Потом часы на стене, поскрипев, отбили двенадцать, а потом на Петропавловке громыхнула полуденная пушка, вороны за окном взлетели с деревьев и, немного покружив, расселись обратно.

— Мама скоро вернется, — сказала тогда Таня. — У нее сегодня всего три урока. Я очень рада, что вы пришли… Денис.

Так она впервые назвала мое имя.

— Я тоже рад, Таня, — ответил я.

— Мама говорит, что мне нужны друзья… Только у меня нет друзей. И подруг тоже. Как бы это сказать… они есть, но мы давно с ними не встречались… я ведь в основном училась дома, и поэтому…

— Ничего, — сказал я, притворяясь равнодушным. — Надо просто завести страничку «ВКонтакте». Я научу…

— А вы… еще придете?

— Это моя работа, — сказал я, чтобы она еще немного посмеялась.

Я уже летел вниз по лестнице, пропуская по две ступени и цепляясь за перила на поворотах, когда внизу грохнула железная дверь. Отчего-то я сразу понял, кто там. Резко затормозил и придал себе самый серьезный вид, на какой был способен.

Танина мать была самой настоящей учительницей из советского фильма. В нелепой юбке и с неописуемой прической. Вдобавок она носила очки с толстыми стеклами.

Сквозь эти очки она смерила меня очень, очень подозрительным взглядом. Я был уверен, что сейчас она спросит: «А вы, молодой человек, к кому?» Я постарался разойтись с ней на широком лестничном пролете, и это почти получилось.

— А вы, молодой человек, к кому? — спросила она у моей спины.

Я остановился. В подъезде было всего восемь квартир, вариантов для вранья существовало немного. Поэтому я решил сочинить талантливую правду.

— Аварийная служба, — отвечал я сиплым басом. — Нам сообщили, что в подъезде проблемы с электричеством. Мы уже устранили поломку.

Училка поверила. Но не успокоилась.

— Вы очень долго ее устраняли! — заявила она. — У нас со вчерашнего вечера не было света. Представляете? С вечера! Нет, нет, даже не пытайтесь уйти. Сейчас мы поднимемся в мою квартиру, и я удостоверюсь, что вы меня не обманываете.

— С удовольствием, — отозвался я. И на этот раз не соврал.

А сам уже поднимался вслед за ней по ступенькам, обратно на четвертый этаж.

Приблизившись к двери, училка достала из сумки связку из двух громадных ключей. Сперва отперла один замок, потом нажала на плоский ключ-ригель — и дверь отворилась.

В прихожей горел свет. Я же сам и оставил его включенным.

— Как видите, электричество есть, — констатировал мнимый мастер.

— Да, вы правы! — отозвалась училка. — Можете идти!

— Спасибо за разрешение, — сказал я. — Только вот что… объясните, почему случилась авария? Вероятно, вы вносили самовольные изменения в схему… э-э… электроснабжения?

Что-то подобное я слышал на наших тренингах. Такие фразы задвигали наши менеджеры, когда покупатели пытались вернуть им некачественный товар.

— Мы ничего не вносили! — возмутилась училка. — Перегорела лампочка, и я пыталась ввернуть новую. Вероятно, она была бракованная! Она хрустнула в меня в руке. Эти новые лампы…

— Мама, с кем ты там разговариваешь? — услышал я Танин голос.

— С электриком, дочка!

— Ах, с электриком!

Тут она вышла из комнаты. В ту минуту мне как никогда захотелось, чтобы она меня видела. Потом я заметил, что она тоже надела очки — с дымчатыми стеклами. При мне стеснялась?

Очки ее совершенно не портили.

— Конечно, с электриком, — сказал я. — А с кем же еще.

Таня беззвучно смеялась. Мать ничего не замечала.

— Да, молодой человек из аварийной службы, — представила она меня своим хорошо поставленным учительским голосом. — Он подозревает нас в том, что мы сами устроили эту техногенную катастрофу. Кстати, как вас зовут?

Вот к этому вопросу я не готовился.

— Леопольд, — выдал я. — Леопольд Иванович.

— Ну, допустим, — не сдавалась училка. — Я давно ничему не удивляюсь. Мы привыкли, что все недостатки в работе коммунальных служб списываются на самих жильцов. Но это не значит, что…

— Неважно, — прервал я ее речь. — Главное, что все в порядке. Если в будущем такое повторится, просто позвоните по мобильному.

— Я им не пользуюсь! — заявила училка.

— А надо пользоваться! — сказал я нагло (Таня прислонилась к стене и только головой покачала). — И я попросил бы вас оставаться на связи в ближайшее время! Мало ли что может случиться. Первые дни — они самые критические!

Тут Таня притворно зажала уши руками.

— Хватит, хватит! — сказала она. — Мама, не волнуйся. Я умею обращаться с телефоном. Если у нас перегорит холодильник, я обязательно позвоню Леопольду Ивановичу.

Мать посмотрела поверх очков сперва на нее, потом на меня.

— Что-то вы здесь мутите, молодые люди, — сказала она вдруг. — Кажется, вы держите меня за тупую реликтовую развалину. Отлично. Только давайте договоримся: если случится авария, Леопольд Иванович лично будет на нашей кухне выжимать мокрые тряпки. Идет?

Мне оставалось только кивнуть. И не рассмеяться.

— Тогда до свиданья, — сказала мать нелюбезно.

Я присел на краешек скамейки в сквере, чтобы получше завязать шнурки, когда в наушниках послышался сигнал вызова.

— Привет, — сказал Танин голос.

Я очень обрадовался. В который раз за этот день. Не знаю почему.

— У тебя все получилось? — спросил я. По телефону очень просто перейти на «ты».

— Спасибо тебе, — сказала Таня.

— Да не за что.

— У меня в телефоне только твой номер. Смешно, да?

Я пошевелил ногами в кедах. Шнурки были крепко завязаны.

— Позвони еще кому-нибудь, — посоветовал я. — У тебя же есть голосовой помощник.

— Я понимаю. Но мне хотелось тебя услышать.

Я поднялся со скамейки. Снова сел.

— Мне тоже, — сказал я.

— Просто у тебя красивый голос. Те, кто… плохо видит… обращают на это внимание.

По дорожке мимо меня прокатился чертов скейтер. Он взлетел на гранитный бортик, проехался и кое-как вернулся обратно на трассу.

— Прости, тут шумно, — сказал я.

— Значит, ты в нашем скверике? Ты видишь мое окно?

Я пригляделся. Высоко за деревьями пряталось несколько окон. В одном я заметил светлую фигуру. Фигура помахала мне рукой.

— Ты мне машешь, — сказал я.

— Даже сама себе не верю. Никогда еще не делала таких глупостей.

Фигура изменила форму: кажется, она уселась на подоконник.

— Смотри не свались, — сказал я заботливо.

— Ты как моя мама. Она каждый день проверяет, не раскрывала ли я окно. Боится, что простужусь.

— Кстати, где она?

— На кухне. Не нарадуется на холодильник. Как же весело ты придумал с этим… электриком… как его… Леопольд Иванович?

— Так точно, — пробасил я. — А что, хозяйка, с проводкой все в порядке? Когда перегорит, сразу дайте знать. Электричество — это вам не туда-сюда!

Кажется, Таня развеселилась.

— Обязуюсь докладывать каждый день, — самым честным голосом пообещала она. — Кстати, может быть, вас это заинтересует… Вчера что-то случилось с нашим шкафом… там что-то было… внутри… — Таня понизила голос. — Возможно, там завелись пришельцы?

— Очень интересно! — подхватил я. — Очень! Я немедленно передам в Хьюстон. Надеюсь, контакт с пришельцами состоялся?

— Увы, контакт был очень недолгим. Пришельцы улетели. Но обещали вернуться…

— Главное — не теряйте их из виду… — начал я и запнулся.

Таня перестала смеяться.

— Прости, — сказал я.

— Ты тут ни при чем, — сказала она. — Я и сама иногда забываю, что… мне не стоит так себя вести. Это бессмысленно… Нужно вернуться в реальность. Точнее, в инвалидность.

— Не говори так.

— Мама все еще на кухне. Скоро придет. Уже приглашала мыть руки.

— Как ты думаешь, она нас не спалила? — спросил я.

— Ты боишься?

— У тебя могут быть неприятности.

— Теперь пусть будут…

Я поднялся со своей скамейки. Прошелся по дорожке. Как несправедливо устроена жизнь, думал я. Вы больше всего хотите видеть друг друга — и никогда не увидите.

Нет, не так. Я не увижу, как она улыбается, когда видит меня.

— Можно к тебе приехать завтра? — спросил я.

Таня что-то сказала очень тихо, я не расслышал. Еще один скейтер разбежался, набрал скорость, взмахнул руками и вскочил на гранитный парапет. Прокатился и спрыгнул.

— Таня, — позвал я.

— Ты мне очень нравишься, — повторила она. — Если это тебе не нужно, прости. Я отключаюсь.

* * *

— Как же я соскучилась по тебе, друг мой Сириус, — говорила принцесса Хлоя. — А ты скучал? Скажи, скучал?

Но огромный лев только сопел, жмурился и норовил потереться башкой о ее руку. Льву очень нравилось, когда ему ерошили гриву. Он был молчаливым, этот добряк Сириус, по одной веской причине: он не умел говорить.

Зато многочисленные эльфы и сильфиды болтали без умолку, треща стрекозиными крылышками. «Мы-то, мы-то ждали тебя, принцесса, — уверяли они. — Без тебя здесь холодно, холодно, холодно… тебя не было целую вечность, вечность…»

Иногда Хлоя пыталась понять, что случается с Мечтанией, когда она запирает дверцы шкафа. А что, если кто-то еще бывает здесь? Какая-нибудь другая принцесса? И этой другой принцессе, а не ей, лев Сириус кладет голову на колени?

Думать об этом было неприятно.

За спиной раздался мерный стук копыт, и она оглянулась. Белоснежный единорог выскочил из зарослей и замер в десяти шагах, красуясь. Витой рог на его лбу сиял на солнце, как будто был отлит из золота. А может, так оно и было.