Взяли нас с Вандой тепленькими. Прямо посреди любовных игр. Моя оплошность. Я уже настолько привык к безопасности, что недопустимо расслабился.

Церемониться со мной не стали. Один тихонько откинул полог, второй тихонько замахнулся и метнул копье. Прямо в мою широкую спину. Бросок был хорош, мишень — тоже. Не будь мои косточки генетически модифицированы до крепости бараньего рога, лопатку пробило бы насквозь — и моему сердечку конец. Аналогичный результат был бы, будь наконечник не из обсидиана, а из металла местных денег.

Но хрупкий обсидиан при ударе расслоился, наконечник скользнул по кости, и копье застряло в закаменевшей мышце.

Тем не менее мало мне не показалось. Болевой шок, много крови, пронзительный визг Ванды…

Злодеи (их было четверо) ворвались в хижину в полной уверенности, что дело сделано.

Один из них пинком сбросил меня на пол и вознамерился попользоваться Вандой. Другие кинулись наперегонки обшаривать мои вещи.

Сексуальная озабоченность и несвоевременная жадность сыграли с налетчиками дурную шутку. Им следовало немножко повременить и перерезать мне горло в те мгновения, когда я, беспомощный, валялся на травке. Но они подарили мне несколько секунд, я вынырнул из шока…

Еще через несколько секунд все было кончено.

Я слабо понимал, что делаю. Скорее, в те мгновения действовал не я, а мой натренированный на поражение организм. Организм же, понимая, что ему осталось немногим больше минуты (потом потеря крови и тяжелая рана возьмут свое), сделал все быстро и эффективно.

Слишком эффективно.

Души четверых разбойников покинули тела. Слабенькая связь с Сущим оборвалась, накрыв меня «откатом», поглотившим последний резерв сил и швырнувшим меня обратно в беспамятство.

Когда в хижину, несколько минут спустя, явились местные жители (к коим принадлежали, как выяснилось позже, и четверо покойных), их глазам предстала замечательная картина кровавого побоища, валяющийся в отключке победитель и истошно верещащая Ванда.

Тут бы мне и конец.

Добить меня было проще, чем раздавить червяка.

И аборигены непременно бы это сделали, потому что очень сильно обиделись за родственников.

Меня спасла вовремя появившаяся Лакомка. Очень сердитая Лакомка.

И трупов стало впятеро больше. Невозможно представить, на что способна модифицированная пантера, пока не увидишь это собственными глазами.

Ванда, которая видела, — поседела. Правда, выяснилось это позже. Когда сошла краска с волос.

К счастью, в хижине и около нее были одни мужчины.

К счастью, у моей пантеры была остро развита интуиция. Вернее, звериное чутье. Задержись мы в поселке хотя бы на час…

Но мы не задержались. Моей заслуги в этом не было. Подгоняемая Лакомкой Ванда быстренько собрала наши вещи. Совместными усилиями стодесятикилограммовый мешок, в который превратился великолепный Мастер Исхода, кое-как взгромоздили на спину Мишке. Туда же отправилась Ванда, в задачу которой входило следить, чтобы я не сверзился наземь.

И мы побежали.

Не знаю, кто надоумил Лакомку. Не исключено, что, однажды побывав под властью Маххаим, она научилась чуять их за километры. Ничем другим я не могу объяснить то, что бежали мы не просто так, а сложнейшим маршрутом, путая и пряча следы.

Лакомка вела нас — и у нее получилось. Когда я очнулся, врагов поблизости не было. Даже увязавшегося за нами грифа отогнала Марфа. Ванда по собственному почину очистила мою рану, обработала ее как умела (главным дезинфицирующим средством выступала слюна Лакомки) и перевязала. Основам медицины учат всех Уходящих.

Я провалялся в беспамятстве около суток. Когда очнулся — опечалился. Уже наметившийся контакт с моими зверушками начисто пропал. Я опять был «глух».

Когда я пришел в себя, Ванда заплакала. Она очень боялась, что я умру. Рана выглядела ужасно. В рваном разрезе длиной в ладонь пузырилась желто-белая слизь, а жар от нее чувствовался на расстоянии нескольких сантиметров.

Но на самом же деле всё было не так плохо. Это работали мои лейко— и прочие циты. Они вовсю трудились, убирая лишнее (в том числе чешуйки обсидиана, которые упустили ноготки Ванды) и сращивая разорванное. Легкое было не задето, лопатка не хрустнула. С остальным мой обученный на физиологическом уровне организм справлялся быстро. Даже сломанную ногу я срастил бы за пять-шесть дней. Я выжил бы даже с пробитым легким, если второе было бы в целости. Вот рана в сердце — да, это меня бы убило.

Ванда напоила меня родниковой водой, принесенной в бамбуковом стволе, а Лакомка накормила чьей-то сырой печенкой, принесенной в зубах. Печенка была еще теплой и по вкусу напоминала свиную. Я опасался, что она может быть человеческой, но Ванда меня успокоила. Лакомка еще вчера поймала какую-то местную свинку, переломала ей ноги и оставила в качестве живого запаса пищи. Ванда ужасалась ее жестокости, но это была глупая жалость. Всё равно что обвинять человека, отбивающего мясо, прежде чем его поджарить. Лакомка знала, что мне понадобится, когда я очнусь.

Через два дня я встал на ноги. Через пять — окреп достаточно, чтобы отправиться в путь на Мишкиной спине.

Недалеко. Примерно в десяти километрах располагалась лесная деревенька.

Там мы с Вандой провели две недели, пока моя рана не зажила окончательно.

Ее жители были сущими дикарями. Типичное племя первобытных охотников-собирателей. К нам они отнеслись радушно. Лакомка с Мишкой в селении не показывались, но аборигены их, несомненно, видели (по крайней мере — следы) и — по сути дела обоснованно — посчитали нас с Вандой то ли колдунами, то ли лесными духами. Их шаманка, скрюченная, как древесный корень, беззубая бабка, «просканировала» нас и вынесла положительный вердикт. Мы не враги. Очень умная бабулька. Обижать нас было небезопасно.

Глава двадцать седьмая

Насыщенная жизнь первобытного общества

Через две недели я обследовал собственный организм и решил, что пора двигаться.

Но Ванда неожиданно воспротивилась.

— Скажи мне, Володя, куда мы все время бежим? А главное — зачем?

— Не понял? — удивился я. — Что значит — куда и зачем?

— То и значит. Почему бы нам не остаться здесь, с этими милыми дикарями? Они нас уважают. С твоими животными (меня покоробило, но — смолчал!) мы здесь в полной безопасности. Почему бы не подождать, пока твои способности восстановятся, а потом убраться с этой планеты?

— Куда именно? — поинтересовался я.

— Как — куда? — теперь удивилась Ванда. — Домой, конечно! Ты же — Мастер Исхода!

— А как же ваша колония? Люди, с которыми ты ушла в Исход? Что будет с ними?

— Откуда я знаю? — Ванда пожала шоколадными плечиками. — Наверняка большинства уже нет в живых, а остальные… Интересно, как ты их найдешь? Ты и на меня-то наткнулся случайно. Чистое везение, что нам удалось сбежать. Второй раз такое уже не получится. В конце концов, почему мы должны о них заботиться? Они взрослые люди и сами выбрали свою судьбу, когда ушли в Исход.

— Может, и так, — не стал я спорить. — Но ты забыла, зачем пришел на эту Землю я. Мой долг — помочь колонии. И разобраться, как и почему погиб ваш Пророк.

— Мальчик мой, — выпятив нижнюю губу надменно произнесла Ванда, — что ты знаешь о долге?

Надо же! Всего две недели в покое и относительной безопасности — и у нас уже такое самомнение.

— Девочка моя, скажи, пожалуйста, сколько лет тебе было, когда ты ушла в Исход? — осведомился я.

— Достаточно, чтобы разбираться в жизни получше тебя!

Ух ты, какие мы важные!

— Жаль, что у меня нет зеркала, — я усмехнулся.

— При чем тут зеркало?

— Чтобы ты увидела свою юную мордашку и вспомнила, что внешность может быть обманчива. Угадай, моя прелесть, сколько Земель должен сменить Мастер Исхода, прежде чем ему предложат дело вроде моего? Так что насчет опыта ты ошибаешься. Но у тебя есть полное право не следовать за мной. Ты — взрослый человек, а я не твой Пророк. Хочешь остаться здесь, с этими милыми дикарями — оставайся. Хотя должен тебя предупредить: когда я с моими животными покину это безопасное место, его обитатели могут показаться тебе далеко не такими милыми. Если ты обратила внимание, бездельников среди них нет. И вряд ли они станут тебя кормить задаром. Убить они тебя, конечно, не убьют, но замуж выдадут, это точно. Скорее всего — за сына здешнего вождя. По-моему, ты ему приглянулась. Да и он тебе, как мне кажется, не противен.

— Симпатичный мальчик, — согласилась Ванда. — А ты что, ревнуешь? Вот уж не думала, что у нас с тобой романтические отношения.

— Никакой романтики, — подтвердил я. — Исключительно оздоровительный секс.

— Ты не обижайся, — Ванда положила руки мне на плечи, заглянула в глаза, заплескала ресницами, сделала губки бантиком. — Ты очень хороший. И в сексе, и вообще…

— Ты — тоже, — сказал я и погладил ее по голове. — Но если у тебя нет желания провести свою вторую жизнь среди этих милых дикарей, тебе придется пойти со мной. Потому что выбора у тебя нет.

— Как нет? — Она даже отстранилась. — А Исход? Ты же Мастер? Насколько я знаю, тебе требуется около двух лет, чтобы восстановить свои силы, но два года вполне можно пожить и здесь.

— Можно, — согласился я. — Допустим, ты меня убедила. Мы остались здесь на два года. А потом?

— Потом мы вернемся домой, я же сказала!

— Потом я вернусь домой, — поправил я свою многоопытную подружку. — А ты останешься здесь.

— Почему? Неужели ты меня бросишь? — возмутилась Ванда.

— Нет, это ты меня бросишь.

Некоторое время я с удовольствием наблюдал за ее ошарашенным личиком, потом великодушно пояснил:

— Я — Мастер. Но не Пророк. По крайней мере — не твой Пророк. И увести тебя в Исход я не смогу.

— Почему ты так решил?

— Потому что, будь я твоим Пророком, ты бы ни на секунду не усомнилась в том, что все, что я делаю, — правильно. Или ты забыла, как ушла вместе с Шу Дамом? Так попробуй вспомнить.

Ванда задумалась… Потом нехотя кивнула:

— Ты, наверное, прав. Шу Дам — особенный, он такой…

— Он был таким, — жестко произнес я. — Теперь он, скорее всего, мертв (нет смысла скрывать очевидное), а я — не он. Поэтому тебе стоит привыкнуть к тому, что домой ты не вернешься. Никогда.

Алые губки молоденькой девушки задрожали… Но под внешностью юной красотки скрывалась матерая, битая жизнью тетка. Она справилась.

— Ты уверен, что наш Пророк мертв? — тусклым голосом спросила Ванда.

— Теперь — да, — пришлось соврать мне. — Будь он жив, я бы это почувствовал. Ну так что ты решила?

Больше она не колебалась:

— Я пойду за тобой, куда ты скажешь. И буду делать всё, что ты скажешь. Я буду очень стараться — и тогда, может быть, ты станешь моим Пророком.

«Это вряд ли», — подумал я.

Если бы Любовь или Веру можно было обрести одним лишь правильным и разумным поведением, насколько лучше стал бы мир. Но разочаровывать подружку не стал. В конце концов, на этой Земле она — самое близкое мне существо. После моих зверей, разумеется.

* * *

Это была одна из тех тварей, которых я условно окрестил «львами». Черногривые бестии, покрупнее моей Лакомки. В отличие от львов, которые водились в степных районах Центральной Сибири, эти звери жили не «гаремами», в одиночку или парами. В данном случае это была пара. Самец и самка. Как потом выяснилось, самцу не повезло. Он серьезно поранил заднюю лапу. А у самки как раз образовалось несколько детенышей. Живности в джунглях полно, вот только вся эта живность совсем не хочет быть съеденной, а прокормить в одиночку аж три (детенышей можно считать совокупно в одну единицу) желудка самке было непросто. Надо полагать, с голодухи хищница пошла на криминал: ворвалась ночью в деревеньку, разворотила тростниковую стенку одной из хижин и унесла женщину. На следующую ночь история повторилась. На сей раз жертвой стал паренек лет двенадцати, причем произошло это буквально в двадцати шагах — в соседней хижине. Однако, когда я, отреагировав на вопли и рычание, кинулся на помощь, четвероногой убийцы и след простыл. Может, и к лучшему. С почти игрушечным копьецом бросаться в одиночку на двухсоткилограммового хищника — верный способ угодить к нему на обед.

Я знал, на что способна Лакомка. А эта тварь ей мало чем уступала. Во второй хижине было семеро мужчин. Двое из них умерли на рассвете, третьего местная шаманка обещала спасти. Остальные просто не успели поучаствовать в драке.

Утром все боеспособные мужчины селения (числом тридцать два человека) вооружились и отправились мстить. Вернулось двадцать девять. Трое остались у логова хищников. Их задавил внезапно возникший за спинами охотников лев. Поврежденная лапа мешала ему охотиться, но убивать он мог и оставшимися. Трое погибли, остальные бежали. Одним из троих оказался тот симпатичный юноша, который заглядывался на Ванду.

В деревне наступил траур. Даже то, что в следующую ночь хищница не появилась, никого не обмануло.

Племя нашло крайнюю. Старенькую шаманку. Вождь, здоровенный детина (там, у логова, он первым бросился наутек, несмотря на то что один из погибших был его сыном), почуял, что его авторитет пошатнулся, и объявил, что это не звери, а злые духи, потому биться с ними невозможно. А контакт с духами — это по части бабушки-шаманки. Еще этот гад недвусмысленно намекнул, что причина недовольства духов — мы с Вандой.

У меня было большое искушение набить ему морду, но проблему это не решало.

Честно говоря, этих людей было жалко. Львица теперь будет приходить регулярно. Пока не съест всех. Обычно хищники с людьми не связываются. Но как только выясняется, что человек — очень легкая добыча, ситуация резко изменяется. По уму, всем жителям деревни следовало сниматься с насиженного места и уходить куда-нибудь подальше. Но покинуть «свою» территорию им было непросто. А тут еще вождь заявил, что кушают их «злые духи». От гнева духов бежать бесполезно. Их следует умилостивить. Как — вопрос шаманки.

Это было не мое дело. Разумнее всего для меня было покинуть деревню. Тем более, я все равно собирался уходить. Но — совесть! Они приняли нас, кормили-поили, выделили лучшую хижину…

— Я избавлю вас от беды, — пообещал я аборигенам. — Но придется делать то, что я скажу.

Вождь попытался что-то вякнуть — почуял, что я покушаюсь на его власть, но общественность его не поддержала. И бабка-шаманка высказалась в мою пользу. Куда бы она делась. Доплющивать вождя я не стал. Здоровеный бык, пригодится.

Для начала я произвел разведку. Сбегал к логову.

Найти его было несложно. Мишка отлично «держит» след.

Место львы выбрали качественное. Непролазные заросли в самой чаще. В зарослях условная тропа, достаточная, чтобы я мог пройти пригнувшись.

По тропе этой ходили только львы. Неудачливых охотников мы обнаружили на подходе. Их тщательно обглоданные останки лежали поблизости.

Наше появление не осталось незамеченным.

Приветственная делегация появилась незамедлительно. Первым — лев. За ним — подружка.

Лев заметно прихрамывал на заднюю лапу. Львица чувствовала себя неплохо. Брюхо туго набито плотью бедняг-охотников. Сосцы отвисали: как я и думал, у нее были детеныши.

Лев держался храбро. Рычал, грозно махал лапой. В драку не лез.

Мишка стоял спокойно. Даже не скалился. Он был минимум вдвое крупнее льва. Мы с Лакомкой на его фоне просто терялись, хотя Лакомка была ничуть не меньше львицы.

Я не сомневался, что моя пантера с ней справится. А уж льва Мишка задавит точно.

Но в такой драке мои зверушки (не говоря уже обо мне) могут получить серьезные раны…

Мы отступили.

Прежде чем пустить в дело мускулы, человеку, если есть такая возможность, следует использовать мозг.

Первым делом я велел организовать наблюдательные пункты. На деревьях. Эти звери и сами неплохо лазали, но изрядный вес накладывал свои ограничения: не всякая ветка выдержит два центнера.

Затем я велел наготовить факелов. Нефти в моем распоряжении не было, зато нашлась подходящая смола. Вопреки устоявшемуся мнению, животные не боятся огня, если тот не угрожает им непосредственно. Но получить факелом по морде никому не понравится.

Первые несколько ночей прошли без тревог. Мое доморощенное войско едва не расслабилось. Я не позволил. Вождю, который выступил зачинщиком команды «отбой», я с большим удовольствием набил лицо. Быстро, больно и не травматично. Но — впечатлило. Не ожидал здоровяк от меня такой прыти. Никто не ожидал. Через пару минут вождь очухался. И больше не вякал. Травм он не получил, но больно ему было — о-о-очень! Я умею, когда надо.

Львица появилась на пятую ночь.

Караульщики заметили ее, только когда она выбралась на освещенную местной луной площадку. Но тревогу сторожа подняли вовремя, и через несколько мгновений хищница оказалась в кольце орущих и размахивающих факелами людей.

Львица заметалась в панике. Попыталась броситься на прорыв. Аккурат на меня. Я ее спровоцировал, убрав факел за спину. И получила по сусалам. Чуть-чуть — потому что успела отпрянуть. Но усы я ей подпалил. Если бы в этот момент рядом оказалась команда Меченой Рыбы — тут бы растерявшейся львице и конец. Но лесные жители были подготовлены много хуже охотников за яйцами, и момент был упущен. Львица совершила великолепный прыжок через голову одного из загонщиков и удрала.

А в деревне наступило всеобщее ликование.

Я дал им немного порадоваться, а потом испортил праздник заявлением о том, что до полной победы еще далеко.

Голод — не тетка. Голод — дядька. Причем дядька очень злой.

В том, что львица вернется, я не сомневался ни секунды.

Но у меня была идея.

Яму копали всей деревней. А колья я изготовил сам — из бамбуковых стволов подходящего диаметра.

Теперь нужна была приманка. Домашних животных у деревенских не было. Полдюжины шакалов, болтавшихся около деревни, сойти за домашний скот никак не могли. Но тут как раз один из местных охотников раздобыл обезьяну с детенышем. Обезьяну он убил, а детеныша притащил с собой — в качестве консервов. Детеныш был экспроприирован, накормлен молоком (женским), чтоб не помер раньше времени, и привязан над замаскированной ямой. Чтобы вывести львицу на цель, я использовал тушку свежезабитого грызуна размером с годовалого подсвинка. Это тоже пришлось делать самостоятельно. Никто из деревенских, даже храбрящийся вождь, не рискнул приблизиться к логову.

Впрочем, в отличие от деревенских я мало чем рисковал, потому что со мной прогулялся Мишка.

Пока я занимался общественно полезным делом, вождь попытался посягнуть на Ванду. Наверное, хотел самоутвердиться. На свое счастье, он не рискнул прибегнуть к насилию, а ограничился рекламой, выразившейся в снятии набедренника, демонстрации рабочего инструментария, и словестной агитацией — описанием того, какие хорошие от него, вождя, рождаются детишки.

Получив категорический отказ, вождь немножко удивился (в деревне отказывать ему было не принято) и отбыл, пообещав вернуться ближе к вечеру, когда станет точно известно, что львы меня слопали.

Возвращаться ему не понадобилось. Я сам к нему пришел и устроил герою-любовнику еще одну взбучку. Причем в присутствии его четверых женщин, три из которых тут же выразили готовность переселиться в мою хижину.