Подозрительно, даже очень. Такая картина мне совершенно не понравилась. Я развеял Знаки, спрятал small wand и позвал Анубиса. Ну-ка, дружок, напрягись.

Я не стал плести полноценную «ловчую сеть», накрывая пространство вокруг себя, а начал выбрасывать длинное эфирное плетение в сторону города. Такому Диего меня не учила, так что пришлось импровизировать. Чем дальше уходили нити, тем тяжелее было контролировать рисунок. Будто держишь длинную гибкую удочку, на конце которой привязана пудовая гиря.

Ко всему прочему я обнаружил у такого плетения одно неудобство. Ощущения от «поисковых усов» приходили с заметным опозданием. Скажем, я увидел, как по забору пробежала кошка, а заметил магическим способом, когда она уже исчезла. Пришлось закрыть глаза и сконцентрироваться только на эфирном плетении.

«Ловчая сеть», наконец, добралась до крайних домов. И опять я никого не обнаружил — ни людей, ни мертвецов. Даже обычных трупов нигде не видно. Света в окнах не было, ставни закрыты, а над печными трубами не вьётся даже лёгкий дымок. Пусто! На всякий случай, я решил заглянуть внутрь одного из домов. Может, там найдётся хоть что-то? Потянувшись одним «поисковым усом», я протиснулся через деревянную стену.

Ёшки-матрёшки! Вот они! В доме плотным строем, как селёдки в бочке, толпились ходячие. Холодные, безразличные, с тупыми лицами, они смотрели на входную дверь и топтались на одном месте. Словно ждали команду, чтобы рвануть наружу. «Поисковый ус» шевельнулся, давая обзор. И тут же в его сторону развернулся десяток мертвецов. Пустые глаза шарили по стене, реагируя на возмущения эфира. Не дожидаясь, когда меня заметят, я резко выдернул «ус».

Потянув за плетение, я непроизвольно покачнулся. Нога соскользнула с обледенелой коры дуба, и я зашатался. Пришлось судорожно хвататься за ветки, ругаясь вполголоса. Чёрт! Ещё чуть-чуть, и сверзился бы с дерева.

Восстановив равновесие и усевшись на развилку, я глянул вниз. Под деревом, задрав голову и вытянув руки перед собой, стоял Киж. Он что, действительно меня ловить собрался? Ой, артист!

Я снова закрыл глаза и восстановил магическое плетение. С предельной осторожностью, стараясь не будоражить эфир, я заглянул ещё в несколько домов. И в каждом обнаружил ходячих, стоящих в засаде. Никаких сомнений не осталось — ловушка, причём именно на меня. Однако хозяин мертвецов сделал выводы после вчерашних поражений и не собирался допустить нас в Касимов.

Распустив эфирные нити, я слез на землю. Киж тотчас появился рядом и накинул мне на плечи шубу.

— Спасибо, — я благодарно кивнул ему. Лазая на верхотуре, я изрядно продрог. — Возвращаемся, Дмитрий Иванович.

— Всё хорошо?

— Боюсь, что нет. В домах засада, несколько сотен ходячих.

Киж прищурился.

— Давайте, я подберусь и подожгу их. А двери подопру, чтобы никто не выбрался.

— Ага, и сожжём весь Касимов. Там сплошные деревянные постройки, полыхать будет так, что из Москвы увидят.

Мёртвый поручик радостно закивал.

— Может, ты ещё петь будешь, как Нерон?

— Кто? — Киж удивлённо моргнул.

— Нерон, древнеримский император. Поджёг Рим и пел о гибели Трои, глядя на пожар.

— Константин Платонович, я же для дела! — искренне возмутился Киж. — А не для развлечения.

— Шучу, Дмитрий Иванович, шучу. Идём назад, надо придумать что-то другое.

* * *

Обсуждение несколько затянулось. Неожиданное предложение Кижа спалить ходячих поддержал Сумароков.

— Касимов, может, и не сгорит весь, — археолог задумчиво выпятил нижнюю губу, — а мы сразу от кучи мертвецов избавимся.

— Возражаю, Василий Петрович. Случись пожар, и ваш первый больной наверняка сбежит и продолжит распространять заразу.

Сумароков тут же уставился на меня пристальным взглядом.

— Вы уверены, что он сейчас в Касимове?

Я кивнул — над городом я заметил проблески яркой синей ауры, какой не было даже у толпы ходячих.

— Ммм… — археолог задумался, раскачиваясь с пятки на носок.

— Можно войти в город с другой стороны, — подал голос седой майор, до сих пор молчавший. — Немного вернуться и поехать через Кауровку. А там есть дорога до Касимовского тракта, по нему мы с запада въедем в город.

Мы с Сумароковым переглянулись и одновременно кивнули. Через десять минут наша компания двинулась в путь.

Деревня Кауровка оказалась пустой. Судя по следам, живых здесь не осталось никого, а все ходячие дружной толпой отправились в сторону Касимова. Хозяин мертвецов старательно стягивал силы со всей округи. То ли против нас, то ли имел какие-то тайные цели.

Дорога к Касимовскому тракту оказалась отвратительной. Сплошные ухабы, рытвины и колдобины. А окружавший дорогу вековой бор пугал жутью — старые кривые сосны, мох свисал с ветвей, в сером зимнем свете чудились подозрительные тени. Хотя после оживших мертвецов такой лес можно считать весёленьким парком для прогулок.

Уже после полудня мы выбрались на пустынный тракт. На перекрёстке, прямо посреди дороги, лежало колесо. Интересно, кто это так спешил из Касимова, что потерял его?

Мы свернули налево и двинулись прямиком на город. Сначала долгий спуск вниз, к мосту через речку Сиверку, затем нудный подъём. Лошади шли медленно — кучер и всадники придерживали животных и механических коней, чтобы не поскользнулись на скользкой снежной корке. Но несмотря на все задержки, мы въехали на окраину Касимова ещё засветло.

С этой стороны дома выглядели победнее. Я раскинул ловчую сеть и не нашёл даже следа ходячих. А вот живых, на удивление, здесь было много — люди сидели по домам и подвалам и даже носа не высовывали наружу. Очень хорошо, значит, город не вымрет, когда мы закончим бороться с эпидемией.

Проехав мимо недостроенной Троицкой церкви, закутанной в леса, мы остановились. Я выбрался из кареты и замер, глядя на собор впереди. Где-то там я ощущал сосредоточение враждебной силы цвета индиго. Будто лазурное облако пульсирует и бурлит впереди.

— Что-то случилось, Константин Платонович? — ко мне подскочил Сумароков.

— Вы чувствуете? Там, справа, за соборной колокольней.

— Ммм…

Археолог прищурился. Лицо у него заострилось, будто он проделывал тяжёлое упражнение.

— Да, что-то такое есть, — хрипло ответил он. — Думаете, это и есть источник эпидемии?

— Угу.

Я махнул рукой, подзывая остальных. Когда к нам подошли Киж, Светлячок и седой майор, я поставил им задачи.

— Наша цель возле собора, Макар Петрович, — обратился я к майору. — Отберите солдат-орков, пожалуйста.

Судя по моим наблюдениям, синяя оспа охотнее поражала людей, любого возраста и пола. А вот орков она трогала нехотя, в основном детей и стариков.

— Возьмёте их и пойдёте со мной и Василием Петровичем, — я повернулся к Кижу. — Бери остальных солдат, Светлячка и прогуляйтесь по улице севернее. Если те ходячие, что сидят в засаде, рванут в нашу сторону, ударите им во фланг.

— Слушаюсь, Константин Платонович.

Минут пять вокруг кипела суета. Майор делил солдат, Киж проверял оружие, Светлячок уводила лошадей подальше, а Сумароков ходил туда-сюда, крайне возбуждённый и нервный. И только я стоял спокойно, глядя на вспухающую синюю ауру. Будто квашня из кадки лезет, рыхлая, липкая, бесформенная. Чувствую, мне придётся замесить это «тесто» и сунуть в огонь. Причём исключительно в одиночку — дара Сумарокова не хватит, а остальные не потянут бороться с источником заразы. Я успокоил дыхание и дал команду выдвигаться.

* * *

Над колокольней собора кружили вороны. Только теперь они каркали, тревожно и зловеще. Я шёл медленно, приказав остальным не торопиться. Здесь, рядом с синей аурой, моя «ловчая сеть» сбоила — постоянно распадалась на волокна и таяла. Мне никак не удавалось точно определить центр синей дряни. Ау! Ну где же ты, дорогуша, покажись!

Стоило свернуть за угол массивного здания, как на ступенях собора я увидел женщину. Она стояла на коленях, сложив руки перед собой и склонив голову. Молится? Её голова была укрыта платком, худые плечи под тонким платьем зябко подрагивали. Живая? Ходячая? На вид не получалось разобрать, и я потянулся к ней «ловчей сетью».

— Чёрт!

Едва приблизившись к женщине, «сеть» вспыхнула синим пламенем.

— Ёшки-матрёшки!

С трудом, разрывая по живому, я отбросил прочь остатки эфирного плетения, прежде чем пламя добралось до меня.

— Константин Платонович! — у Сумарокова перехватило дыхание. — Это она! Она!

Женщина встала и повернулась к нам лицом. Она оказалась совсем молодой, девушкой лет двадцати, не больше. Даже бледная кожа и скорбно сжатый рот не могли испортить хорошенькое личико. А стоило ей поднять на меня взгляд, как мне захотелось перекреститься. Глаза незнакомки были залиты густой синью. Но не живой, как вода или небо, а мёртвой, будто синюшные губы покойника.

— Вы пришли, — голос у неё был надтреснутый, словно больной.

— Софья?

Она страшно зыркнула на меня и сорвалась на крик:

— Не называй меня так! Не называй! Я больше не она!

— А кто же ты, — мягко спросил Сумароков, — дитя?

— Дитя? — она хищно улыбнулась. — Ты ошибаешься. Я — Чума!

Сумароков закашлялся и профессорским тоном ответил: