Лучше бы поел…
Ну, кто спит — тот ест! Так, кажется, дед Миша говаривал?
Вот и пос… поедим…
* * *
— Генрих! Ты куда полез?!
— Да тут следы есть… полз кто-то…
— И черт с ним! Раз полз, значит, не может идти. А раз так — и воевать не способен. Пускай себе ползет… подохнет где-нибудь в траве!
— Что же — так его и бросим?
— А зачем нам сдался этот русский? Ну, предположим, ты его найдешь. И что? Потащишь в госпиталь? Чтобы его там лечили? Не смеши меня…
— И то верно… Ладно, пойдем к остальным, там, похоже, тоже дело к концу идет…
* * *
Когда голоса солдат затихли где-то вдали, Алексей впервые вздохнул полной грудью. Пронесло…
Убирая в кобуру пистолет, он мысленно еще раз сам себя похвалил. Кусты эти… И ведь хватило же сил проползти вчера назад — параллельно своим следам. Так, что оба трофейщика, шедшие практически по ним, оказались совсем рядышком — хоть камнем кидай. И их разговор и разбудил Ракутина, позволив тому приготовиться к возможной схватке. Но — пронесло…
«И это хорошо — стало быть, не закончились мои деньки!» — мысленно порадовался он.
Осторожно пошевелился — нет, тело все еще плохо слушалось, хотя какой-то прогресс все же имелся. Стало меньше гудеть в голове. Ну и на том спасибо!
Однако же быстро сюда фашистские трофейщики заявились! И что из этого следует? А то, что раз они прибыли сюда быстро, то и добирались откуда-то не из совсем дальнего уголка И откуда могут ехать трофейщики утром?
Из ППД (пункта постоянной дислокации) — или как там это у немцев зовется? Короче — из своего расположения, оттуда, где спали. А где у нас (да и у немцев, надо думать) трофейщики живут?
Там, где есть возможность эти самые трофеи получить. То есть либо на передовой (или рядом с ней), либо где-то, где таковые вещи могут воспоследовать.
А это если и не фронт, то уж зона ведения боевых действий, однозначно! Немного, значит, мы не дошли…
Чуть вдалеке зафырчал мотор. Немецкая автоколонна готовилась к отъезду. Со своей позиции Алексей не мог всего разглядеть, да и зрение еще не совсем восстановилось после контузии — перед глазами все так и двоилось. Что уж там фрицы делали, все ли они забрали — теперь и не разглядеть. Но другого выхода нет, отсюда еще не скоро удастся уйти, стало быть — будем ждать.
Звук моторов стал выше, пару раз изменил свою тональность — и стал стихать. Уехали…
С полчаса Ракутин пролежал неподвижно, не выдавая себя никаким неосторожным шевелением, потом медленно подполз к краю кустарника и высунул голову.
Насколько он мог разглядеть, на поляне никого больше не было. В смысле — никого живого. Мертвых тел… их хватало. Хоронить немцы никого не стали, только вывернули у погибших бойцов карманы и собрали все оружие. Убитых солдат противника видно не было, но это, надо думать, постарались еще вчерашние фрицы. Уволокли и один из танков — тот, которому сорвало гусеницу. Второй обгорелой головешкой угрюмо возвышался на гребне холма. Люки распахнуты, и никакого дыма над башней не видно. То ли потушили, то ли все уже выгорело…
Задача, стоявшая перед капитаном, была совершенно ясна. Ходить он пока не мог, стало быть, нужно какое-то время отлежаться. Как долго? А кто ж его знает… Хотя то, что голова перестала болеть, кое-какие надежды все-таки внушало. Сегодня — голова, завтра, глядишь, и ноги…
Необходимо было обшарить подбитые автомашины — какие-то вещи там должны были уцелеть. Пополнить запас продовольствия (вообще хоть чего-нибудь отыскать, откровенно говоря), боеприпасов и вооружения.
Кстати, о боеприпасах… Алексей проверил свои карманы. «Браунинг» с четырнадцатью патронами (один — в стволе, по старой привычке). Запасной магазин — это еще тринадцать Картонная коробочка в полевой сумке — итого сорок три выстрела в запасе. Сорок два — одну пулю он решил твердо оставить для себя. Далее… Острый финский нож в кожаных ножнах — память о «зимней войне». Он уже и тут послужить успел… Спички — начатый коробок. Два бинта… откуда два? Один — точно помню, где брал, а второй откуда? Хрен с ними… лишними не станут. Иголка… нитки… носовой платок. И всякая подобная мелочь.
Документы — их подальше убрать! Особенно документы, выданные особистами, — вот подарок-то для немцев будет! Или сжечь их, от греха подальше? Капитан повертел в руках спичечный коробок. Ага… А как к своим выйду, что говорить по этому поводу? Нет уж… повременим пока.
Он еще раз выглянул из кустов. Пусто на полянке, нет здесь живых людей. Ладно… поковыляем.
Уже через несколько метров пути Ракутин натолкнулся на лежащую в траве винтовку-трехлинейку. Затвор был открыт, и в магазине поблескивал патрон. Присев на траву, Алексей осмотрел оружие. Так… в порядке вроде бы все. Три патрона — уже хорошо! А хозяин винтовки где? Рядом никого не оказалось. Ну что ж, дальнобойное оружие (а пока — костыль) теперь имеется.
Передвигаться стало немного легче. По крайней мере, ноги теперь уже не так разъезжались. Доковыляв до первого грузовика, капитан перевел дух.
Ловить тут было решительно нечего — машина сгорела полностью, аж до ободов. Второй грузовик порадовал обгоревшей буханкой хлеба. Сунув ее за пазуху, Алексей побрел дальше. Кое-как он уже приспособился и даже шел более-менее по прямой.
Развязанный вещмешок По траве рассыпан немудреный солдатский припас. Ого — кусочек мыла! И бритва — опасная. Не бог весть что, не Золинген, но все-таки! Пара запасных портянок, тоже пригодятся. Да и буханку есть теперь куда убрать. Обойма патронов к винтовке перекочевала в карман.
Через полтора часа (не забыв подзавести часы) Ракутин смог оценить свой улов. На ремне теперь висели подсумки с патронами, боезапас к винтовке был даже больше положенного. Осмотрев тела погибших (немцы повыворачивали у них карманы, забрав документы и все, что представляло какой-либо интерес), удалось разжиться банкой консервов и несколькими сухарями. Нашлась и фляга с водой, очень кстати. Спички, коробка с папиросами… Хоть и не курим, а вещь это очень даже полезная. Табак — он ведь не только на курево идет…
Вообще — совсем даже не густо. Но для одиночного бойца пока хватит. Пару дней на этом просуществовать можно. К концу своих поисков капитан уже кое-как ковылял — пару раз и без импровизированного костыля обошелся.
Далеко таким макаром, разумеется, не утопать, а уж через линию фронта в подобном состоянии — и подавно перейти не выйдет. Ладно… успеем еще. Пока надо подальше отсюда убраться.
Вот убитых бы похоронить… Но Алексей только вздохнул.
И в лучшее-то время это заняло бы целый день — при условии что немцы не станут мешать. Но вот как раз этого-то никто обещать не мог. Свой танк они не бросят, скоро уже приедет сюда тягач, и прибудут ремонтники. Да и наверняка — не они одни. Пушку тоже заберут — такой трофей не бросят. Максимум что Ракутин смог сделать — это смять прикладом визиры-коллиматоры, испортить механизм наводки, погнув тяги и какие-то там рычажки. Хоть что-то!
А похоронить бойцов уже не успеть. Да и самому уходить пора.
Только далеко уйти так и не удалось — ноги упорно не желали этого делать Пришлось искать укрытие среди густой травы, лезть в овраг (рискуя не вылезти назад) совершенно не хотелось. Да и ушедших бойцов теперь не догнать — небось уже и линию фронта перешли…
Худо-бедно, а километра три пройти удалось, теперь навряд ли станут так далеко искать. Можно и отдохнуть, тем более что ноги настойчиво этого требуют.
А заодно — и поесть. Тоже, надо сказать, занятие полезное. Полбуханки хлеба (начхать, что обгорел — не до углей же?) и полфляги воды — вспомни годы пограничной службы! Небось, когда в секрете сутками сидел — и это за деликатес сходило.
Вещмешок — под голову, винтовку рядом. Можно и поспать. А пистолет сунем за пазуху — так, на всякий случай…
Сон был какой-то дерганый, Ракутин не раз просыпался — весь в поту. То вдруг всплывало перед глазами лицо подстреленного на станции ракетчика, то что-то говорил побелевшими губами Жданович… Словом, поспать вышло плохо, даже хуже, чем в предыдущую ночь.
Так что когда взошло солнце, он был этому даже рад Скорее бы в путь! К фронту!
И, словно подчинившись этому желанию, ноги задвигались быстрее — контузия понемногу проходила. Только вот зрение… некоторые предметы еще оставались двухконтурными.
