— И что? — спросила заинтересованная Айшари.

— У погруженного в транс было всего два рычага управления. Один причинял боль, второй повышал уровень страданий. Практически все испытуемые после очередного неправильного ответа использовали второй рычаг… До тех пор, пока боль не убивала спрашиваемого. Это заложено в человеческой природе. Подозреваю, что и другие разумные устроены так же…

— Это… — Девушка не нашла слов.

Омега снова посмотрел на Шиду:

— Но этот парень не такой… Его голова устроена так, что он даже не потянется ко второму рычагу, если ему не скажут. Он беспристрастен и потому справедлив… А справедливость имеет очень мало общего с милосердием…

Повисло молчание. Омега встал, подбросил дров в радостно затрещавший костер и сказал:

— Впрочем, в данный момент у нас есть другая проблема — мы должны доставить тебя домой. Как я понял из рассказов Шиду, мы в горах, которые расположены на полдневном восходе оконечности континента… А Дом твой расположен на полуночном закате… надо сказать, путь не просто не близкий — обалдеть какой дальний…

— Ну, может, и не нужно везти меня домой? — тихо спросила Айшари.

— Айша, не искушай…

— Я серьезно.

Какую-то секунду Омега смотрел прямо в желтые серьезные глаза эльфийки. Потом осторожно сказал:

— Ты уверена? Я хочу сказать, в этом случае у нас будут крупные неприятности с твоим Домом, когда нас найдут… Вообще, с чего бы это ты расхотела возвращаться домой? — беловолосый оскалился. — Тебя что, замуж выдадут, что ли?

Щеки Айшари потемнели.

— Откуда?!..

— Надо же, угадал! И кто он, этот счастливец?

— Озаряющий.

— А-а-а… вот в чем дело… тогда так и говори, что тебя принесут в жертву…

— Что?

— Ну в самый длинный день в году вырежут сердце и положат на каменный алтарь перед статуей божества… Или сожгут… Что ты на меня так смотришь? Разве в ваших краях не так поклоняются Дневному Светилу?

— Демон, — сказала Айшари так, словно это все объясняло. Потом, вздохнув, пояснила: — Брак с Озаряющим — ритуал, символизирующий единство Дня и Ночи, проводится в день Равноденствия, когда Озаряющий и Манящая одновременно поднимаются в небесах. Невеста проводит жизнь в одном из горных храмов, служа Светилу и выходя во внешний мир лишь раз в году… — Кулаки девушки сжались. — Я не хочу так жить! Я еще слишком молода!

— А… то есть тебя хотят упечь в монашки…

— Куда?

— Неважно… Что ж, это становится четвертой причиной, по которой мне придется с тобой согласиться… Только перед этим ответь на один вопрос.

— Слушаю.

— Сегодня Шиду уже обдумывал вариант, как от меня избавиться. Он бы, наверное, даже попробовал… Или попробует… увидим. Почему я ничего подобного не чувствую от тебя?

— Я чту законы Манящей, — просто ответила эльфийка. — И пока ты их не нарушаешь, у меня нет к тебе претензий. Конечно, как личность ты мне не очень приятен… Но тем не менее. Ты убил только тех, кто сам шел на убийство. Ты спас мою жизнь и жизнь Шиду. Однако если ты перейдешь черту и станешь убивать в количестве большем, чем можно оправдать, — в прищуре золотых от света костра глаз читалась решимость, — я тебя уничтожу.

— О как… — Омега нехорошо оскалился, обнажая два ряда зубов, больше подходящих тигру, чем человеку. — А не слишком ли ты много на себя берешь? Пусть ты и избранная Манящей…

— Откуда ты…

— Я вижу, как ты впитываешь энергию Светила Ночи, девочка. Сейчас твои силы практически восстановлены. Нужно признать, я озадачен — как тебя вообще смогли схватить, если у тебя такая силища?

Айшари потупила взгляд:

— Да, такие, как я, родятся раз в поколение… Способность черпать силу Госпожи Ночи — мой дар… И именно поэтому я должна стать невестой Озаряющего… Меня схватили, когда я, узнав об этом, пыталась сбежать из дома… Не помню как… Вот я бегу по тропинке, и вдруг — темнота… Очнулась я уже в колодках, в пещере… — Айшари обхватила себя за плечи — от воспоминаний ей стало холодно.

Омега хмыкнул:

— Ладно, расслабься, все позади… Завтра поговорим, утро вечера мудренее. Ложись, я пойду взгляну на океан перед сном…

Айшари, уже положив под голову высохшую и свернутую запасную рубашку Шиду, вдруг окликнула удаляющееся пятно белых волос, подсвеченных костерком:

— Подожди…

— Чего тебе?

— Ты сказал, что мой будущий брак с Озаряющим — четвертая причина. Какие остальные три?

— Первое — я спас вам двоим жизнь. Наши судьбы связаны. Есть много традиций, лично я придерживаюсь той, по которой спаситель становится спасенному кем-то давшим новую жизнь… потому он должен опекать и поучать свои порождения…

— А в отношении себя?

— Я всегда возвращаю долги. Надо же, я тебя только что практически обозвал порождением демона, и никакой реакции…

— А не пошел бы ты… на океан смотреть, — сварливо отозвалась Айшари. — Хотя нет, стой. Назови другие две причины?!

— Ну вторая — ты девушка.

— И что с того?

— Э-э, этого сразу не объяснишь… Забудь, просто считай, что придурь у меня такая — помогать маленьким девочкам.

Айшари скривилась, но требовательно спросила:

— А третья?

— Твое будущее! Пусть ты пока худая… Если тебя откормить — будет великолепное лакомство! — Тихий смех красноглазого затих, унесенный ночным ветерком.

— Врет, — заключила Айшари, укутываясь в серый плащ. — Демон, — добавила она, устраиваясь поудобнее.

Омега стоял на обрыве… Его глаза пробежались по выложенной светом Госпожи Ночи дорожке на далеких океанских волнах, поднялись к непривычно пустому небу. Омега затянулся и щелчком отправил окурок в полет — на какой-то миг в черной пустоте появилась одинокая рукотворная звездочка. Проследив за ее падением, Омега перевел взгляд на луну… нет, Манящую… и достал новую сигарету.

— Что поделать, — пробормотал он, прикуривая. — У хозяйки были такие же желтые глаза… Я не мог отказать… Зато будет весело, верно? — спросил он у Ночного Светила.

Манящая ничего не ответила самоуверенному демону. Уходя обратно к месту привала, Омега вдруг резко обернулся. Потом как-то нервно хмыкнул и пошел обратно.

«Кровь и пепел, кажется, с Печатью что-то не в порядке… снова глюки лезут… Не может же луна снисходительно прищуриваться?»

* * *

На одной из главных улиц Жемчужины Полуденного моря невысокий, наполовину седой человек остановился перед узким проулком. Когда-то двум враждующим вассалам короля выпало получить тут землю под дома. А поскольку проливать кровь на территории сюзерена — последнее дело, они сделали все возможное, чтоб не иметь друг с другом ничего общего. В том числе и ограду. Так и появился этот заполненный темнотой и пугающей неподвижностью промежуток между двумя стенами. На фоне отполированных мраморных лестниц и идеально пригнанных камней мостовых Перламутровых кварталов этот проулок смотрелся неуместно. Словно дыра, ведущая на окраины Створок, портовых кварталов, кишащих отребьем всех мастей. Мужчина, стоящий на границе непробиваемого светом уличных огней мрака, покачнулся, сделал глоток из словно прилипшего к расслабленным пальцам кувшина и обратился в темноту:

— Давай, не томи меня ожиданием! Я знаю, кто ты, я знаю, зачем ты здесь… — Тени хранили молчание, однако человека в дорогой одежде с множеством винных пятен это не смутило. Опершись одной рукой о стену, образующую проулок, он продолжал: — А еще я знаю, что через пять дней новая подстилка короля приведет меня на плаху… У нее есть паж, который очень талантлив в жонглировании… Да и ничем другим его Светила не обидели. Самое время пристроить его при дворе!

Мужчина горько засмеялся и сделал еще один глоток, снова проливая вино на шелковую накидку.

— И оно и к лучшему… Сын этого пажа будет гораздо лучшим правителем, чем стал бы отпрыск королевской четы… В конце концов, королева, пусть и троюродная, — сестра своему мужу… Но мне на это плевать! Я просто хочу умереть, как и Жил, королевским любимцем, а не выброшенной на плаху игрушкой!

Опустошенный последним глотком кувшин канул во мрак проулка без единого звука.

— Давай! Мне что, нужно тебя упрашивать?! Клянусь Вейлиной и Манящей, мой дух не будет мстить тебе, моя смерть не ляжет пятном на твою душу, если она у тебя еще осталась! — Смех оказался похож на хриплый клекот стервятника. — Давай, тебе нужно торопиться, твоя госпожа скоро пошлет тебе знамение! А потому не медли — убей меня!