— Гирд знает о тебе? — холодно спросил белый всадник. Пегас размашисто махал крыльями, готовясь взлетать. — Знает правду о твоей роли в происходящем, о твоих связях?

Тойранад на миг задумался. Он осознавал, чем может закончиться этот разговор, и ответил:

— Нет! Не догадывается. Просто он может быть ещё нам полезен!

— Если сможет выбраться, я прикажу генералу Улафию и големам вырвать его из лап варварки, так что будем надеяться, все разрешится благополучно.

— А вдруг она подумает не отдавать его Крагу Хаку…

— От нас все равно не укрыться. Варварки судьба незавидна, впрочем, как и самого Гирда. Запомни главное, ты должен передать кристалл человеку по имени Синкат. Передать срочно! Он знает, что делать.

Тойранад поклонился и проводил взглядом всадника, летевшего на запад. Только сейчас, по мимолетным завихрениям в астрале, по теням мыслей того, кто ещё недавно стоял здесь, Тойранад убедился в том, что действительно рисковал находясь буквально «в паре слов» от смерти.

Юго-восточная Эрафия, граница с Таталией. 8-й путь Лун, 989 год н. э.

Семь воинов и Лазарен ехали уже две недели. От последнего разъезда на границе Таталии, где им встретились грифоновы всадники, они узнали свежие военные вести: войска Арагона уже идут к Энрофу, а нойоны вступили в Таталию. Их силы сближались. Война с нежитью надвигалась…

Не успеем вернуться домой, как все начнется, подумал Лазарен. Чем только все это кончится? Ему вспомнился случай в самом начале его миссии. Когда они только выехали из Кастелатуса, им встретился бродячий монах. Лазарену его лицо показалось знакомым, но припомнить было выше его сил.

Монах поинтересовался, далеко ли до города. Когда ему ответили, церковник подошел, поблагодарил отдельно каждого. В его голосе было что-то располагающее. Он попросил воды и пищи, ему сложно было отказать. Лазарен ещё поражался тому, как его опытные воины соглашаются со словами достаточно молодого монаха. Эх, если бы я имел мощь магии! Смотрел он тогда на свои браслеты, что так и висели тяжким бременем на руках и в мыслях разведчика.

Ему обещали, что после войны в Арагоне их снимут, осуществить это раньше можно было, только расставшись с руками. Проклятый некромант, вот стоило же тебе, думал Лазарен. Так вот при встрече со святым отцом его не покидало ощущение, что на его людей действует какая-то аура, но из-за браслетов он был закрыт, и чары, если таковые и имели место, обходили его стороной.

— А откуда ты, путник? — поинтересовался разведчик, заметив шрамы на шее и щеке монаха. — Я вижу, раньше ты был воином, — он указал на лицо монаха и поклонился, как принято было на ристалище при встрече с противником.

— Да, почтенный рыцарь, я был гвардейцем его величества короля Катберта пятнадцать лет назад, но после Авлийской войны я принял сан духовный и навсегда отложил меч. Я жил и учился у отшельников подземного града — Врата Толос в Таталии.

— Писали великую книгу? — прищурился Лазарен.

— Да, я рад, что здесь, за тысячи миль от нашего скромного прибежища, люди знают о великой книге, что несет свет истины сквозь тьму веков. Путь я свой держу в столицу, оплот людей Энроф, хочу засвидетельствовать то, что вскоре случится…

— А что вот-вот случится? — не выдавая внутреннего напряжения, спросил разведчик.

Вместо ответа монах вновь поинтересовался, каков путь до границы восточной провинции, воины Лазарена хором ему вторили.

— Вы сказали, что что-то произойдет. Вы же с самой Таталии едете, расскажите, что вы видели?

— Крылья тени легли на все земли к югу от ваших границ. Суровое испытание ждет всех нас, и шторм все сильнее раскачивает лодку этого мира…

— Вы говорите о нойонах? О нежити?

— Они открыто пришли в Асанну три дня назад и скоро будут здесь. И мне кажется, именно страх перед владыками севера, страх перед вами толкнул правителей страны в руки нойонов. Я иду в Энроф, чтобы запечатлеть момент великой битвы, войны стихий, какие бывают раз в несколько столетий. Уверен, наша «Книга миров» выживет — кто бы ни одержал победу.

К сожалению, Лазарен не мог подробнее допрашивать столь осведомленного путника, королевская миссия не терпела промедления.

— Мир вам, — поклонился монах, воздел руки к небу и пошел своей дорогой, где-то позади мелькнул приближающийся крестьянский обоз.

— А как вас звать, святой отец? — поинтересовался, уже отъехав чуть в сторону, Лазарен.

— Сейчас, как и у моих братьев, у меня нет имени, но в миру меня звали Торнтон. Михаэль Торнтон.

Лазарен махнул рукой, они отъехали не так далеко, а монах пропал с дороги, как будто его и не было.

Торнтон, думал разведчик, но ведь я слышал эту фамилию. Адель, подруга Гримли, фрейлина принцессы Эльзы. Лазарен хорошо знал её при дворе. Аделаида Торнтон иногда говорила о своем брате, который и пристроил её в королевский пансион, когда они остались без родителей. Их мать умерла при родах дочери, отец скончался от удара в начале Авлийской войны. Старый дипломат не выдержал глупости и безысходной ярости, выплеснувшейся тогда против эльфов. Хотел остановить конфликт, но его не слушали. Дом их продали за долги, а младшая дочь оказалась в пансионе для прервавшихся дворянских родов.

Неужели это её брат? Это странное поведение, жуткие предсказания, этот нечеловеческий смех. Тут что-то не так…

В то же время, хоть и встревоженные столь скорым развитием военных событий, разведчики не думали поворачивать назад. Лазарен доверял своим людям, не сомневался ни в ком, браслеты не сдерживали его в этом. Они уже несколько дней блуждали по границе с Таталией и не встретили никаких следов нежити, как, впрочем, и следов пребывания Шивы.

А вечером на горизонте показался старый аванпост — башня с обрушившимся и сгоревшим верхом. Это была одна из артефактных построек времен первого единого государства людей — Империи Солнца. Когда вдоль всего Великого хребта на протяжении почти шести тысяч лиг — от Авлийских лесов до порта Шейхона и моря были построены укрепления от горцев Кревланда и кочевников восточной степи. С тех пор минули века. Войны, вражда, недопонимание разорвали людей на три отдельных государства, и этот аванпост находился как раз на стыке их границ. Никакого особого договора по нему не было. Дороги сюда сами собой заросли, селения вокруг обезлюдели. Крепость стала никому не нужна. В последнюю войну стихий она пострадала от арагонского гнева. Тогда здания были сильно повреждены, а последний эрафийский гарнизон был выведен оттуда сразу по окончанию боевых действий и место стало совсем пустым, время от времени принимая у себя скитальцев и контрабандистов всех мастей.

Всадники въехали во внутренний двор. Со стороны леса шел густой аромат опавшей хвои, столь приторный в конце лета. Все здесь внутри успело зарасти каким-то кустарником и небольшими горными липами. Странное место наводило какую-то невнятную внутреннюю тоску. Громада внутренней башни, с выцветшим мраморным гербом в форме лучистого Солнца, отбрасывала на восток широкую тень.

— Есть, как и было уговорено! — крикнул подъехавший передовой дозорный, он вез в руках шапку с черным и голубоватым мехом.

— Волчий хвост, — рассуждал вслух Лазарен, — знак того, что она уже была здесь.

— И давно была, шапка уже в пыли, — указал воин.

— Наверное, они затаились в лесу, на северо-западе и видели нас ещё с холмов. Остается только ждать. Осмотрите периметр и саму башню, нам не нужны сюрпризы! — указал разведчик четырем воинам. — Найдите путь безопасного и быстрого отхода.

Он понимал, что перестраховывается. Связь с Шивой разведчик поддерживал с помощью прирученных птиц — старый кревландский способ. В Кастелатусе его внезапно нашел сокол-посланец. В привязанном к лапке птицы сообщении значилось, что Шива уже месяц кочует в окрестностях аванпоста и боится как Крага Хака, так и армии белых, что взяли Тамил-Азот и наводят во всем Лордароне жесткий порядок. «Если я буду рядом и найду вас, знаком будет шапка или бунчук черного волка. Но только половину луны будет в силе наше соглашение, потом Гирд окажется в руках орочьего короля!»

Мы успели, это уже хорошо, думал Лазарен, сидя на обветренном, растрескавшемся, покрытом лишайником подоконнике второго этажа башни. Мусор, какие-то доски, пыль. Теплое дыхание леса сочеталось здесь с тонким сладковатым ароматом мертвечины. Где-то в башне застревают в щелях и дохнут крысы, подумал разведчик.

— Идут, идут сюда! — крикнул снизу один из его людей.

— Так! Вы, двое, на окна, вот это, — встряхнул мешок разведчик, — держите у себя, за сохранность головой ручаетесь. Если что не так, уходите в лес, не пытайтесь сражаться, ясно?

— Да, сэр! Если они что-то начнут выделывать, мы её первую уберем!

— Молодцы, парни, но без фанатизма, пока они считаются не враждебными.

Лазарен спрыгнул на лестницу, взял другой мешок и, закинув за спину, пошел вниз. Его меч звякал в ножнах, ударяясь о высокие ступени.

Трое всадников влетели в южные ворота. Вернее, в ту дыру, что уже давно располагалась на их месте. Ещё пятеро орков забрались на стену. В руках они держали большие луки, и стрелки из них, судя по всему, были отменные. Лазарен показался в черном проеме входа башни. Пятеро его людей образовали полукруг. У двоих были арбалеты, остальные также держали оружие наготове. Эрафийские лошади недобро храпели и жевали поводья у старой обрушенной коновязи. Кони варваров были возбуждены, то и дело норовили встать на дыбы, чуть не сбрасывая седоков.