Любой мелкий спор перерастал в столкновения различных народов, и этот постоянно тлевший конфликт не без помощи королевской секретной службы не давал возникнуть на южных границах Эрафии мощному централизованному государству. Особенно загадочными людям казались южные районы Фолии. Там вдоль хребта по-прежнему встречались монстры, в существование которых многие верили с трудом. Проповедники говорили, что южнее черных гор лежит древнее царство могучих чародеев нойонов — бессмертных и жестоких. В правдивости этих рассказов сомневались не только простые люди, но и осведомленные придворные. Считалось, что последние из великих некромантов были разбиты две сотни лет назад объединенными силами людей, авлийцев и магов Севера, этих могущественных покровителей церкви Велеса и хранителей веры, хозяев далекого Арагона.

Северо-запад Фолии был бочкой с порохом. Здесь проходили торговые пути, связывающие страну с Эрафией и Авлией. Здесь оседал весь сброд, изгои, бездомные переселенцы — центром кровосмешения различных рас был город Дидфалп, в который направлялись вице-канцлер и его спутники. Чем больше они углублялись в Фолию, тем ближе к обочинам приступало зеленое болото, полное мошкары. Сумрак окутал дорогу, и лишь немногие местные зажигали факелы. Свет обеих Лун не мог разогнать полумрак. Дорога сужалась, кибитки, запряженные волами и даже какими-то крупными ящерицами, встречались все чаще. Из болота несло зловонием. Ехать быстро не получалось.

— Проклятые скоты, чтоб вас всех нойоны взяли! — бранились Орханси.

Вице-канцлера волновали не гноллы. Он думал о встрече с ведущим. Изложить ему свой план, добиться одобрения и хотя бы немного разузнать их планы. Рууд легко использовал других в своих целях, но самому быть если не пешкой, то мелкой фигурой в чужой игре ему было очень сложно. Он всматривался в унылые фолийские пейзажи, когда внезапно им завладела неожиданная мысль. Страна болот изменилась! Точно острое лезвие меча разделило Фолию на мир людской и мир прочих рас. Причем людям досталась не лучшая роль.

Как заметили вице-канцлер и его спутники, местные люди, идущие пешком, уступали дорогу гноллам, ящероголовым и даже оркам, при этом сходя с дороги. Среди просивших милостыню на перекрестках Дидфалпа были в основном представители человеческой расы. На узеньких улочках, которые им пришлось миновать, если и горели огни, то там стояли только гноллы. «А ведь всего год назад половину населения составляли люди и представляли собой вооруженную общину», — вспоминал герцог.

Остановившись перед вывеской, на языке гноллов значившей «Постоялый двор „Собачья Голова“», всадники спешились.

— Осторожней, хозяин, — шептал на ухо Руду Фош. — Эти твари, видно, совсем перестали уважать людей!

— Я заметил. Надеюсь, они по-прежнему любят золото! — Вице-канцлер оглядел усталых спутников. Почти десять часов в седле утомили даже могучих Орханси. Сам он чуть более трех часов, как пересел из коляски.

На лице Фоша, как и герцога, усталости не было. Это объяснялось теми таинственными красными пилюльками, что они приняли еще утром по пути из Мельде. Он мог запросто не спать трое суток и выглядеть бодро, как недавно пробудившийся. Едва стоящие на ногах Венк и Йонсон сами подали Рууду отличную идею. Герцог как раз думал, как бы от них избавиться на несколько часов.

В столь поздний час почти все завсегдатаи питейного заведения уже разошлись, зал был почти пуст. На приставленных к стенам лавках дремали три пьяных гнолла, и один ящероголовый стоял у стойки, потягивая из грязной засаленной кружки какое-то омерзительное зеленое пойло. Пока Йодль с Венком присели отдышаться, Фош уже разбудил заснувшего в своей комнатке хозяина. Это был седой гнолл, от которого разило выпивкой. Чуть только он продрал глаза и разглядел вновь прибывших, как, махнув собачьей лапой, затряс головой и прокряхтел: «Людей не принимаем!»

Венк с Йонсоном не успели даже как следует возмутиться и проломить голову этой плешивой собаке, как внезапно конфликт разрешился. Внушительный мешок с золотым песком оказался в кармане хозяина, а Рууд уже приглашал их следовать за собой, потрясая связкой из трех ключей.

Фош, держа руку на рукояти кинжала, открыл дверь. Им в лицо ударил запах сырости, плесени и клопов.

— Это полное дерьмо! — возмутился страж.

— Однако тебе придется посидеть здесь до тех пор, пока я все сделаю, — ответил Рууд, оставив поклажу. Он огляделся, причмокнул и вышел в коридор.

— Как прикажете, — буркнул Фош. Он сел на потертый грязный диван и принялся метать в стенку нож. Багровый свет «сына Солнца» проникал в окна и рисовал на полу корявые тени. Рууд шел, стараясь не шуметь, но тут соседняя дверь открылась с жутким скрипом, изрядно напугавшим вице-канцлера. Возник гнолл в каком-то рваном халате, он открыл незапертую дверь в комнату Фоша и, шипя ругательствами, вошел туда. Рууд обернулся и стал в небольшой нише, не желая привлекать внимания нежданных гостей. В глубине души он проклинал навязчивую нетерпимость и воинственность Фоша. Недолгая перебранка, затем легкий всхлип и звук падения не слишком тяжелого тела. Вот и все, что он услышал. Потом снова глухие удары. «С ним всегда так, — злился герцог, — куда теперь девать труп?!»

В этот момент ему на плечо сзади опустилась холодная тяжелая рука, это было столь неожиданно, что Рууд обмер от страха, ноги его подкосились. Он медленно обернулся, перед ним стоял лич в полном боевом костюме, с магическим жезлом в руке. Из камня в жезле бил жесткий, холодный, зеленый свет.

— Руку! — Высокий дребезжащий голос раздался из черной глотки монстра. Кольцо снова стало теплеть, и вице-канцлер недолго думал, какую руку протянуть своему страшному собеседнику.

Стальная перчатка легко соскользнула с лапы. Лич цепко схватил его. Жжение от кольца возросло неимоверно, Рууд бы вскрикнул, если бы только мог. Слепящий блеск магического жезла оплетал его со всех сторон, сжимал и давил. Наконец, так и не произнеся ни одного слова, Рууд сорвался в пропасть забытья. Его ноги подкосились, и он кулем рухнул на грязный дощатый пол.

* * *

Улицы Мельде сотрясались от грохота въезжавших повозок. Одна из них остановилась перед домом, выглядевшим весьма богато для ремесленного квартала на улице пятого пылающего Велесова вестника. С повозки спрыгнул молодой парень, распряг лошадь и привязал к стойке рядом с двумя местными кобылами. Затем спустился пожилой мужчина. Он подошел к дому и обнялся с вышедшим на порог хозяином, обзывая того «старым дураком» и «разбойником». Мужчина лет шестидесяти, подпоясанный фартуком и явно вышедший из кухни, не остался в долгу. Затем Том Фолкин повернулся к пасынку.

— Вот, познакомься, это твой названный дядя Еган. Да поклонись ты, Гримли, я не хочу, чтобы ты выглядел невеждой перед жителем этого великого, да, великого, нойон меня возьми, города Мельде! Моим братом, который согласился все-таки дать приют на одну ночь своим гостям, — произнес он со смешком.

Гримли пожал руку дяде, поклонился ему и, не упиваясь более картиной братской встречи, пошел кормить лошадь. Выйдя за ворота, он огляделся.

Уже стемнело. Было очень тепло, а на улице удивительно мало людей. Казалось, такой крупный город, где так много двухэтажных домов, не должен спать. После долгой дороги крестьяне-обозники спешили отдохнуть перед последним переходом в Александрет. Местные жители ушли на покой, даже собаки постепенно затихли. Патруль из двух копейщиков прошел мимо, не обратив на Гримли ни малейшего внимания. Перенеся сено из соседнего сарая и отдав ключ дяде, Гримли упросил того разрешить погулять по городу еще часик. Он выспался в середине дня по дороге к Мельде и сейчас при всем желании не смог бы уснуть. В доме Егана он заметил, как смотрела на него названная кузина Лисс. Но только он закрывал глаза, как видел перед собой лицо Эльзы, чувствовал запах ее волос. Слышал ее шепот, ее стон.

«Она же здесь, в Мельде», — неожиданно осенило его. Дядя Том болтал, что она живет здесь, лишь изредка выбираясь в Ситодар, чтобы заработать, поставляя местным рыцарям борзых и ловчих. «Какая смелая и красивая девушка! — Воспоминания жгли память Гримли. — Носит штаны вместо юбки и не боится церковников. Жаль, что она так внезапно исчезла». Эльза говорила, что снимает комнату у какого-то родственника, кажется, помощника городского судьи.

Но у кого в столь поздний час спросить, где живет местный чиновник? Может, на префектуре есть вывеска какая-нибудь, указание или стража подскажет? Ведь такой важный человек, как судья, не может делить один дом с главой города. В Мельде судили людей со всего муниципалитета, в том числе из родного Бренна. Лишь в землях знатных рыцарей из списка лордов суд чинили сами господа. Но поблизости таких замков нет — значит, у судьи много работы.

Так думал Гримли и шел по деревянным настилам пешеходных переходов. Дорога в ремесленном квартале не была выложена камнем и осенью превращалась в непролазное месиво. Но чем ближе он шел к центру городка, тем она становилась лучше, и вот он увидел блиставшую в лунном свете брусчатку. Вдруг на одном из перекрестков он заметил одетого в темный плащ всадника. Конных патрулей в Мельде нет — значит, это был рыцарь и дворянин. К такому человеку крестьянину из свободных земель ночью было лучше не приближаться. Гримли пригнулся и спрятался за бочку с водой, стоявшую у закрытой лавки какого-то уличного торговца.

Из соседнего проулка к всаднику приблизились еще четыре фигуры. Они о чем-то спорили между собой, тот молчал.

— Он должен быть там, больше негде, мы возьмем его — и награда наша! Смола тут… — доносились до Гримли обрывки фраз. Затем заговорщики подошли к воротам дома, находившегося через один от той лавки, где прятался юноша. Человек в охотничьей шляпе, с платком на лице постучал в тяжелые тесаные ворота. Никто не отозвался. Всадник махнул рукой. Трое разбойников, как назвал их про себя Гримли, бросились к воротам. Рыцарь поднял левую руку — и еще несколько человек, которых Гримли до того не заметил, приподняли лестницу и начали подниматься по ней на крышу дровяного сарая, стоящего во дворе. Внезапно с треском провалились внутрь створки ворот, а толстый брус, служивший запором, упал в грязь, будто выбитый неведомой силой, но юноша заметил легкий жест всадника, будто откинувшего закованной в сталь рукой невидимую преграду.

То, что произошло после, Гримли запомнил на всю жизнь. Конечно, Гурт и другие сельчане рассказывали о колдовстве, но то, что он увидел сейчас, не с чем было сравнить. Яркий огненный столб поднялся на крыльце дома, затем раздался мощный взрыв. Лошадь рыцаря встала на дыбы, часть забора снесло напрочь. Сарай, какая-то будка, поленницы, ворота — все было охвачено пламенем. Двое нападавших взлетели в воздух. Обугленное тело одного из них упало не так далеко от Гримли. В соседних домах вылетели окна, заржали лошади, кричали люди и выли собаки. Подсвеченная пламенем картина происходящего во дворе дома стала видна Гримли как на ладони.

Какой-то человек в белом шелковом одеянии с мечом в руках отбивался от наваливавшихся на него с разных сторон бандитов на развороченной горящей веранде первого этажа. Вот, пронзенный насквозь, упал один, затем другой нападавший. Третий схватил головню, метнул вперед. Человек в белом уклонился, и самодельный факел влетел в окно дома. На крыше горящего сарая появился другой разбойник. Вдруг из руки защищавшегося вырвался ослепительно-белый шар молнии. Яркая вспышка — и она поразила стрелка на крыше. Тот с воплем провалился внутрь шаткой, охваченной огнем постройки. Бившийся с хозяином дома человек был ослеплен разрядом и, выронив саблю, бросился в сторону.

Из соседних домов на улицу выбегали люди, казалось, скоро сюда соберется весь город. Пара копейщиков, которых Гримли встретил по пути, оказались одними из первых. Всадник скрестил руки на груди. В голове у Гримли нарастал странный шум, потом он начал различать крики сгорающих заживо людей. Юноша вспомнил, как три дня назад через Бренн пронеслись несколько всадников. Сейчас к нему вернулось то же чувство страха и холода… Вдруг хозяин дома зашатался, будто какая-то неведомая рука высасывала его жизненную силу. Теряя силы, он все же смог выбить топор из рук одного врага, отразить саблей выпад кистеня другого, меч третьего свистнул над его головой. Но сил уже не осталось… Кистень врезался в плечо воина, разрывая в лоскуты одежду, кровь алыми струями побежала по телу. Он поскользнулся на одной из мокрых досок, валявшихся и догоравших после взрыва по всему двору, упал в грязь.

Бандит с двуручным мечом замахнулся, чтобы нанести последний удар. Эльф, Гримли удалось заметить, что это был именно эльф, врезал кованым сапогом ему между ног. Бандит взвыл от боли, выронил меч и, подпрыгивая, отскочил на несколько ярдов. Воин, вооруженный кистенем, не упустил момента и нанес лежащему на земле противнику скользящий удар по голове, тот едва смог уклониться, упал и откатился к забору. Но разбойник с кистенем неумолимо приближался, казалось, еще несколько шагов — и раненому эльфу размозжат голову.

В этот момент безвестный копейщик, первым из представителей власти оказавшийся на месте, бросился к рыцарю на коне и закричал: «Что за самоуправство! Прекратите немедленно!» Когда тот никак не отреагировал, копейщик подбежал ближе и хотел, схватив его за ногу, стащить с лошади. Всадник оттолкнул его так, что воин отлетел ярдов на пять в сторону и, упав на спину, хрипло застонал. Второй копейщик не растерялся и бросил копье, целясь в голову рыцаря. Оно достигло цели, врезалось в рогатый шлем, со звоном отскочило назад и рухнуло к ногам лошади. Всадник дернулся, его правая рука поднялась вверх. Раздался будто удар бича — из руки вырвалась голубоватая молния, в то же мгновение поразившая копейщика. Правый сапог и торчавший из него обугленный кусок мяса — вот все, что осталось от несчастного. Черной бурлящей лужицей вокруг ноги дымилась расплавившаяся брусчатка. Народ с криками бросился врассыпную от перекрестка.

Этих нескольких мгновений эльфу хватило на то, чтобы подняться и с голыми руками броситься на бандита. Внезапно волосы нападавшего вспыхнули, и он с истошным криком выронил оружие. Эльф подскочил и нанес ему удар в шею. Раздался хруст, и изо рта брызнула кровь, залившая белоснежные одежды эльфа. В тот же момент последний оставшийся в живых разбойник нажал на спусковой крючок арбалета, и толстый болт полетел в спину эльфа. Даже лучший воин не смог бы обернуться или отклонить этот удар. Но этого не требовалось. На подлете болт вспыхнул ярким белым огнем, и в спину эльфа ударил лишь слабенький фонтан искр.

Пожар от первого взрыва разгорался и охватывал все новые постройки. Из горящей конюшни с протяжным ржанием выскочили сорвавшиеся с привязи лошади. Одна подбежала к эльфу, другая пересекла охваченный огнем двор, вырвавшись на опустевшую улицу. Черный рыцарь покончил с копейщиками, резко повернулся к своей жертве, но эльф был необычайно быстр. Несмотря на два ранения, он смог вскочить на лошадь, лишь мельком взглянув на арбалетчика, уже зарядившего новый болт. Конь, испугавшись близкого языка пламени, встал на дыбы. Эльф не удержался без седла, полетел вниз, а коня в то же мгновение поразил арбалетный болт. Лошадь упала и зашлась плачущим ржанием. А к сброшенному в грязь сопернику на всем скаку мчался черный всадник.

На соседней улице раздались крик, шум, и из темного проулка выскочили всадники в доспехах Эрафийской гвардии. Гримли даже выглянул из своего убежища, чтобы лучше видеть схватку. Если бы он был ну даже не магом, а хотя бы начинающим чародеем или адептом ордена Святого Фавела! Тогда он мог бы наблюдать, как в темно-красном пространстве астрала, мира, параллельного этому, столкнулись две могучие силы.

Но Гримли лишь видел, как эльф вскочил и в два огромных прыжка оказался на крыше сарая рядом с арбалетчиком. Он ловко выбил оружие из рук стрелка, и тот с криком полетел вниз, из провала показалось пламя. Эльф покачнулся на обрушающейся крыше горящей постройки, его окутал сноп искр. В этот момент синяя молния вырвалась из руки темного рыцаря. Случайные зрители этого боя пригнулись к земле. Раздался взрыв. Перекрытия треснули, и крыша сарая, осев, провалилась внутрь. Гримли был уверен, что эльф погиб.

В то же время всадники Эрафии ворвались во двор, и первый из них вылетел из седла, будто врезавшись в невидимую стену. Конь черного рыцаря, как и его хозяин, был неуязвим для простого оружия. Три брошенных в него тяжелых боевых дрота отскочили назад со странным пульсирующим звуком. Черный воин повернул голову, будто что-то искал, и в этот момент из горящей конюшни выбежал эльф. Он с ходу вскочил на оставшегося без седока эрафийского жеребца и погнал по улице во весь опор.

Дикий злобный вой раздался сзади. Черный конь поднялся на дыбы, и на копытах его сверкнули голубые огни. Он сделал гигантский скачок, пробил остатки горящего забора и оказался прямо перед Гримли. Тот даже не успел толком испугаться, но за те мгновения, пока всадник стоял перед ним, смог его рассмотреть.

Темно-фиолетовый доспех покрывал все его тело. В отличие от обычных лат, на нем не было ни единого шва или отдельно торчавшей пластины. Он казался пластичнее, чем шелковая ткань, и прочнее любой стали. Нагрудник был расписан рунами, светящимися фосфорическим темно-зеленым светом. Шлем был сплошной, с опущенным забралом. Сквозь глазную щель бил тускло-красный холодный свет, макушку шлема венчали короткие, завитые назад рога. В голове Гримли снова возник тот ужасный глухой вопль, перераставший в ураган и, казалось, готовый разорвать голову изнутри. Из глаз брызнули слезы, весь мир вокруг стал расплываться. Затем сознание потонуло в налетевшем мороке. Последнее, что он видел уже угасающим взором — это оторвавшийся от земли в новом прыжке конь. Треск ломаемой копытами бочки, плеск разливающейся воды… и обессилевший юноша повалился на брусчатку…

Без сознания он пролежал лишь несколько минут, а когда пришел в себя, не обнаружил ни черного всадника, ни эльфа. С трудом перевернувшись на спину, Гримли понял, что лежит в луже, среди обломков и узких поломанных досок, бывших телом лопнувшей бочки. Над головой темнело небо. Мириады звезд также неподвижны, как и всегда, а обе Луны готовы были встретиться в зените. [Обе Луны в зените свидетельствуют о полуночи, начале новых суток в эрафийской и авлийской традиции.]

Крики, брань и стук копыт удалялись: гвардейцы и всадники бросились в погоню за черным всадником. С трудом скользя по влажной поверхности, Гримли все-таки смог встать. Люди понемногу возвращались, тушили огонь. Лишь главный дом, где прежде скрывался эльф, продолжал гореть, ярко освещая площадь разрушенного подворья, прилежащие дороги и перекресток. Все тело юноши болело так, будто его пропустили сквозь десяток мельничных жерновов, а на прощание стукнули по голове тяжеленным обухом. Шатаясь и опираясь на стену лавки, кашляя и сплевывая наполнявшую рот кровь, он брел подальше от места боя. Где-то там, в конце улицы, был дом Егана, там горели огни… «Что скажет отчим, дядя Том?! — Тут он резко оборвал сам себя. — Я уже не маленький, я свободный человек и делаю, что хочу. Велес — моя вера и защита!»