И так по всей длине строя.
А вороги всё прибывают. На поляне уже черным-черно. Лезут, спотыкаясь о собственных покойников. Сейчас бы точно строй продавили…
Но — поздно. Теперь перед ними барьер — из своих же, убитых и покалеченных, стонущих, вопящих…
Сергей выпустил последнюю стрелу, закрыл колчан, бросил лук в налуч.
Подумал: «Сейчас обходить начнут». И снова взялся за рог. Сигнал: «Все в круг!» Надеюсь, Развай сообразит.
Сообразил.
Вторая линия выдвинулась вперед, включившись в рукопашную, а первая рассредоточилась, заняв круговую оборону.
Но нападающие продолжали переть в лоб и перли, пока лобовая атака окончательно не захлебнулась. Перед строем дружинников образовалась баррикада из тел в пятьдесят метров длиной, метра два шириной и почти полтора метра в высоту.
Дружинников из строя вышло семеро. Все — с ранениями рук и ног. Ими тут же занялась Сладислава — под прикрытием щитов.
Духарев старался высмотреть, что происходит среди противников. Какая-то суета… Но обстрел прекратился.
— Не стрелять! — раздался приказ Развая.
Правильная тема. Стрелы надо беречь. Что же всё-таки это за напасть такая? Судя по подготовке — смерды. Зачем им нападать на воинов? Это ж самоубийство. Да и смерд просто так на смерть не пойдет. Он к этому непривычен. Значит, что-то его подвигло? А может, не знали, что имеют дело с воинами? Или никогда не сталкивались? Это же так просто: их меньше сотни, а нас целая тысяча. Зипунами закидаем. Могли бы и закидать. Если по уму. Но если по уму — так не полезли бы.
Пауза затянулась. Надо что-то предпринять. Перехватить инициативу…
— Дай-ка мне свой щит, — попросил Духарев. — Нет, лучше факел мне зажгите и ветку дайте какую-нибудь зеленую. Вон нарубленный лапник, оттуда возьмите.
Так, с еловой веткой в одной руке и факелом в другой Сергей взобрался на одни из саней и призывно замахал огнем.
«Начнут стрелять — успею спрыгнуть», — подумал он. Но лучше обойтись. Прыгать с высоты ему нежелательно. Так в один голос утверждали и парс, и Сладислава. Хотя какая тут высота. Полсажени.
— Я — воевода киевский Серегей! — закричал он, не жалея наработанного в битвах командирского голоса. — А вы кто такие?
Услышали. И стрелять не стали.
Из общей кучи выдвинулись трое. Показали открытые ладони. Один поманил: зачем, мол, орать? Иди к нам.
Духарев слез с саней, опершись на подставленные руки гридня, и двинулся к переговорщикам.
Гридь раздвинулась, пропуская.
— Мы бдим, батька, — негромко сказал ему Развай.
Кто бы сомневался? Сейчас десятка три лучников держат под прицелом и переговорщиков, и вооруженную толпу. Войском такое сборище назвать — язык не поворачивался.
Троица выглядела солидно: во-первых, доспешные. Во-вторых, кряжистые. В-третьих, в себе уверенные.
— Ну так кто же вы такие? — повторил вопрос Духарев.
— Я — Калас, боевой вождь рода Ивицы, — пробасил тот, что стоял в центре.
— Щитобой, боевой вождь рода Серой Цапли.
— Лисянин, боевой вождь рода Медведя.
— Надо же, — усмехнулся Духарев. — Род Медведя, а сам — Лисянин. Нескладно получается.
— Нескладно, да ладно, — проворчал Лисянин. — Говори, чужак, зачем в наш лес пришел?
— Дорога — общая, — заметил Духарев. — Да и лес — ваш ли?
— Наш-наш! — заверил Щитобой. — Не сомневайся, седоусый!
— И дорогой нас не пеняй! — подал голос Калас. — На дороге мы тебя не тронули. Мы не разбойники.
— Это уж как князь решит, — сказал Духарев.
— Какой еще князь? — воскликнул Щитобой. — Ваш, что ли, киевский? Так он на полюдье уехал! О том всем ведомо!
— Почему ж киевский? Ваш, уличский. Князь Артём.
Трое переглянулись.
Потом Калас сказал:
— Он не наш князь и о том знает. Он в наши леса не суется. По Дикому Полю бегает, печенегов бьет.
— А не бил бы — они б к вам прибежали.
Все трое разом заухмылялись. Реплика воеводы их позабавила.
— Глупости говоришь, — заявил Лисянин. — Что степнякам в лесу делать? Они меж двух осин заплутают!
— Ты слова-то выбирай, лис медвежий! — строго сказал Духарев. — Нет уважения к званию моему, так хоть к годам поимей!
Лисянин малость смутился. Не принято у родовичей старшим хамить.
— Печенег, может, и заплутает, — продолжал Духарев. — А вот князь Артём — вряд ли. Он вятичей уму-разуму учил, а ваши леса в сравнении с их чащами — кустики чахлые. Так что зря вы, военные вожди, — Духарев выделил слово иронией, — на настоящих воев исполчились. Только людей зря губите, — он сделал красноречивый жест в сторону «баррикады». — А у них ведь и жены были, и детишки. Сиротами остались.
— Род прокормит, — буркнул Калас, но Духарев не обратил на его реплику внимания:
— А может, вас подбил кто?
Троица вновь переглянулась. Но разобрать выражение лиц Духарев не смог. Темновато.
— Ладно, — сказал он. — Говорите, что хотите от меня, или покончим с болтовней и за дело возьмемся.
— За какое дело? — спросил Щитобой.
— Воинское дело, военный вождь! Воинское! Вы будете лезть, а мы вас — бить.
— Рука-то не устанет? — едко осведомился Лисянин.
— А мы привычные, — усмехнулся Духарев. — Нам с утра до ночи биться — как тебе землю пахать.
— Я не пахарь! — рассердился Лисянин. — Мы, род Медведя, все охотники!
— Ну извини. Тогда как силки на зайцев ставить, чтоб тебе понятней было. Так чего хотите?
— Мы вас пропустим, — после небольшой паузы заявил Калас. — Товары можете с собой забрать. Только оружие оставьте. Поедешь к своему князю, воевода, и скажешь ему, что дани мы больше не платим. И оборонять нас не надо — сами оборонимся!
— Смешной ты человек, военный вождь Калас! — сказал Духарев. — Так мы тебе свое оружие и оставили!
— Если ты боишься, воевода, то зря! — сурово сказал Калас. — Хочешь, пред богами клятву дам, что никого из вас не тронем и ничего не возьмем? Мы не разбойники!
— Я боюсь? — демонстративно удивился Сергей. — Это вы — бойтесь! А уходить нам — не к спеху. Припасов хватает, погода хорошая. Заодно стрелы ваши пособираем. Но тоже, обещаю, вернем. Все до единой!
— Пока вы говорили, батька, они увели наших лошадей!
Это было первое, что сообщил Развай, когда Сергей вернулся в лагерь. Духарев кивнул. Этого следовало ожидать.
— Как же мы — без них? — огорчился Мелентий, когда Сергей перевел ему эту новость. — Надо было их в лагерь забрать!
— И получить кроме врага еще сотню взбесившихся коней? — поинтересовался воевода.
— Почему — взбесившихся?
— А потому, что, когда в коня попадает стрела, ему это не нравится. Ты не знал?
Ромей смутился. Потом спросил:
— И что мы теперь будем делать?
— Ждать.
И ушел к Сладиславе: узнать, как там раненые?
Положение на самом деле было хуже, чем Сергей Иванович нарисовал уличам.
Пищи у них было — дней на пять. В пути главную часть рациона составляли не припасы, а добытая гриднями-охотниками свежатина. Но это еще полбеды. Овес, припасенный для лошадей, тоже можно кушать. Хуже, что почти совсем не осталось дров. А вокруг все же зима. Пусть не лютый, но вполне ощутимый морозец. Гридь-то переживет, а вот раненых надо держать в тепле. И пищу варить…
Ничего! Что-нибудь придумаем. Сергей вспомнил, как во время осады Доростола они сделали лихую вылазку и захватили обоз ромеев. Почему бы и здесь не повторить тот же вариант?
Сергей вызвал Развая и велел посчитать припасы, учитывая и овес для коней. Гридь разбить на смены по десять человек и бдить непрерывно по всему периметру. Уличей вокруг скопилось — видимо-невидимо. В любой момент могут попереть в атаку, наплевав на потери. Тем более что в какую-нибудь из мужицких голов может прийти дельная мысль, что киевлян выпускать ни в коем случае нельзя. Узнает князь: хоть киевский, хоть уличский, — накажет беспощадно. Или они совсем страх потеряли?
Одно хорошо: по зимнему времени трупы не смердят.
Утром от уличей пришел переговорщик. Просил дать похоронить убитых.
— Вороны похоронят! — ответил ему Развай. — Убирайся!
И вбил стрелу ему под ноги. Стрел можно было не жалеть. Собрали почти три тысячи. Каждому гридню — по полному колчану.
Переговорщик убежал.
Днем уличи устроили шоу. Из леса на опушку выбрались три колоритных персонажа: в шапках с висюльками, с посохами и прочими атрибутами духовного звания. Жрецы. Выбрались — и принялись колдовать.
Гридь забеспокоилась. Большинство были язычниками.
Духарев решил провести разъяснительную работу:
— Бог наш воинский — Перун! — заявил он. — Думаете, он не защитит вас от каких-то смердьих божков? И вообще, не нравится, как они пляшут, так сделайте чтоб не плясали! Заодно поглядите, спасут ли их боги от добрых стрел.
— Но ведь убитый колдун опасней живого, — неуверенно произнес кто-то из дружинников. — Будет ходить по ночам, удачу красть.
— Так ты не убивай, — посоветовал Духарев. — Стрела в ляжку — и делу конец.
Гридни сразу повеселели. Похватались за луки.
— Не все! — Рявкнул Развай. — Сам выберу!
Отобрал пяток стрелков получше и послал на огневой рубеж.