Поскольку наследника-мальчика у Ричарда не было, окрестные короли слетелись, как те вороны, и поделили его владения по справедливости. Даже старинную мебель из замка — ту, что подороже — забрали в счет долгов и вывезли в различных направлениях. Королевский трон из шарантского дуба с изысканной резьбой, мягкие кресла, обитые телячьей кожей, удивительный круглый стол, как у приснопамятного Артура, но поменьше, — все забрали соседи.

От былой роскоши остался только черный дубовый шкаф высотой в полтора человеческих роста. Он громоздился в темном углу нижнего яруса башни — едва ли не с того дня, когда замок покинул последний каменщик. Про этот шкаф говорили разное. Уверяли, что в нем хранится старая горностаевая мантия Ричарда Первого, изрядно побитая молью, а сверх того — платья золотой парчи, цены немалой (хотя никто ни мантии, ни платьев своими глазами не видел). Говорили также, что непосредственно в шкафу начинается подземный ход, ведущий за стены замка к самой реке. Но свидетелей опять-таки не нашлось. Наконец, иные мечтатели уверяли, что шкаф на самом деле вовсе не шкаф, а дверь в давно потерянный мир, в Эдемский сад, совсем такой, каким он был в первые дни творения — ни больше ни меньше. И что такие двери по сей день сохранились кое-где на земле, но доступны лишь избранным.

Занятно было вот что: иные гости, посещая вдову по долговым тяжбам, не раз проходили в шаге от шкафа — но словно бы его не замечали. Так и стоял он в стороне от людских глаз, запертый на замок, а ключа никто не видел уже много лет.

Принцесса Хлоя не без осторожности присела на массивный дубовый подоконник. В узкой нише под ним нащупала спрятанный там ключ, кованого железа, размером с пол-ладони. Еще раз прислушалась: не прячется ли кто за дверью? — и, укрыв ключ в рукаве, покинула спальню.

Казалось, в своей вечной темноте она видит путеводный свет — так легко и уверенно находила она дорогу в коридорах замка. Понятно, что эта легкость была следствием привычки. За пределами дома принцесса Хлоя становилась несчастной слепой девушкой — на свою беду, слишком привлекательной, чтобы без опаски гулять в одиночестве. О природе этой опасности Хлоя знала лишь понаслышке, однако старалась не искушать судьбу. Как уже говорилось, в помещениях замка она чувствовала себя как рыба в воде, пусть это сравнение и покажется читателю несколько расплывчатым.

Итак, принцесса вооружилась ключом и отправилась прочь из спальни. Если бы кто-то проследил за нею сейчас, то сразу понял бы, куда она идет. Спустившись по винтовой лестнице в галерею, она остановилась перед старым шкафом.

Помедлив, вставила ключ в замочную скважину.

Ключ повернулся с неожиданной легкостью. Раздался тихий звон, как если бы серебряные молоточки пробежались по бронзовым пластинам, и широкие двери — словно сами по себе — отворились.

В шкафу было темно и пусто. Сладко пахло сандаловым деревом и мышами. Должно быть, принцесса и не ожидала ничего там найти. Ловко и уверенно, как если бы делала это не впервые, она вытащила ключ из замка, шагнула внутрь (не забыв приподнять краешек платья) и неслышно прикрыла за собой двери.

Тьма темнее самой черной ночи охватила ее. Но, как мы знаем, принцесса Хлоя не боялась темноты. Сжимая ключ в руке, она терпеливо ждала.

И чудо случилось: в задней стенке шкафа, которой полагалось бы вплотную прижиматься к сплошной каменной кладке башни, вдруг возникло крохотное отверстие — и ослепительный луч света вырвался оттуда и прорезал темноту. Тогда-то принцесса и улыбнулась в первый раз за все утро. Протянула руку с ключом точно туда, откуда шел свет.

Замок щелкнул, и дверь отворилась наружу. Она выходила вовсе не в каменный двор-колодец, как можно было бы предположить, и даже не на речной склон у стен башни, и даже не на изумрудные луга за рекой, на которых вилланы пасли своих овец. Ничуть не бывало.

За дверью открылся удивительный вид, непривычный для здешних мест. Там было много солнца и моря; был пустынный берег и пальмы; ленивые волны с шумом накатывались и отступали, пузырясь в полосе прибоя; на песчаной отмели сохла перевернутая лодка. За спиной же зрителя (если бы он догадался оглянуться) тянулись горные склоны, поросшие буйным лесом, а на вершине самой высокой горы скорее угадывалась, чем виднелась, белая колоннада прекрасного дворца.

Это был остров Мечтания.

Вы уже поняли: мы не в силах даже близко описать, что увидела в этой волшебной стране принцесса Хлоя, когда к ней вернулось зрение. Мы только знаем, что она еще долго стояла на пороге дивного мира, не решаясь сделать шаг.

Она смотрела вокруг и не могла наглядеться. Только прикрывала глаза от солнца ладошкой, чтобы вновь не ослепнуть. Узнавала знакомые места — и не могла их узнать.

Наконец она решилась. Скинула домашние туфли и сделала несколько шагов по теплому песку. Оглянулась: никакой двери за ее спиной больше не было. Не было ни малейшего намека на дверь.

Принцесса снова улыбнулась. Решительно хлопнула в ладоши.

— Сириус! — позвала она.

* * *

Утром я стоял возле дома вчерашней клиентки (теперь у нее было имя: Таня). В двадцать первый раз нажимал кнопки домофона. После двух минут натужного писка тот отключался, приходилось набирать номер снова. Все впустую.

Время от времени я набирал городской номер, записанный на моей бумажке. Никто не брал трубку.

Наконец железная дверь подъезда со скрипом отворилась. Оттуда выглянул пенсионер с палкой и тележкой на колесиках, внимательно осмотрел меня и протиснулся мимо. У него были длинные седые всклокоченные волосы, как у безумного профессора из голливудских фильмов. Боком он спустился с гранитной ступеньки, подхватил тележку (я придержал ему дверь) и пошел прочь, стуча палкой.

Но я уже проник внутрь.

В подъезде было тихо и прохладно. Стараясь не спешить, я поднялся на последний этаж. Мое сердце стучало ровно и даже не дало ни единого сбоя, когда я увидел, что дверь Таниной квартиры приоткрыта.

Звонить или нет? — подумал я — и звонить не стал. Просто вошел.

К удивительным старинным запахам прихожей добавился запах горелого воска, как в церкви. Было так же темно, как и вчера, если не темнее. Я задумался: конечно, в квартире кто-то был. Кто-то ведь отпер дверь. Кто-то был здесь, и (я прислушался) совсем рядом. Только боялся в этом признаться.

— Таня, — позвал я негромко.

От темной стены темного шкафа отделилась темная фигура.

— Вы приехали, — сказала она Таниным голосом. — Я держала дверь открытой.

— Почему?

— У нас отключилось электричество. Ничего не работает, даже звонок. Вчера мама залезла на стремянку, чтобы поменять лампочку, потом что-то щелкнуло, и все отключилось.

— Вчера-а?

— Вчера вечером. Мы ужинали при свечах. Очень может быть, со стороны это выглядело красиво. Но потом потек холодильник, и пришлось всю ночь вытирать лужи… Утром мама пошла на работу, а я приоткрыла дверь — думала, вдруг вы придете…

Я слушал ее и даже не знал, чего мне хочется больше: сердиться или смеяться. Мне еще никогда не приходилось видеть таких удивительных девушек. Я не знал, как себя с ними вести. Я рассмеялся. Она отступила назад.

— Я сама знаю, что это смешно, — сказала она. — Но вы не смейтесь. Моя мама уже пожилая… ей трудно забираться на стремянку… а я… я же не могу ей помочь.

В это мгновение мне стало ужасно стыдно.

— А еще я подумала, что вот если вы не приедете, то это будет самое смешное, что со мной было за всю жизнь. Сидеть все утро с открытой дверью и ждать… смешно, правда?

— Но я же вернулся, — сказал я виновато.

Кажется, Таня улыбнулась в темноте.

— Значит, я просто вела себя глупо, — сказала она. — Со мной такое случается.

— Со мной тоже, — признал я.

— Теперь все прошло. Я больше не буду жаловаться. Только холодильник… такая мерзкая вещь. Кажется, он до сих пор течет. Хотя и пустой.

— Кстати, где у вас электрический щиток? — спросил я.

Через минуту автомат на щитке был включен (было слышно, как на кухне проснулся и ровно зарокотал холодильник). Новая лампочка отыскалась на кухне и заняла свое место под потолком. Когда стало светло, я рассмотрел медную картину на стене и заметил, что девушка у моря чем-то похожа на Таню. Хотя по возрасту, наверное, годилась ей в матери: картина вся потемнела от времени.

Таня как будто догадалась, куда я смотрю.

— Это старая советская чеканка, — пояснила она. — Не знаю, зачем ее купили. В детстве я ее потихоньку снимала, царапала, стучала по ней пальцами — она такая… приятная. Выпуклая. Я имею в виду, картина, а не эта тетка… — Тут Таня слегка смутилась, и это показалось мне милым. — Мама все равно сердилась. Но потом, когда я стала… хуже видеть… она разрешила мне трогать что угодно. Но это было уже неинтересно.

Украдкой я поковырял картину ногтем.

— Оставьте ее, — улыбнулась Таня. — Давайте лучше займемся настройками. Да, и не забудьте снять обувь!

Я не буду долго рассказывать о своей работе, это неинтересно. Скажу только, что мы подключились к сети почти без проблем. Для пробы звонили друг другу. Таня гладила экранчик пальцами и так радостно улыбалась, что я тоже обрадовался. Она почти сразу научилась работать с голосовым помощником. Чтобы привыкнуть, мы записывали разные мысли и потом заставляли систему воспроизводить их вслух. Когда автоматический голос зачитывал текст, мы, как говорится, покатывались со смеху. Я забыл сказать: все это время Таня сидела на диване (весьма ветхом, как и все в этой квартире), а я в одних носках разгуливал по комнате, иногда подсаживаясь, чтобы помочь. Тогда она брала меня за руку, чтобы не потерять, и это было приятнее всего. Незаметно летело время, и вот что я вам скажу: это время не убивалось, как всегда бывало раньше, а как будто рождалось из ничего прямо в этой комнате. И мне очень хотелось, чтобы его родилось как можно больше.