— Это кто же к таким выводам пришел? — поразился сержант. — Психологи, что ли, доморощенные? Фигня это, извините за мой французский, товарищ мичман! Человек выбирает ратный труд по каким угодно иным причинам, но никак не из стремления покончить с жизнью. Готов до хрипоты спорить с любым вашим авторитетом по этому поводу.

— А тебе тогда чего не хватало? — не сдавался Литке. — За каким, извини, лядом ты в армию пошел? С твоим-то образованием и уровнем знаний? Сидел бы в каком-нибудь универе в метрополии и горя бы не знал.

— Не в каком-нибудь, а в Московском государственном университете! — уязвленно буркнул Федотов. — Знаете, как звучит тема моей кандидатской? «Проблема смерти и ее место в философской науке». Я вам больше скажу, каждый философ на том или ином этапе жизненного пути этим вопросом задавался. Судите сами — Шопенгауэр с теорией палингенезии, Шрёдингер, Полосухин — и это только двадцатый век. А еще раньше Энгельс, до него Танглю и Биша. Целая наука смерти посвящена — танатология. Про религии вообще молчу, абсолютно во всех уделяется много внимания этому феномену. А ясности до сих пор нет. Увлекла меня эта тема несказанно. Три года убил, диссер накатал, защитил успешно. А сразу после защиты осознал вдруг, что, в сущности, ничего нового не сказал. Повторил путь множества философов, и безрезультатно. Задумался я глубоко и понял одну простую вещь — все они изучали смерть со стороны. И хоть говорится, что умный человек на чужих ошибках учится, в данном конкретном случае этот подход в корне неверен. Отсюда вывод — необходимо изменить методику исследования. Бессмысленно наблюдать за смертью других существ, нужно прочувствовать этот процесс на собственной шкуре. Так я оказался в армии. Отец долго отговаривал, но в конце концов понял меня и препятствовать не стал. Пока что мой подход работает. Материала уже накопил на докторскую диссертацию, но чего-то все равно не хватает. А тут еще напасть — без адреналина и жизнь не в кайф стала. Все обещаю, как контракт закончится, уволиться. Но, чувствую, не получится.

— Что, Марк, опять старые песни? — подначил я для затравки. — Ты в адреналинового наркомана окончательно превратился, какая, на фиг, философия? В академию тебе надо, на военного психолога учиться. Цены тебе тогда не будет, разведка с руками оторвет.

— Да скажете тоже, товарищ капитан-лейтенант! — отмахнулся Федотов. — Неинтересно мне это. Вот почему я из действующего отряда не ухожу? Сами же чуть ли не силком в академию проталкивали, Борщевский вообще весь мозг выел. А все потому, что нечего мне там делать. Меня интересует состояние человека и особенно его разума в момент соприкосновения с реальной опасностью, когда он от смерти на волосок. Сколько раз уж с ней в жмурки играл, и каждый раз как в первый. Не могу никак самое главное прочувствовать. Ведь вроде бы все ясно, но чего-то не хватает. Самого главного. Истины. Чую, самураи не зря к смерти всю жизнь готовились. Но у них все на уровне чувств, а не разума. Тем буддизм и прочие дальневосточные религии меня и не устраивают — там все элементарно, любое состояние воспринимается как данность. А я так не могу, мне нужно рациональное объяснение. Так что служить мне еще как медному котелку.

— Реально будешь с огнем играть, пока не познаешь жизнь через смерть? — поразился Литке. — Блин, хорошо, что я не философ. Мне такие выкрутасы вообще по барабану. Я просто научился радоваться каждому прожитому мигу. Вот и все. Смерти не боюсь, но и навстречу не очень тороплюсь. А вы как, товарищ капитан-лейтенант?

— Знаешь, Ваня, — задумчиво покачал я головой, — ты только что в двух словах весь кодекс Бусидо изложил. Но я так не могу. Мне мало радоваться жизни. Есть такая вещь, как воинский долг. И его надо исполнять, о смерти думать некогда. Моя философия очень незатейлива — есть задание, и его нужно выполнить. Смерть — досадная помеха данному процессу, поэтому ее надо всячески избегать, пока есть для этого хоть малейшая возможность. Долг превыше всего, и для настоящего офицера это главный жизненный императив. А всю эту заумь со смыслом существования, который не познаешь без познания смерти, оставляю Федотову. Пусть мозгами работает, глядишь, и напишет докторскую. Но и тут есть нюанс — смерть Марка может помешать выполнению задания, а значит, его заскоки не должны быть помехой в деле. Потому и дрючу его периодически безжалостно за склонность к излишнему риску.

— Товарищ капитан-лейтенант! — взвился Федотов. — Опять вы за свое!

— Ша, короче! — разозлился я. — Нашел о чем спорить перед самым рейдом. Хорошо Кыся рядом нет, он бы тебе сейчас все по полочкам разложил относительно дурных примет. Сменили тему.

— Есть, — нехотя буркнул сержант, однако всем своим видом дал понять, что я отменно неправ.

— Не поймите меня превратно, товарищ капитан-лейтенант, — зашел издалека несколько смущенный моей отповедью мичман, — но Марк затронул очень интересную тему. Про самураев, в частности. Я раскопал кое-какие методики. Последний год пытаюсь осваивать восточные психотехники, медитацию например. И знаете, мое мироощущение начинает понемногу изменяться.

— Так я этой фигней, почитай, с детства страдаю, — ухмыльнулся я. — И вот что я тебе скажу, Ваня! Не погружайся слишком глубоко во всю эту заумь. Создавались эти методики для менталитета слишком отличного от нашего. Один древний европейский мастер сказал буквально следующее: чтобы полностью овладеть традиционной восточной методикой, нужно самому стать японцем или китайцем. Ни к чему это. Медитация отменный способ снятия напряжения, прекрасный релаксационный метод, и ничего более. Прикладное значение не должно вытесняться всякой малоприменимой на практике эзотерикой. Я тебе больше скажу — Кысь, пулеметчик наш, вообще без понятия, что все эти методики существуют. Даже слова такого не знает — медитация. Он это называет «дремой» и описывает как полусон-полуявь. На практике применяет постоянно, на ходу может отрубиться. Говорит, что от предков досталось умение дремать в любых условиях. Восстанавливается почти мгновенно даже после предельных нагрузок, стоит только приткнуться где-нибудь на полчасика. Во Флоте таких людей ценят.

— Кстати, давно хотел спросить, а почему у вас звания армейские? — ухватился за слово Литке. — Вы же флотские.

— Вовсе не флотские, — возмутился Федотов и ткнул пальцем в нарукавную нашивку. — Видите: «EF Marines», морская пехота Земной Федерации. Мы не экипажный состав, мы абордажники.

— Вот именно, морская! А личный состав рядовые и сержанты. А офицеры на флотский манер. Вообще ничего не понимаю, — озадачился мичман.

— Да у вас такая же петрушка, — хмыкнул я. — Почему у тебя звание морское, а у Юциуса того же войсковое? Вроде из одной службы?

— Так он и есть капитан-лейтенант, как и вы, — удивился Литке. — У нас у всех звания флотские. Издавна так пошло, еще до Бойни.

— Вот так номер! А чего же он тогда так спокойно на капитана отзывается? Да и начальник его, майор Шнайдер… — опешил я. — В Чернореченске они нам так представились.

— Вот именно, в Чернореченске! Там удобнее войсковыми званиями пользоваться. Все равно погоны одинаковые. Нечего лишний раз грузить союзников. А вот у вас реальное несоответствие! — окончательно пригвоздил меня Литке.

— Ладно, сдаюсь! — засмеялся я. — Тут все предельно просто. Во флотских вузах в Федерации силовиков не готовят. Рядовой и сержантский состав, по крайней мере. Офицеры да, на соответствующих факультетах обучаются, им надо много специфических знаний получить и навыков освоить. Соответственно, готовятся во флотских структурах и звания получают флотские же. А вот бойцов в абордажные команды набирают из Десанта. Тут два основных пути — либо проходят по конкурсу люди из боевых частей, либо сразу в учебке лучших отбирают. Они-то после дополнительной подготовки и попадают во флотские штурмовые группы. Звания у них, соответственно, общевойсковые. Так и получается путаница. Но мы уже привыкли. А вообще, нынешняя морская пехота — это особая каста, вроде и не Десант, но и не экипажный состав. Нам, в сущности, вообще по барабану, на каком корабле служить. Мы мобильное подразделение, от носителя зависим исключительно в одном аспекте — он доставляет нас к месту проведения операции. Хотя без нужды с корабля на корабль штурмовиков стараются не перекидывать.

— Чем же вы тогда от Десанта отличаетесь? — озадачился мичман.

— Задачами в основном, — пожал я плечами. — Десант работает на планетах, его удел — масштабные боевые операции. Мы же универсалы, с упором на действия в замкнутых пространствах — на кораблях, орбитальных базах, искусственных спутниках. Но без проблем можем и наземный объект захватить. Скажем так, мы наносим точечные удары. Напал, захватил. Или напал, нанес максимально возможный урон и смылся. Спецназ мы, короче.

Видимо, любопытство Литке я полностью удовлетворил, потому что продолжать расспросы он не стал. Зато теперь к нему пристал я:

— А скажи-ка, Иоганн Карлович, почему на лодке экипаж всего пять человек?

— А больше и не надо, — настала очередь мичмана пожимать плечами. — Тут все автоматическое. Два навигатора, два моториста и один универсальный специалист. Как раз две вахты получается.

— Так Петренко и есть универсальный специалист? А чего же тогда званием не вышел?

— Универсальный специалист — это вспомогательный персонал, — пояснил Литке. — Кок, стюард и боцман в одном лице. С учетом полной автоматизации всех процессов он и в одиночку прекрасно справляется. Навигаторы обычно офицеры, могут друг друга дублировать в роли капитана. Они специалисты высшей категории, с вузом за плечами. Мотористы — старшины или мичманы, их в специальном флотском колледже готовят. То есть образование у них среднее специальное. А вот универсальный специалист обычно матрос-срочник. У нас на всех кораблях по такому принципу команды формируются, только численность их от размера судна зависит.

— Занятно тут у вас все устроено, — в очередной раз хмыкнул я.

На этом разговор окончательно угас, и я решил вернуться в кубрик, добрать недостающие несколько часов сна. На острове спать не придется, это сто процентов.

Система Риггос-2, планета Ахерон,

акватория Внутреннего моря

29 марта 2535 года, поздний вечер

Весь оставшийся путь я благополучно проспал, вынырнув из объятий Морфея часов этак через семь. Судя по спокойной обстановке на борту, ничего неординарного за это время не случилось, да оно и к лучшему. Освежившись в крошечном санузле кубрика, я привел в порядок внешний вид и вывалился в коридор в надежде выловить кого-нибудь из команды. План мой успехом не увенчался, и я направил стопы в кают-компанию. Здесь было темно и пусто, даже давешний обзорный экран отключен. Полюбовавшись немного на свое мутное в полутьме дежурного освещения отражение в матовой поверхности монитора, я задумчиво почесал в затылке и побрел в сторону перехода на главную палубу. Пробраться туда удалось совершенно свободно, при моем появлении герметичная створка гильотинного типа бесшумно утонула в стене, открыв доступ к трапу. Пересчитав десяток ступеней, я оказался в темном коридорчике, в котором даже ламп дежурного освещения не имелось — вместо них в стенах мерцали флюоресцентные панели, заливавшие все вокруг неестественным мертвенным светом. Дверей в коридорчик выходило три — две по бокам и одна в торце. Та, что прямо по курсу, украшена весьма красноречивой табличкой: «Ходовая рубка! Посторонним вход запрещен!» На двери слева красовалась надпись «Оружейная», а створка правой отпугивала посетителей объявлением следующего содержания: «Шлюзовая! Опасно для жизни! Без скафандра не входить!»

Скафандра, ясен перец, у меня в данный момент не было, поэтому я ткнул в сенсор люка ходовой рубки, проигнорировав «оружейку» как малоперспективную в плане получения информации. Бронеплита послушно скользнула в паз стены, и моему взору предстало тесноватое помещение с парой кресел и явно избыточным количеством разнообразных дисплеев и сенсорных панелей на единицу площади. Одно из кресел оказалось занято навигатором, в неровном мерцании экранов больше напоминавшим зыбкую тень. Тень эта моментально обернулась на шум и выдала: «Дверь запили!» Я немного опешил и попытался объяснить цель визита, но грубиян меня перебил очередным «Дверь запили, мля!!!», уже тона на два повыше. Я пожал плечами и покинул негостеприимную рубку, четко расслышав прощальное бурчание навигатора: «Устроили бардак на корабле, мать их!»

В плане добычи информации главная палуба ресурс исчерпала, поэтому я с легким сердцем вернулся в жилой отсек и постучал в кубрик номер восемь, занятый мичманом Литке на пару с Федотовым. Дверь почти сразу же отворилась, и я вошел в помещение, небрежным жестом остановив дернувшегося было сержанта. Тот вновь развалился на койке, уткнувшись в КПК. Против ожидания мичмана я в кубрике не застал, о чем и осведомился у Федотова.

— Он с капитаном Юциусом в резервной рубке, — просветил меня сержант. — Капитан там что-то вроде серверной устроил.

— Занятно, — протянул я, вспомнив подполковника Калинина. — А где это?

— Где-то в корме, в районе силовой установки. А вообще лучше Петренко попросите проводить вас, товарищ капитан-лейтенант. Сейчас я его вызову.

Сержант протянул руку и ткнул пальцем в яркий сенсор, примостившийся прямо над откидным столиком рядом с койкой. Универсальный специалист не заставил себя долго ждать.

— Товарищ капитан-лейтенант? — вытянулся он, завидев меня.

— Проводите меня в резервную рубку, матрос!

— Есть! Следуйте за мной, товарищ капитан-лейтенант.

Петренко прошел в дальний конец коридора и открыл низкий люк с высоким комингсом, воспользовавшись электронным ключом. Я с некоторым трудом нырнул за ним следом, поразившись тесноте технологического прохода. Впрочем, идти в скрюченном положении пришлось недолго, совершенно неожиданно лаз раздался вширь и ввысь и закончился стандартным шлюзом. Петренко набрал код на панели и махнул рукой:

— Проходите, товарищ капитан-лейтенант. Дальше будет техническая палуба, там всего два помещения — резервная рубка и стартовая шахта «ската». Капитан Юциус и мичман Литке в рубке. Там открыто.

— Спасибо, — кивнул я и шагнул в шлюз.

Переборка за мной выскользнула из паза и намертво отделила эту часть корабля от жилой палубы. К проблеме живучести тут относились серьезно. Переждав стандартную процедуру шлюзования, я наконец оказался на обещанной технической палубе. В принципе ничего необычного, сотни раз в таких помещениях бывал, правда, на космических кораблях. Однако разницу можно было усмотреть лишь в малозначительных деталях. Такой же длинный ряд шкафчиков с индивидуальными защитными комплектами, стеллаж с ремонтным оборудованием, несколько емкостей с реагентом для регенератора воздуха. В случае чего в этом отсеке можно неплохо отсидеться. Вон даже ящик с сухими пайками в стенной нише торчит. Плюс очередной герметичный люк — судя по всему, за ним пряталась обещанная пусковая шахта. Напротив него дверца проще — не столь мощная, стандартного для подлодки гильотинного типа. Табличка на ней гласила: «Резервная рубка». Ага, это как раз то, что нужно.

Створка гермодвери привычно среагировала на приближение, и я оказался в достаточно просторном по меркам корабля помещении, часть которого была занята парой кресел и громоздким пультом, мало чем уступавшим собрату в основной рубке. Здесь, правда, меня встретили приветливо — оккупировавший одно из кресел Юциус сделал мне ручкой, не отрываясь от мобильного дисплея, а развалившийся на соседнем сиденье Литке привстал навстречу:

— Проходите, товарищ капитан-лейтенант! Давно вас ждем.

Я добрался до пульта, по пути дважды споткнувшись о какой-то хлам, и поискал взглядом, куда бы присесть. Не обнаружив дополнительного кресла, облокотился на спинку мичманского.

— Ну и как у нас дела?

Юциус на вопрос не отреагировал, погруженный в работу, зато Литке охотно поддержал беседу:

— Все нормально пока. Подходим к Птичьему. Пара миль всего осталась до мелководья. Капитан как раз сканирует побережье. Еще примерно полчаса хода, и можно будет высаживаться.

— Прямо вот так высаживаться? — не поверил я. — Они тут совсем охренели от безнаказанности?

— Как же, дождешься от них, — поморщился Юциус. На дисплее прямо перед ним красовались разноцветные затейливо пересекавшиеся окружности, от которых капитан не отрывал внимательного взгляда. — Запарились уже от радаров прятаться.

— Так вот почему навигатор в рубке такой злой! — хмыкнул я. — Не успел зайти, сразу на грубость нарвался.

— Ага, разозлишься тут, — поддержал мичман. — На моей памяти еще никому из экипажей не приходилось такую следящую систему преодолевать. У вас в Федерации все навороченное сверх меры?

— Вряд ли у пиратов есть что-то навороченное, стандартный гражданский охранный комплекс. Их частенько в Приграничье используют, особенно в мирах с высокой биологической активностью. — Я пожал плечами и перестал пялиться в капитанский дисплей. — Военную систему мы бы не проскочили.

— Прям успокоили, Сан Саныч! — с сарказмом буркнул Юциус. — Ничего, еще полмили, и ляжем на грунт. Тогда никакой локатор не возьмет. В принципе самое трудное место проскочили, остальное дело техники.

— А в целом как обстановка? — продолжил я пытать капитана. — Раз уж оторвались от дела, Пал Палыч!

— Нормально все! — заверил меня техник. — Активных оборонных систем на дальних подступах не замечено, только локаторами шарят периодически. Помех тоже никто не наводит. Зато нам удалось просканировать береговую линию прямо по курсу и наложить свежие данные на старые карты. Особых изменений нет, место для лежки уже выбрали. Как затаимся, выпустим «чайку». Так что насчет скорой отправки мичман дал маху. Еще пару часов минимум на анализ обстановки понадобится.

— Оно и к лучшему, — согласился я. — Засветло мы высаживаться и не собирались. Хоть три часа анализируйте, я не возражаю.

— Нужно синхронизировать нашу систему с баллистическими компьютерами, — напомнил Юциус. — Коды доступа дадите?

— Дадим, — не стал я спорить. — Только попозже, перед выходом. Ладно, пойду снаряжение готовить.

Выбравшись из резервной рубки, я чуть ли не нос к носу столкнулся с хмурым старшиной второй статьи Василенко. Вроде так его капитан представил утром.

— Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант, — поприветствовал он меня, протискиваясь к люку пусковой шахты.

— И вам того же, товарищ старшина! — не остался я в долгу. — «Ската» активировать будете?

— А чего его активировать, — отмахнулся старшина. — Давно готов, на прошлой неделе последний раз на нем в море ходили. Так, предстартовое обслуживание.

Люк с отчетливым скрипом вышел из пазов, зашипел вырвавшийся из шлюза воздух, и старшина скрылся из виду, пробормотав напоследок что-то вроде: «Умники хреновы, говорил же смазать!»

Больше на технической палубе меня ничто не держало, поэтому я с чистой совестью вернулся в жилой отсек, готовиться к рейду.

Система Риггос-2, планета Ахерон,

акватория Внутреннего моря

30 марта 2535 года, ночь

В стандартных хлопотах два заказанных Юциусом часа пролетели незаметно. За это время лодка успела проскочить охраняемый периметр и лечь на грунт в укромной впадинке, образовавшейся в незапамятные времена. Ложбинка эта на глубине тридцати с небольшим метров заслонялась от острова рифом, весьма крутым со стороны открытого моря. Это естественное препятствие надежно защищало нас от сканирующих систем авантюристов, засевших на острове Птичьем, к тому же находилось всего лишь в километре от скалистого берега, что делало высадку достаточно простой даже для таких профанов в морском деле, как мы с Федотовым. Тем более выяснилось, что «скат» управляется дистанционно, и все, что нам останется делать, — спокойно лежать в противоперегрузочных креслах, пока юркая лодчонка скользит промеж рассыпанных по дну каменюк. Данный факт меня несказанно обрадовал, равно как и напарника. Оптимальный курс уже был проложен и выведен на обзорный экран «ската». Чисто для подстраховки Юциус еще и продублировал его на дисплеи наших шлемов, синхронизировав их с главным вычислителем корабля. В общем, к тому времени как окончательно стемнело, мы полностью подготовились к рейду и выстроились на технической палубе для заключительного инструктажа. Первым взял слово капитан Юциус.