Что же я знаю о Маххаим?

Не много. У них есть что-то вроде той силы, что порождается Даром. С ее помощью они подчиняют себе людей и животных, общаются между собой… Еще они невероятно живучи. Живут даже с дыркой в мозгу. И способны залечить такие «травмы», как сломанная шея. Оборотни, одним словом. Зарастить поврежденный спинной мозг наверняка не легче, чем «вывернуть» задом наперед коленные суставы и в течение минуты отрастить пятисантиметровые когти. Если верить аборигенам, принимавшим Лакомку за Маххаим, это превращение может зайти очень далеко. Но я пока воздержусь от такого предположения. Кое-что я видел собственными глазами. Страшный противник. Одно меня утешало. Кажется, я могу сопротивляться их ментальному прессингу. Позорной беспомощности, как во время первой встречи с оборотнем, больше не будет. Надеюсь.

А сейчас надо двигаться дальше. И надо разобраться в том, кто есть кто на этой неправильной планете. Не забывая, само собой, о том, что моя первоочередная задача — помочь колонистам. Хотя, если начистоту, я уже не был уверен, что смогу эту задачу выполнить.

Одно дело — навести порядок в самой колонии, показать, что родная Земля их помнит и даже смерть Пророка — это еще не всеобщая гибель.

Совсем другое — драться в одиночку с непонятной цивилизацией, возглавляемой, судя по всему, смертельно опасной нечеловеческой расой.

Как показала история с бедняжкой Вандой, на помощь самих колонистов рассчитывать не стоит. Скорее наоборот.


Надо будет отправить Марфу на разведку.

Глава двадцать девятая

Я нахожу друга

Чутье меня не обмануло. Город — был. Я ощутил его присутствие километра за три.

Как только мы вышли к берегу реки. Пить из этой реки я бы без острой необходимости точно не стал. Вода в ней заметно пованивала. В тропиках и субтропиках реки редко отличаются чистотой и благовонным ароматом. Но тут был особый, специфический запах. В субтропическом климате (а эту часть планеты можно было смело отнести к таковому) вопрос утилизации человеческих отходов стоит очень остро. Я никогда не забуду, как воняют индийские города на Земле-Исходной. А ведь там есть хоть какая-то канализация. Здесь же в качестве сточного канала, похоже, использовали реку. И не только в качестве сточной канализации. На противоположном берегу (ширина реки была метров сто) пара крокодилов и пяток стервятников совместно утилизировали труп. Человеческий.

Я выбрал дерево повыше и взобрался на вершину. Точно. Километрах в двух джунгли отступали от реки примерно на полкилометра. Вдоль опушки шла желтая дорога, а между дорогой и рекой теснились небольшие круглые хижины. Они стояли в беспорядке, точно грибы. Некоторые — у самой кромки воды. На другом берегу, более крутом, хижин не было, зато стояли какие-то непонятные сооружения. Я прищурился, сконцентрировался и сумел разглядеть, что к жилищам эти штуки отношения не имеют. Похоже, какие-то идолы. Причем немалых размеров — метров по пять высотой.

Судов на реке не было. Что тоже было понятно: русло изобиловало мелями и камнями. На камнях загорали разноразмерные крокодилы. Любую попытку на руках перетащить лодку через мелкое место они наверняка восприняли бы как приглашение к столу.

Я спустился и сообщил своим зверушкам, что собираюсь посетить расположившийся впереди культурный центр.

Мишка и Лакомка выразили крайнее неодобрение, но им пришлось смириться. По моим прикидкам, от этого городишки до предполагаемого места размещения колонистов было километров триста — четыреста. Так что шанс встретить здесь кого-нибудь из «соотечественников» был заметно выше, чем там, где я отыскал Ванду. Вдруг я еще кого— нибудь найду?


Однако я меньше всего предполагал, что этот «кто-нибудь» найдет меня сам.

* * *

Чтобы не привлекать лишнего внимания, я вошел в город в компании. Это было несложно. Подождал в зарослях у дороги, пока мимо меня не проследовал небольшой караван из трех повозок, догнал, завязал беседу с попутчиками. Мужички были небогатые и волокли повозки сами, так что, когда я предложил помощь, ее приняли.

Мужички были здешние. Везли шкурки на обмен. Я представился охотником за динозаврьими яйцами, которому захотелось посмотреть мир. Мужички о такой профессии слыхали. И сразу прониклись ко мне небывалым почтением. И перестали удивляться тому, что я путешествую один. Кстати, откуда у меня такой неординарный пояс? Ах, охотничий трофей! Ну да, ну да. Тому, кто не боится бескрайнего моря и громадных ящеров, опасаться каких-то львов-тигров и нехороших людей — даже как-то неприлично. Да он их — как орешки!

Ящеров мужички видели. У Маххаим.

О последних было сказано с почтительным придыханием. Развивать тему я не стал.

Стравил попутчикам пару баек о Земле Динозавров.

Меня, в свою очередь, попотчевали сказкой о шестируком чудовище, обитающем в реке и повелевающем крокодилами. Натуральное вранье, но мужичков можно оправдать тем, что в мои истории они тоже не поверили.

Из лесу мы вышли лучшими друзьями. Мне поведали о том, где готовят самую вкусную рыбу и дают на время самых сдобных женщин. Об опасностях городка я тоже был предупрежден. Назидательную историю о человеке, который вечером польстился на бесплатную выпивку, а утром проснулся чужой собственностью, мужички повторили трижды. Еще в городке могли избить и ограбить. Правда, мои попутчики полагали, что ко мне это не относится. Вряд ли кто-нибудь рискнет напасть на такого, как я. А если и рискнет, хе-хе, — туда ему и дорога. Может, это будут как раз те нехорошие парни, которые год назад ограбили одного из моих попутчиков.

Таможни в городке не было. Стражи — тоже. Зато был рынок, на котором имелись бодрые молодые парни с такими же топориками, как у Людей Закона на ярмарке у озера.

Поклажа моих попутчиков была проинспектирована и стала чуточку легче. Следует признать, что аппетиты у здешних мытарей были довольно умеренными. На меня и вовсе не обратили внимания.

Пока шкуркоторговцы обустраивались и выкладывали товар, я прошелся по рынку. И почти сразу же обнаружил очень любопытные предметы народного творчества. Матрешки.

Продавец — типичный абориген, заметив интерес, немедленно начал обольщать меня невероятными магическими возможностями игрушек. Мол, если такую приобрести, то мало того что женщины мои будут необычайно плодовиты — по семь детей у каждой, так еще и мои оплодотворительные возможности возрастут пропроционально количеству вложенных одна в другую фигурок.

Матрешки были сделаны довольно топорно, а вот расписаны вполне прилично, так что я ни на секунду не усомнился в их происхождении.

— Я хочу, чтобы их было десять! — Я продемонстрировал растопыренные пальцы. — И чтобы они были потолще. Есть такие?

Таких не оказалось.

Однако продавец угадал во мне серьезного клиента и пообещал, что завтра всё будет.

Дальше — просто. Осталось только проследить, где проживает абориген.

Невысокий тощий парнишка. Черноволосый и смуглый. Встреть я его на дороге, никогда не опознал бы земляка. Сидит себе парень на бревнышке посреди двора и тихонько работает по дереву. Но резал он, что характерно, — тех самых матрешек. Вот и продукция рядом, и заготовки. И пара пацанят местных сидят на корточках, напряженно наблюдают, как из-под резца тянется длинная желтоватая стружка. А резец, между прочим, не из дешевых. Бронза, а не камень.

Вид у паренька был самый что ни на есть аборигенистый, однако я сразу понял, что не ошибся.


Белая птица в сумрачном небе,
Ты была там, где я еще не был,
Ты не боишься ни ветра, ни грома,
Покажи мне дорогу к моему дому.
К светлой земле, о которой не знаю.
К счастью и той, о которой мечтаю.
Что же ты, птица, всё кружишь и кружишь.
Иль в целом свете никто мне не нужен?

Песня была мне незнакома, но это было неважно, потому что пел паренек на чистом русском языке.


Я остановился у символической оградки. Пока я раздумывал, как бы подать ему знак, он уже сам сообразил, что к чему. Один быстрый взгляд, потом еще один — более пристальный. И парнишка снова уткнулся в работу.

— Мы незнакомы, мы незнакомы, — пропел он на тот же мотив, не поднимая головы и продолжая резать чурочку. — Встреча у речки напротив дома. Этой же ночью, как только стемнеет, и помешать нам никто не сумеет.

Такая вот игривая песенка. Разумеется, я пришел.

* * *

— Меня зовут Михаил Михайлович Говорков, — сказал паренек, не поворачивая головы. — Хотя, с учетом сложившихся обстоятельств, можно просто Михал Михалыч.

— Молодец, Михал Михалыч, — похвалил я, присаживаясь рядышком на теплый песок. — Отличный у тебя слух.

— Это не слух. — Белые зубы блеснули в темноте. — Это Дар.

— Вот как, — только и смог выдавить я.

— Совсем маленький, — тут же уточнил мой новый знакомый. — И Школу Одаренных я не заканчивал, так что пользы от моего Дара сейчас немного. Но его хватило, чтобы узнать земляка, — добавил он не без гордости. — Как тебя зовут?

— Владимир.

— Владимир… — он словно покатал мое имя на языке. — Вовка, значит. Ты из разведчиков, верно?

— Ты догадался или опять почувствовал?

— Догадался. Я тебя не помню. А поскольку память на лица у меня отличная, то это может значить только одно: ты нечасто бывал в городке.

— Так и есть, — подтвердил я.

— Кроме того ты жив и свободен, — продолжал Говорков. — Это значит, что в лесу ты не пропадешь. Я вот сбежать так и не рискнул.

— Что помешало? — поинтересовался я. — Боялся не прокормиться?

— Да нет, это как раз ерунда. Сам знаешь: тут манго и бананы прямо в лесу растут, как в Эдемском саду. Да только хищники здесь точно травку не щиплют. И был бы лес нормальный, а то — джунгли. Хотя, как видишь, мне тоже жаловаться не на что. Сыт и пьян. И даже приголублен.

— В каком смысле? — не понял я.

— В прямом. Супруге хозяйской понравился.

— А что хозяин?

— А у них тут с этим просто. Народу, сам видишь, немного. Нормальное обновление генофонда. Так что — не жалуюсь. Другим-то меньше повезло. Кто за оружие схватился, всех тогда перебили. Ты бы точно схватился, сразу видно. Так что тебе здорово повезло, что в ту ночь в городке не был.

— А что было? — спросил я.

— А что ты знаешь?

— Ничего. Ты — второй из колонистов, кого я встретил.

— А кто был первым?

— Ванда. Геолог.

— Ее помню, — кивнул Михал Михалыч. — Беленькая такая. Красивая. И где она сейчас?

— Умерла, — сухо произнес я. — Ее убил оборотень. Местные их Маххаим зовут.

— Черт! — В руках Говоркова хрустнула палочка. — Так они еще и оборотни?

— Что ты о них знаешь? — быстро спросил я.

— Достаточно, — буркнул Михал Михалыч. — Люди для них — как для нас куры. Что мы, что местные. Людоеды проклятые!

— Извини, но хотелось бы поподробнее.

— Это ты извини, Вовка. Потому что говорить мы об этом не будем.

— Почему?

— Потому что тебя там не было.

— Там?

— В городе нашем. Когда они пришли. Ты даже представить не можешь…

— Я многое могу представить, Михал Михалыч, — перебил я. — И я должен знать о наших врагах все.

— Враги! — Говорков махнул рукой. — Глупости говоришь. Это как курице с тигром враждовать. Как…

— Я не курица, — прервал я его. — Надеюсь, ты тоже. Рассказывай.

— Да нечего тут рассказывать. Спал я. Услышал шум, проснулся, сразу бросился к детям. А там уже — эти… Маххаим. Один на меня только глянул — как заряд из парализатора влепил. Всё онемело. Ничего не мог сделать. Даже умереть, только смотреть, как эти… едят.

Парнишку скрючило не на шутку. Дар у него точно был. Слабенький эмпат. И, как большинство эмпатов, чувствительный и ранимый. Понимаю, почему он не хотел вспоминать. Для такого вспомнить — будто снова пережить.

Надо помочь. Я положил руку парню на шею, сосредоточился…

Через минуту его отпустило. И он сумел более или менее внятно изложить, как погибла колония.

То, что видел сам, и то, что рассказывали другие уцелевшие. Какое-то время их всех держали вместе, и у выживших была возможность… обменяться впечатлениями.


О том, что эта Земля заселена, они узнали очень поздно. Месяца за полтора до трагедии.

До той поры все шло отлично. Прекрасный климат — вечное лето средней полосы. Пища — в избытке. Грибы, ягоды — круглый год. Непуганая дичь, дикие злаки, немногим уступающие домашним культурам. Пахать-сеять необязательно, к зиме готовиться не надо. Крупные хищники и раньше не слишком беспокоили, а когда колония немного окрепла, и вовсе откочевали подальше. Для молодых сильных парней охота на крупного зверя стала любимейшим развлечением. Словом, не жизнь, а воплощенная мечта. Колония стремительно росла, численность удвоилась — женщины рожали каждый год. Налаживалось производство, но не слишком интенсивно. Идеальные условия сделали людей ленивыми. Делали простое холодное оружие — для охотников. Строили дома. Даже не дома — хижины. В стране вечного лета других жилищ вроде бы и не требовалось.

Беда пришла внезапно. Но не мгновенно. Ушли и не возвратились три охотничьи партии. Потом была перебита артель лесорубов, заночевавших в лесу в каких-то пятистах метрах от границы колонии.

А колония тем временем мирно спала. Никто ничего не услышал. И что совсем уж непонятно — ничего не уловил Шу Дам.

В то, что поблизости болтаются враги, Пророк если и вник, то уже после того, как в колонию принесли тела убитых.

Если он и попытался промыслить врагов, то о результатах говорить не стал. Зато Шу Дам велел срочно вооружаться.

Этот фрагмент истории я заставил Говоркова повторить трижды, потому что ровным счетом ничего не понимал. Восстановившийся Пророк чует врага за тысячу метров. А человеческую смерть — за десяток километров. И промысливает варианты будущего не хуже опытного Логика-Интуитива.

Вооружаться… Так поступил бы я. Сейчас, когда мой Дар — на зачаточном уровне. Да и вообще я с людьми пока — не очень. А вот Пророк… Он стадо бегущих от пожара бизонов способен повернуть вспять — прямо в огонь, а с людьми ему даже проще, чем с животными. На кой ему огнестрельное оружие? Восстановившийся же Пророк — это не просто тяжелая артиллерия. Это абсолютное оружие.

Так или иначе, но за оставшееся время колонисты сделать ружья не успели. Не тот уровень технологии. Отлили пару пушек из сырого железа.

Зато возвели частокол, наделали арбалетов и прочих механических орудий.

Если бы колония встретила врага на подступах…

Ночью в город вошли враги. Несколько сотен черных аборигенов и с десяток Маххаим.

Играючи сняли дозорных (для Маххаим — пустяки) и принялись резать всех, кто пытался сопротивляться.

Опять-таки совершенно непонятно повел себя Шу Дам. Восстановившему Дар Пророку достаточно лишь пожелать, и любой человек, не прошедший специальной подготовки, вмиг забудет о своих преступных замыслах, бросит оружие и будет, роняя искренние слезы, каяться и вымаливать прощение.

Ну допустим, Маххаим прикрыли бы своих от ментального воздействия, но почуять-то чужих Шу Дам был должен! Эти способности у Пророка восстанавливаются уже на третий-четвертый месяц.

Проклятие! Выходит, Маххаим даже еще сильнее, чем я думал. Какая Сила нужна, чтобы полностью нейтрализовать Дар и Силу восстановившегося Пророка? Да это все равно, что с самим Мирозданием воевать! Хотя… Хотя откуда я знаю, что здесь, на этой неправильной планете, действуют привычные мне законы?

Чтобы понять, так это или нет, я должен принять Высшее. Вернее, Высшее должно принять меня. Хотя бы просто соприкоснуться


Я погрузился в собственные мысли, перестал слушать Говоркова, и тот умолк.

Заметив это, я извинился и попросил Михал Михалыча продолжать…


В общем, колония проснулась, когда враги уже были внутри. Но даже тогда у колонистов были очень серьезные шансы на победу. Их было намного больше, и вооружены они были значительно лучше. Да, они не умели убивать, в отличие от аборигенов. Но чтобы вогнать арбалетный болт в грудь голому дикарю особого умения не надо.

И они отбились бы, если бы не оборотни. Маххаим в кашу не полезли. Они издали давили на психику. А черные резали. Оборотни вошли в городок, лишь когда всякое сопротивление было подавлено. И началось самое страшное.

До той ночи численность колонии достигала почти пяти тысяч. После — меньше тысячи. Убили почти всех мужчин. И всех детишек.

Это был ужас. Дома, в Центральной Сибири Говорков был учителем. В колонии ему тоже предстояло стать учителем. Он был одним из самых уважаемых колонистов. Сам Пророк с ним время от времени советовался…

Непонятно, как Говорков не сошел с ума. С его тонким Даром чувствовать Гармонию и людей.


Так или иначе, но Говорков выжил. Видимо, его сочли неопасным. И с ума он тоже не сошел. Справился.

Через какое-то время уцелевших колонистов разбили на небольшие группы и повезли на юг. Маххаим к этому времени уже ушли. Остались только черные. Но все равно никто из колонистов не пытался сопротивляться. Все были запуганы и раздавлены…

Через некоторое время Говоркова и еще троих продали аборигенам, другим, не из племени черных убийц. Всех, кроме Говоркова, оставили в городке километрах в ста выше по течению. А его привезли сюда и подарили нынешнему хозяину. Один их купцов был его родственником. И он уже знал, что раб умеет резать по дереву.

Так Говорков и жил теперь. Резал матрешек и ждал непонятно чего.

И дождался.

— Пойдешь со мной? — спросил я.

Михал Михалыч мотнул головой:

— А смысл? Если я сбегу — меня будут искать. Найдут — вернут обратно. Накажут, но не слишком строго. Я ведь — имущество, — Говорков хмыкнул. — Я не виноват. Виноват будешь ты. Получится, что ты меня украл. За это могут и убить.

— Убить меня непросто, — заметил я.

— Тем хуже. Местные могут пожаловаться туда, — он показал на ту сторону реки.

— А там — кто?

— Те самые.

Вот как. Интересная информация.

А не наведаться мне на тот берег? Поглядеть, что там за уроды стоят.

«Скажи мне, каков твой Бог, и я скажу, кто ты» — написано на фронтоне Школы Одаренных в Новосибирске, столице нашей теократии.

От воспоминания о родине на душе потеплело.

— Ничего, дружище, — сказал я Михал Михалычу. — Управимся с Божьей помощью.

Тот невесело засмеялся:

— Бога тут нет. Зато есть дьяволы. И человек против них — как курица.

— Далась тебе эта курица! — в сердцах произнес я. — Хочешь, подарю тебе штаны из шкуры оборотня? Хочешь?

— Что ты болтаешь, Вовка! — повысил голос мой соотечественник. — О них и думать без дрожи невозможно! Если бы ты видел то, что видел я…

— Извини, пока не могу, — сказал я. — Через годик, не раньше. Если ты, конечно, сам об этом не забудешь. Думаю — не забудешь.

Я в очередной раз убедился, что Михал Михалыч — парень сообразительный.

— Что ты сказал? — спросил он после паузы.

— Я обещал тебе штаны.

— Нет, потом.

— Извинился, что не могу заглянуть тебе в голову. Пока.

Говорков резко повернулся, ухватил меня за руку:

— Ты шутишь?

— Бывает. Но не сейчас.

Он тут же выпустил меня, отодвинулся:

— Кто ты? — спросил он.

— Хочешь, чтобы я представился по всей форме? — мягко поинтересовался я. — Ладно. Спасательная служба Теократии Центральная Сибирь. Мастер Исхода Владимир Воронцов. Друзья зовут меня Гризли, но мы, Михал Михалыч, пока не друзья. Так что зови меня Владимиром.