлял машиной абсолютно невменяемый пилот. Все мертвы — дошло до Сергея… Один лишь Коваль, обхватив голову синими от наколок руками, стонал в луже крови… Путаясь ногами в обезображенных свинцом телах заключенных, по щиколотку в крови, Решетов пробирался к мертвому конвоиру, в то время как вертолет отплясывал лихую джигу Смерти. Вот она — заветная цепочка! Рывок… Ключей — пять или шесть… Который?!!! Первый — не тот! Второй — опять та же херня!!! Третий (о, господи!) — ну, давай же! Есть!!!