— Алеференко — хвост! Марков — контроль пилотской кабины. Барсова со мной, спину прикроешь! Аккуратнее там, не туда стрельнем — сгорит все к чертовой матери. Нам тогда спасибо не скажут. На счет три — начали!

Кубарем вкатившиеся в самолет курсанты рассредоточились вдоль борта, держа под прицелом пустой салон. Здесь никого не было, только у задней стены, около двери лежали какие-то мешки и ящики. Секундой позже в самолет запрыгнул майор, и следом за ним неслышно проскользнула девушка.

Тихо… только что-то поскрипывало впереди, там, где сидели пилоты.

— Обстановка! — отрывисто произнес майор, держа на прицеле дверь в пилотскую кабину.

— Чисто! Пасу хвост!

— Чисто!

— Держу дверь в кабину, — произнесла Марина.

— В таком разе — начали… — майор привстал.

Приподнялась с пола и девушка.

Зуммер!

Он донесся со стороны кабины!

На секунду глаза всех присутствующих повернулись в ту сторону.

Бах! Бах! Бах!

В закрытом пространстве самолета выстрелы прогрохотали оглушительно. Витька выронил автомат и ткнулся лицом в пол. Схватился за простреленное плечо Марков.

Появившийся откуда-то сзади, по-видимому, из той самой двери, немец стрелял с частотою пулемета.

В падавшем снаружи колеблющемся отсвете костров и тусклом свете потолочных плафонов было видно, как казавшийся огромным пистолетный ствол медленно перемещается, отслеживая движения Котенка, пытавшейся уйти от неминуемого попадания.

Бах!

Удар в плечо!

Это не пуля — удар сзади!

Кубарем полетев на пол, она успела-таки дважды выстрелить в сторону немца. Увы — безрезультатно. А тот уже наводил свое оружие на Гальченко. Сейчас он выстрелит!

Бах!

Чпок!

Пах!

Пах!

Пистолет немца, наган Котенка и маленький пистолетик в руке майора выстрелили одновременно.

Выронив оружие, немец согнулся пополам. Что-то просипел и сделал несколько шагов вперед.

Пах!

Пах!

Казалось, самолет содрогнулся от падения тяжелого тела. Майор бросил на него быстрый взгляд и рыбкой нырнул в приоткрытую дверь кабины. Через несколько секунд он вышел назад.

— Чисто тут все! Обоих — и пилота, и штурмана — наповал!

— А этот… — Марину колотила нервная дрожь.

— Хвостовой стрелок, надо полагать. Со стороны дома его место не видно, вот и уцелел, не стрелял по нему никто. Тот, что на улице — бортмеханик или выпускающий, в транспортном самолете может быть такой член экипажа. Как ребята?

— Марков ранен. А Витька…

— Черт! Моя вина — не досмотрел! Мало вас учили! Эх! — майор в сердцах двинул кулаком по стенке фюзеляжа. — Это он специально сигнал дал, чтобы все на кабину пилотскую посмотрели. А Витька и купился…

Уже позже, когда убитого Алеференко и раненого Женьку грузили в машину, Котенок подошла к майору.

— Товарищ майор…

— Да? — он обернулся к ней. Лицо Гальченко осунулось, и сейчас было видно, что он не так уж и молод.

— А тогда, в самолете… вы меня оттолкнули. Немец же мог и по вам выстрелить…

— Он и выстрелил, — майор продемонстрировал ей разорванный рукав гимнастерки. — Только не попал.

— Но как же так?! Он ведь вас убить мог!

— Мог. Но не убил.

— Но… почему так? Вы на себя огонь вызвали — зачем? Вы же старше и опытнее нас? Куда более важны и…

— Что делать, Котенок? Не умею я по-другому. Такая уж моя планида, видать — защищать других…


— Кельнер! Еще пива!

— Да, мой господин.

Четвертая кружка… Ладно бы хоть пиво приличное было. Да где его здесь взять? Ведь и у немцев оно тоже далеко не везде одинаково хорошее. Или это я уже к Берлину привык? Так сказать — избаловался? Наверное… А что еще мог себе позволить простой служащий военного министерства, к тому же и не военнообязанный? Пиво, ибо ни на что более существенное скромной зарплаты не хватает. А выглядеть белой вороной среди сослуживцев я отучился уже давно. Точнее — отучили. И правильно сделали, между прочим. Не один такой умник на мелочах погорел, бывали, знаете ли, случаи, да… Мне вот повезло, продержался долго. Но всему приходит конец, вот и сейчас всей спиною ощущается холодок.

Связь… Большинство провалов происходит именно по этим причинам. Но как? Последнее время и так все контакты были сокращены до минимума. Разве что в крайнем случае? Да, вполне вероятно. А то я так бы и сидел, как мышь под веником, никто и не отыскал бы никогда. Видимо, на фронте положение совсем хреновое, раз дали команду на такие действия. Ну, надо думать, им там виднее. Хотя и с моей колокольни тоже кое-что разглядеть можно.

Немцев приперло — и приперло здорово. Уже не так задирают носы бравые военные, не слышно в речах сослуживцев былого оптимизма. Война… третий год уже, это как-то способствует здравому осмыслению происходящего. А грохот разгоняющегося «парового катка» не слышат разве что совсем тугоухие обыватели. Вот для того чтобы подкинуть дровишек в топку этого самого катка, и вспомнило далекое петербургское начальство про скромного письмоводителя. Вспомнило — и озадачило.

Не то чтобы задача была совсем уж невыполнимой. Сделать можно. Только вот с большой вероятностью накрывалась вся легенда о скромном письмоводителе. Скопировать ключи от сейфа — полдела, тем паче, что данную операцию уже удалось провернуть еще в прошлом году. Подвернулась возможность, что ж было делать-то? А вот скопировать документы… это уже вопрос не праздный. И времени на это ушло предостаточно. Вот и не удалось уйти тихо. Наверняка кто-то заметил. И хотя никаких явных улик не было, однако же наблюдение за собою я засек. Причем достаточно профессиональное. Ненавязчивое и очень внимательное. Ясное дело, прямых подозрений против кого-то конкретного у контрразведки нет. А брать за цугундер всех подряд — можно спугнуть истинного виновника всего происшедшего. Вот и смотрят. Пока осторожно и незаметно. Сейчас агенты контрразведки будут наблюдать, кто, когда и с кем выйдет на связь — ведь скопированные документы куда-то же надо девать? Иначе пропадает весь смысл операции. Пусть похищенные данные и являются самыми свежими, но ведь и они имеют, так сказать, срок годности. А перемещать дивизии на фронте, исходя только из предположений тыловиков, никто не станет.

Но уходить надо. Ибо после всего случившегося смысла сидеть здесь и далее — никакого нет. Все, накрылась легенда. Хорошая, надо отдать должное, конструкция была. А ведь кто-то над ней работал, сил небось немерено положил. Вот и продержался я на этом месте так долго…

Делать однако нечего — дал сигнал. Как это, в свое время, и предусматривалось. Мол, задание выполнено, документы получены, обнаружил наблюдение. Прошу срочной эвакуации.

И ответ себя ждать не заставил. Прямо в квартиру письмо подсунули. Как? А бог весть…

Инструкции, несмотря на эзопов язык, были вполне понятными.

Прибыть в этот городок, прийти в пивную, заказать пива и ждать проводника.

Осталось дело за малым — незаметно исчезнуть. А учитывая наружное наблюдение, сделать это было весьма непросто. Пришлось вспомнить старое и, используя давно забытые навыки, лезть в пыли по чердаку. Переползать на соседнюю крышу, тихо переодеваться в чистое платье и быстро топать на вокзал. Удалось ли все сделать тихо?

Пока что хвостов вроде бы не видно. Но, учитывая уровень слежки еще в Берлине, надо думать, что и местные задействуют далеко не вчерашних школьников. Хотя здесь-то их откуда взять?

Поставив кружку на стол, Ролдугин осмотрелся по сторонам. Вечерело, и поэтому в пивной прибавилось посетителей. Прямо у стойки сидела компания юнцов — не иначе, студенты или учащиеся старших классов. Пришли они недавно и вели себя, на удивление, тихо. Совсем рядом с капитаном сидели двое пожилых мужчин — совершенно седые немцы, похоже, что отставные военные. Они негромко переговаривались, рассматривая лежащие перед ними бумаги.

Эти пришли почти одновременно со мною, отметил Ролдугин. Сидят, в бумаги свои зарылись и ничего по сторонам не видят. Наблюдение? Не факт…

Троица молодых парней (странно, что не на фронте, возраст-то вполне подходящий) оккупировала столик в дальнем углу и о чем-то оживленно переговаривалась. Компания вела себя шумно, внимания ни на кого не обращала. Нет, это точно не наблюдение, парни меня и не видят-то толком. Уйду — и не заметят. Не они.

Подтянутый высокий немец. Щеточка усов, бакенбарды. Наглухо застегнутый сюртук, стальной взгляд. Сидит, словно кол проглотил. В глазу монокль поблескивает. Давно уже тут сидит, еще до того, как я появился. Перед ним четыре пустые пивные кружки, пьет, стервец, пятую. Как только еще не лопнул? Хотя пару раз выходил, надо думать, что в туалет. Оттого и сидит спокойно. Офицер? Разве что отставной или по ранению в запасе. Сколько ему? Двадцать пять… или около того. Нет, этот тип тут не по мою душу сидит.

Парочка солдат в углу. Ну да, где-то здесь госпиталь присутствует. А эти двое наверняка из команды выздоравливающих.

Еще какие-то люди входят и выходят, но надолго никто не задерживается.

Так, что-то делать уже пора. Сидеть здесь и дальше? Смысл? Проводник так и не появился. Плохо. Нет никаких шансов, что он до вечера появится здесь. Стало быть, надо уходить самому. Как — вот это уже другой вопрос. Но ничего другого мне не остается. Еще день — и мое отсутствие дома будет обнаружено. И немецкая контрразведка совершенно точно поймет, кого им надобно отловить. Для начала они дадут мои приметы, вполне возможно, что и фото, по вокзалам и погранпостам. Уже с завтрашнего дня меня станут искать весьма плотно и тщательно.