— В чём помочь?

Ничего на это не ответив, моя супруга лишь ещё крепче поцеловала меня, после чего со вздохом поднялась и, проведя рукой по моим волосам, с грустью сообщила:

— Мне пора собираться, гонец ждёт. Султан не любит, когда медлят с исполнением его приказов.

Далее были короткие сборы, указания слугам и начальнику дворцовой охраны, в который раз с ненавистью посмотревшему на меня, а затем, выйдя на балкон, я проводил взглядом Ниике верхом на верблюде и в окружении пятёрки вооружённых до зубов воинов султана, что, стоило воротам распахнуться, тут же рванули с места, взяв хороший темп, подняв в воздух песок верблюжьими ногами.

И всё равно мне это не нравилось. Может, тут гонцы так и путешествовали, но почему же мне это казалось скорее конвоем, чем охраной? Конвоем, который увозил к султану мою жену…

Глава 1

Что чувствуешь в абсолютно чуждой тебе среде, когда последняя связующая и хоть как-то примиряющая нить внезапно исчезает? Прогрессирующую паранойю, что же ещё.

Проходя мимо дворцовой стражи, мимо этих замкнутых суровых воинов в доспехах и со здоровенными алебардами в руках, я всё время рефлекторно напрягался, ожидая удара. Постоянно ловил косые взгляды слуг и, конечно же, каждый день натыкался на полные ненависти глаза Калим-бея, что при каждом моём появлении словно невзначай касался ладонью рукояти ятагана.

В первую же ночь без Ниике я дополнительно предупредил слуг, чтоб не вздумали, пока я не проснусь, заходить в комнату. Просто потому, что для убийства меня во сне не обязательно было приближаться к кровати — достаточно просто оказаться в прямой видимости для выстрела из арбалета. Быть нашпигованным стрелами я желанием совершенно не горел, и потому на все двери и проёмы перед сном щедро навесил паутины различных проклятий.

После того, как пару раз вздумавшие проигнорировать моё указание индивиды были найдены обездвиженными подле двери и в весьма бледном виде, остальные поняли, что я предельно серьёзен и шутки тут не шучу.

Далее меня посетила навязчивая мысль, что могут ведь попытаться отравить, раз уж путь прямого силового устранения отпадал. Выбрав одну из слуг — скромную девушку по имени Зульфия, — я обязал её во время приёма пищи сидеть рядом и пробовать все блюда, сообщая мне, какой у них вкус и отличается ли он от того, что она пробовала ранее.

Но даже после этого я выжидал ещё полчаса, интересуясь изменением её самочувствия. Моя паранойя действовала и на неё, с каждым днем делая всё бледнее и зашуганней, отчего через неделю пришлой Зульфию сменить на Зухру.

Затем я понял, что если предполагаемые убийцы погонят впереди себя толпу, что соберёт по пути все мои ловушки, то смогут беспрепятственно добраться до моего тела. После чего я перед сном стал производить обход и расставлять различные проклятья уже в коридорах, запретив ходить ночами теперь и по ним.

Не скажу, что от этого меня стали больше любить. Скорее наоборот. Атмосфера в замке всё накалялась, и в конце концов я удалил стражу из своего крыла дворца, максимально ограничив контакт с подчиненными Калим-бея.

Кое-кто нет-нет да и пробовал проскочить ночью, срезав путь через мои коридоры. Таких я собирал поутру. После чего, сделав внушение, отправлял восвояси, глядя, как они на подгибающихся от слабости ногах по стеночке уползают обратно.

Потом я вспомнил про ниндзя с ассасинами и стал накладывать проклятья ещё и на стены с потолком.

Ныне замок по ночам практически обезлюдевал, становясь мрачной и тёмной глыбой, потому как пользоваться ночью светильниками я тоже запретил, опутав все окна дворца сигнальной магической сетью из опасения, что недруги могут подавать ночью сигналы за стену.

Умом я понимал, что это место всё больше становится похожим на логово какого-то злого колдуна или начинающего тёмного властелина, но сделать с собой ничего не мог — слишком велика была опаска за свою жизнь. Не хотелось, знаете ли, проснуться одним утром и обнаружить, что собственная голова на тумбочке лежит.

Периодически во дворец пытались залетать птицы, но рассчитанные на людей проклятья их просто убивали, и вскоре наш оазис почти затих, перестав будить щебетом и чириканьем по утрам.

А на верхнем этаже и чердаке внезапно облюбовали себе место летучие мыши, которые, как оказалось, прекрасно чувствовали нити паутины моих магических ловушек и умудрялись пролетать через них, нигде не зацепив.

И да, чердак я тоже перекрыл проклятиями наглухо, вспомнив, что у местных есть такое средство передвижения, как ковёр-самолет, и испугавшись десанта на крышу.

А после, неделю на третью, я внезапно понял, что у меня вновь стал расти внутренний резерв. Тот, который, по всеобщему мнению, расти не мог, наглухо перекрытый магией кольца.

Взглянув на закрывающую его металлическую полосу, я лишь в очередной раз почесал затылок. Похоже, действие древнего артефакта оказалось ещё более глубоким, чем я думал.

Вот действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло. Это же в таком разе я, может, и реально смогу сам аватаром когда-нибудь стать, нет?

Воодушевившись этой мыслью, я с удвоенной силой принялся за раскидывание проклятий по дворцу.

В конце концов это привело к тому, что передвигаться по доброй его части безбоязненно мог только я, и это наконец меня немного успокоило. Потому как теперь я мог почти не опасаться за свою жизнь.

Идя по тёмному коридору и автоматически деактивируя попадающиеся на пути ловушки, я не забывал бросать маленькие проклятья в каждую нишу и в любое ответвление на случай, если там решили спрятаться враги.

По углам уже начал скапливаться песок, который нет-нет да и заносило ветром во дворец. Однако пускать уборщиков я тоже боялся, да и снять все ловушки было делом непростым, равно как и восстановить их в прежнем состоянии. Поэтому уборкой я решил пренебречь.

Прислушавшись к тихому урчанию в животе, я кивнул сам себе и, спустившись по широкой лестнице, вышел во двор, где уже ждала меня служанка в накинутой на голову чадре с подносом, полным еды, в руках.

Подозрительно оглядев парочку стражников неподалёку, я приказал:

— Гюльчатай, покажи личико.

Та опустилась, ставя поднос на каменный бортик, и откинула чадру вверх, показывая бледное от страха лицо с лихорадочно блестящими глазами.

Я кивнул, позволяя опустить непрозрачную ткань. Ну а что вы хотели? А вдруг там вовсе не Гюльчатай, а самый что ни на есть Абдулла? Мне неожиданности не нужны.

Взяв еду, служанка покорно пошла вслед за мной, но, посторонившись при входе, я пустил её вперёд, ещё раз бдительно обозрев окрестности. Зайдя следом, тут же восстановил плетение на двери. Сказал нерешительно замершей у подножия лестницы девушке:

— Иди, не бойся, путь я расчистил.

Пока мы шли до спальных покоев, я методично восстанавливал плетения за своей спиной. Пусть было нудно и муторно повторять такую процедуру по три раза на дню, зато не страдала безопасность, что куда важней.

Зайдя внутрь, я дождался, пока служанка расставит блюда на столе, снимет чадру и, опустив взгляд вниз, скромно сядет на краешек подушек.

Зухра, как и Зульфия, не выдержала психологических нагрузок, и ко мне уже третий день подряд приходила эта новая черноволосая девица, безропотно пробуя все блюда и отвечая на вопросы.

Звали её, конечно, не совсем Гюльчатай, но очень похоже, и я, не слишком заморачиваясь с запоминанием, просто переделал на привычный слуху манер, вспомнив культовое “Белое солнце пустыни”.

Девушка не возражала.

— Так, что тут у нас? — присел я чуть поодаль, так, чтобы, если она решит пырнуть меня чем-то острым, ей бы пришлось для этого вставать и тянуться ко мне, теряя время. — А попробуй-ка вот этот плов, — показал я ей пальцем, — вот отсюда, отсюда и отсюда.

Дождавшись, когда служанка покорно возьмёт пальцами из трёх наугад выбранных мною мест в блюде и съест, я быстро, следя за руками девушки, пока она ничего туда не подсыпала, пододвинул плов к себе.

— И компотик отпей, пожалуйста, то есть сорбет. Ага, хорошо.

Так она перепробовала все блюда, и я, дождавшись, когда истечёт положенный срок, принялся с аппетитом всё поглощать.

Посматривая на всё так же неподвижно сидящую Гюльчатай, сполоснул пальцы в чаше с водой, поинтересовался:

— Ну расскажи, что обо мне говорят?

— Ничего, господин, — тихо произнесла та.

— Совсем ничего?

Откинувшись на подушки, я вгляделся в симпатичную девчушку, нервно теребящую пальчиками ткань шаровар.

— Совсем, господин, — ответила она, стараясь не смотреть на меня.

— Странно. Что, никто пока даже не говорил, что я на ужин кушаю девственниц?

Я иронизировал, но девушка внезапно вздрогнула и сжалась.

— Ты что, — от изумления я приподнялся и, придвинувшись ближе, пальцами взял её за подбородок, заставляя взглянуть на меня, — и вправду боишься, что я тебя съем?

Собеседница моя задрожжала ещё сильней, а затем ответила:

— Нет, господин, не этого.

— А чего?

— Говорят, — набравшись толики мужества, начала Гюльчатай, — что вы выпиваете из девушек жизненные силы и молодость, чтобы самому оставаться молодым.