А есть еще у индукции симметричный принцип — дедукция. Вывод частного из общего. Который твое право спрятаться от проблем в толпе таких же страдальцев превращает в обязанность. Все пьют — и ты пей. Все воруют — и ты воруй. Все пешком ходят — а ты почему на машине? Все коротко стригутся — а ты чего патлы отрастил? А главное: все плохо живут, а ты куда полез? Сейчас мы твою частность до общего низведем!

Очень полюбились нашему народу эти два принципа, и бороться с ними тяжело, но можно. Оружие называется «не все». Просто нужно, попав в сети индукции-дедукции, как заклинание повторять: «Не все, не все. Есть примеры — вот страна, где нет коррупции, вот прораб, который не ворует, вот человек, который не болеет». И даже если примеров под рукой нет, вполне можно взять и стать первым. Первым неизменяющим, первым непьющим, первым хорошо живущим, первым исключением, на которое будут ссылаться другие.

Тебя, конечно, после этого, скорее всего, побьют. И на вопрос «за что?» ответят: «А ни за что. Логический парадокс! Ты в нашу индукцию свое исключение совал? Совал. Так скажи спасибо, что не убили». И тут ты поймешь, за что казнили Сократа, — не надо быть слишком логичным. Лучше быть счастливым — это куда полезнее для здоровья.

О любви

Хорошо быть рациональным человеком! Там, где у других эмоции, у тебя мысли. Где другие впадают в панику, ты строишь план действий. С рационалистами приятно поговорить! Они внимательно выслушают, если что непонятно, уточнят: «Что ты имеешь в виду?», а потом дадут исчерпывающий ответ, который начинается с «насколько я могу судить» или «по моим сведениям».

У рационального человека в голове не винегрет из слов, звуков и извилин, а логичный каталог. С таким подходом удобно жить, удобно работать. Рационалисты гордятся своим складом характера. До первого столкновения с кошмарным явлением под названием «любовь».

Все идет хорошо. Рационалист замечает в себе приятный коктейль из гормонов — дофамина, эндорфина, адреналина и серотонина. Не какие-то там бабочки в животе… В животе не водятся насекомые. А вполне конкретные гормоны в крови. Рационалист удовлетворенно фиксирует сексуальное возбуждение — в общем, переживает половодье чувств на свой рациональный лад. А потом слышит вопрос: «Ты меня любишь?»

Люди с винегретом в голове знают, что этот вопрос подразумевает простой ответ. Желательно «да», в крайнем случае «нет». Но рационалист привык отвечать на вопросы серьезно. Поэтому он, не чувствуя подвоха, уточняет: «Что ты имеешь в виду?»

Тут интересный диалог заканчивается, не успев начаться, и у одного из участников сердце разбивается на тысячу осколков — явление, не описанное наукой.

Наш герой любит отвечать на вопросы. Ему только нужно знать, что подразумевается под термином «любишь», каковы критерии любви, желательно в чем-то, что можно померить количественно. Любовь ставит рационалиста в тупик. О ней поют песни, про нее снимают фильмы, но четкого определения нет нигде, кроме вкладышей от жвачки, которые нельзя считать серьезным источником. Словари дают пару объяснений — «глубокая привязанность», «чувство глубокой симпатии». И, желая продолжить диалог и вообще как-то спасти отношения, рационалист находит рыдающую на карнизе одиннадцатого этажа сторону диалога и начинает рассуждать вслух: «Насколько я мог судить, я испытываю к тебе глубокую привязанность, это раз». Плач сменяется воем. «По моим сведениям, я испытываю к тебе глубокую симпатию, это два». В ответ безутешный участник дискуссии совершает нелогичный вывод: «Все понятно, ты меня не любишь», слезает с карниза, собирает вещи и хлопает дверью.

И так происходит каждый раз, пока рационалист не начинает думать про себя, что он либо тупой, либо у него шизоидная холодность.

Сколько невинных рациональных душ раздавило катком: «Ты меня любишь?»! Окружающие жонглируют этой непонятной черной дырой — влюбляются, разлюбляют, — а они, хорошие спокойные ребята с несколько притупленной эмоциональностью, все силятся понять, о чем вообще речь. Это же ответственное решение — признаться в любви, надо знать точно. Вдруг это не любовь, а страсть? Или увлечение? Или дружба с сексом? Или вообще побочный эффект ноотропила?

Да и неправильно это — самодиагностикой заниматься, тут специалист нужен. А какой?!

Простудился — померил температуру под мышкой. Девушка забеременела — две полосочки на палочке. А любовь — в каком месте что мерить? Где искать полосочки? Как узнать наверняка, что симпатия глубока? Глубина же измеряется в метрах… Хотя при чем здесь вообще глубина?

Потом любовь — это же единственная женщина на свете… Можно вначале всех остальных посмотреть? Остальные три миллиарда?

Так и мучаются люди. Бывают и девочки рационального склада, но в основном на грабли «ты меня любишь?» наступают мальчики.

Друзья! Логики! Все, кто читает инструкции перед тем, как начать пользоваться прибором! Давайте так. Отныне под любовью мы будем подразумевать a) привычку, b) секс, c) симпатию, d) наличие общих детей и e) штамп в паспорте о браке. При наличии хотя бы одного из этих критериев нужно смело говорить: «Я люблю тебя», глядя при этом в глаза. И все. И от вас отстанут. Вы же научились говорить «ты не толстая» без реальной фиксации динамики веса? Ну вот, это то же самое!

Муза

В советское время ведь как было? Вернулся из армии или закончил институт — женись. Потому что в загранку без штампа в паспорте не пустят, в очередь на квартиру не поставят, а впереди мучительная смерть от гастрита. Не то сейчас. Мы так увлеклись улучшением бытовых условий, что доигрались. У мужчин отпала острая необходимость в единственной и неповторимой спутнице жизни.

В сущности, если начать разбираться — зачем молодому успешному мужчине в наше время какая-то жена? Раньше она совмещала в себе кучу функций — теперь за дело взялись профессионалы и бытовая техника. Убираются уборщицы, готовят повара в ресторанах, стирают машинки. Долгие зимние вечера герой нашего времени с диким азартом коротает на работе. Дома его ждут домашние: ноутбук и игровая приставка. Грустить некогда. Все, конечно, спросят: а как же секс? А для секса у нашего молодого успешного мужчины всегда есть в телефоне номера жизнелюбивых партнерш, готовых рассчитать свой субботний вечер по формуле «суши — танцы — секс». (О серьезных отношениях речи не идет, это для обоих антропология — познание людей.) Иногда такой спортивный подход приносит неожиданные плоды в виде детей, но и они в отсутствие жилищно-материальных проблем не всегда одаривают мужскую жизнь образом одной-единственной Женщины-Матери-Моих-Детей. Даже такая, некогда святая миссия превратилась в функцию. Эта женщина у меня убирает, с этой я занимаюсь сексом, а эта растит моего ребенка. Всем спасибо.

Лучше всех в контексте сей басни чувствуют себя попрыгуньи-стрекозы, те самые любительницы суши-антропологии. Дамы посерьезнее проявляют озабоченность — «мужик пошел избалованный, эгоист, ничем его не проймешь». И пытаются, пытаются найти подходы, пронять. Больно смотреть, какие страшные усилия прилагает порой женщина, чтобы стать для мужчины кем-то. Чтобы заменить ему что-то. Насилие над собственной внешностью, чтобы стать произведением искусства, которым мужчина захочет украсить свой дом. Насилие над собственным мозгом, чтобы стать идеальным собеседником. Усердное оттачивание сексуальной техники, чтобы заменить ему всех женщин мира. (Хорошо хоть никто не учится готовить, чтобы стать идеальной домохозяйкой, — это уж совсем тупиковый путь.) Но тщетно. Красота, интеллект, страсть — их никогда не бывает достаточно, и, с удовольствием приникнув к одному источнику этих благ, наш подлый эгоист тут же готов переключиться на другой. Чем больше вокруг произведений искусства, собеседников и секс-богинь, тем лучше.

И есть только одна роль, исполнительница которой позарез нужна каждому мужчине в строго единственном экземпляре. Роль, о которой эмансипированные дамы совершенно позабыли. Ее не сыграют ни друг, ни подружка, ни ребенок, ни родитель. Она не под силу ни стиральной машине, ни французскому шеф-повару.

Роль музы.

Муза! Ей необязательно быть красавицей. Приковывать всеобщее внимание, искриться обаянием, вызывать зависть конкуренток — это не ее стихия. К музе вообще не применимы пошлые земные критерии оценки на вид, на слух, на ощупь и на запах. Она — полунебесное создание с лирой наперевес, и у нее одна задача — верить. Верить в своего поэта, который в наше время может, в частности, быть бизнесменом, юристом, летчиком или врачом. Любой из них, сколько бы женщин ни функционировало вокруг, нуждается в источнике веры в себя. Любой мужчина, у которого есть Дело (а Дело есть у любого стоящего мужчины), должен периодически получать извне порцию советов, критических и подбадривающих реплик, каким бы успешным он ни выглядел. Не просто: «Ну как там у тебя на работе? О! Молодец! А куда мы сегодня пойдем есть суши?», а полноценное определение координат на мужском пути от подростковых комплексов до воплощения заветных амбиций. Что такое успех в глазах завистливых коллег и меркантильных подружек по сравнению с успехом в глазах музы, которая верит в тебя бескорыстно? Суета. Муза вдохновляет на подвиги, пинает под зад и вынимает из огня рукописи бизнес-планов. Именно ей, музе, хочется хвастаться, хочется снова и снова доказывать, какой ты молодец. И, что особенно важно, ценность музы для поэта со временем накапливается. Чем дольше она в тебя верит, тем забористее звучат струны ее лиры.