Не утруждая себя ментальной атакой, твари помчались по осыпи. К этому времени я уже ухватился за конец веревки и полез наверх. Взобравшись метров на пять, я остановился и отмахнул ножом «хвост» веревки. Опять-таки очень вовремя. Самый проворный Маххаим уже был в трех прыжках. Небось тварь уже предвкушала, как вгрызется мне в ляжку, а тут — такое огорчение! Попытка с разбега взлететь по каменной стене тоже не увенчалась успехом. Лязгнув зубами в полутора метрах от моей пятки, оборотень сверзился вниз. Я же устроился на веревке поудобней и в доступных мне выражениях выразил свое отношение к его ловкости.

Тварь не обиделась. То ли у нее не было чувства юмора, то ли она не воспринимала критику. Усевшись на камешек, оборотень подождал остальных, а затем они все разом навалились на мой мозг.

Атака была могучая. Полгода назад я бы быстренько сполз вниз и признал себя вечным рабом Маххаим.

Но теперь номер не прошел. Я покачивался на веревке и делал вид, что вот-вот паду в их когтистые лапки, как спелый желудь.

Но упал не я, а трехтонный камешек, который столкнул на дружный кружок единомышленников мой Мишка.

Я-то знал о камешке заранее, потому качнулся к стене — и глыба лишь обдала меня ветерком. А вот для тварей булыжничек оказался настоящим сюрпризом — ухнул прямехонько на поглощенных ментальной атакой.

Штук пять — сразу всмятку. Четверых серьезно покалечило. Лишь парочка отделалась легким испугом, но они ведь были в телепатической связи с остальными, так что мало им не показалось. Им стало так худо, что на несколько секунд Маххаим напрочь потеряли способность соображать и действовать. Мне же, напротив, стало очень хорошо. Сознание обострилось, Сила нахлынула потоком… который я уже знал, как и куда направить. Соскользнув по обрезку веревки, я разжал руки, приземлился на плоский обломок валуна, без труда удержал равновесие и взмахом шашки снес голову раненому оборотню. И еще одному. Эх, хорошо! Смерть каждой твари молотком била по мозгам остальных. А пока Маххаим корчились, я их рубил. И, черт их побери, они ничего не могли мне сделать! Ползали, как сонные мухи. Я сносил очередную башку — и всем существом чувствовал, как боль крючит еще живых оборотней. Они ведь были сейчас — словно один организм. А какому организму понравится, если от него начнут отрубать здоровенные куски?

Словом, когда мне на помощь подоспела Ласточка, помощи уже не требовалось. Мне осталось лишь выковырять из-под камней последнего издыхающего оборотня. Для этого пришлось подождать минут пятнадцать, пока, обходными путями, к нам спустился Мишка.

Все это время полурасплющенный Маххаим очень-очень страдал. Не от боли, а от того невидимого «скальпеля», которым я «пластал» его черную сущность.

Вникнуть в сумеречное пространство Маххаим оказалось не так уж трудно. Прорвать слабую защиту и слиться с сознанием врага тоже оказалось несложно. «Потеряться» в нем я тоже не боялся. Силы во мне было — на десятерых. Я чувствовал себя как десантник, высаженный на полюс в «броне» шестого уровня. Снаружи — минус шестьдесят, сугробы по пояс и вьюга, но моя защита держит и минус двести, сервомоторы с легкостью несут меня через сугробы, а ветру нипочем не сдуть полуторатонную конструкцию. Главное — не «прыгать» на реактивном приводе, потому что видимость ограниченна, а местность неизвестна.

Вникнув, я использовал тот же механизм, каким пользуются Логики-Интуитивы, когда требуется получить прогноз будущего или просто конкретную информацию. Формируешь вопрос и ждешь, когда Высшее сформирует в твоем открытом сознании ответ.

В истерзанном мирке умирающего Маххаим Высшим, конечно, и не пахло. Но «программа» была универсальной, так что кое-что я добыть сумел.

Не так уж много. Слишком чуждыми были для меня Маххаим. Но кое-что я понял, хотя полной уверенности в том, что я понял правильно, у меня тоже не было. Но когда я немного отошел от «путешествия во Тьму» и попытался осмыслить полученную информацию, то сумел сложить вполне логичную картинку.

Многие мои предположения оказались правильными. Маххаим действительно были чужими в этом мире. Но не совсем. Я предполагал, что их призвали местные жрецы-изуверы, но те призывали вовсе не Маххаим. Им был нужен тот самый демон с тремя глазами. Что именно они хотели от демона, я толком понять не сумел. Скорее всего то же, что всегда желают злопоклонники: власть, сила, бессмертие. Нахапать побольше на всех возможных уровнях.

Умирающий Маххаим уже не помнил, чего именно тогда желал. Хотя сам когда-то был одним из этих «призывальщиков». Прошли века, и «человеческое» в оборотне успело сгореть и покрыться толстым слоем пепла. А вот своего «бога» он помнил прекрасно. Такое не забывается. Трехглазый демон явился жрецам во плоти. Но — ненадолго. Здешняя «атмосфера» оказалась для него не слишком благоприятной, и он тут же закуклился. То есть перешел в некую (тут я не очень понял) неактивную форму, чтобы совсем не отдать концы. Однако изрядный кусок себя демон все-таки потерял. Вернее, «разбрызгал» в окружающем пространстве. Так на планете появились Маххаим. Полудемоны, полузвери, созданные «на базе» жрецов-призывальщиков. Несколько сотен безумных тварей, которые жрали всех подряд, включая таких же, как они. Однако постепенно в них проросло «двуногое» начало, и дикие звери обрели нечто вроде сознания. Сознание это было отчасти коллективным (правильно я предположил насчет насекомых), но вместе с тем — весьма эгоцентричным. Каждая тварь считала себя пупом земли. Поэтому все они были равны. Никакой внутренней иерархии. Зато время от времени они сливались в одно целое и единым сознанием устремлялись к своему закуклившемуся «богу». В процессе участвовали и обычные люди — в качестве «заготовок». Если «бог» отзывался (это случалось крайне редко) — в мире появлялась еще парочка Маххаим. Новичков сразу включали в коллективное «я», и в «младенческое» безумие впадали не все. Тех же, кто не мог войти в светское общество, пускали в расход. Именно их черепа украшали грудь подземного идола.

Я так и не смог понять, какую роль играл в пантеоне Маххаим маленький «трехглазый».

Зато я узнал, что железные чешуйки, которые служили местным деньгами, были каким-то побочным продуктом ритуалов Маххаим. Меня это, надо признать, очень озаботило. Трансмутация, то бишь превращение элементов, — это очень серьезно. Не исключено, что в загашниках Маххаим имеется оружие погрознее когтей и клыков.

Мне следует быть осторожнее.

По моей команде Мишка сдвинул обломок, освободив искалеченное тело оборотня, половина которого превратилась в кровавую грязь.

Я «выпустил» его на свободу, отделив от плеч клыкастую голову.

Эх, как мне было хорошо! Сила кипела во мне. Тревога, терзавшая меня с того мига, как я «заглянул» внутрь распятого Маххаим, ушла. Твари не могли угрожать моему миру. На землях, где правят Одаренные, злопоклонников просто не может быть.

Оставался открытым вопрос: чем отличается эта планета от других Земель?

Но об этом можно подумать позже. Например, сегодня ночью.

Важнее другое: я понял, как могу уничтожить Маххаим. Всех Маххаим. Технически всё просто. Дождаться, пока они соберутся вместе и сольются в единое сознание, а затем прихлопнуть парочку. Дальше — совсем легко. Лишь бы рука не устала.

Что ж, принципиально вопрос решен. Дело за малым — решить его практически.

Глава сорок восьмая

Граница

Весь вечер мы с Говорковым говорили о философии. Умный он все-таки человек, Михал Михалыч Говорков. Пожалуй, поумнее меня. Во всяком случае, думать он умел намного лучше. Мы-то, после Школы, предпочитаем не столько мыслить, сколько промысливать. Получить готовый правильный ответ, минуя цепочку логических операций, — быстрее и удобнее. Но порассуждать полезнее. Очень хорошо раскрепощает подсознание.

Укладываясь спать, я продолжал думать о нашем разговоре. И получил именно тот сон, который хотелось получить.

* * *

Мне приснился Пророк Шу Дам.

Выглядел он неважно. От Пророка осталась лишь бесплотная тень. Этакий невнятный мыслеобраз.

— Ты должен спасти мою паству, — возник в моем мозгу бесплотный голос. — Ты должен увести их отсюда, с Границы.

Даже сейчас, во сне, мертвый, Пророк оставался Пророком. Голос, которому хотелось повиноваться.

— Граница? Разве она — здесь? — Во сне я удивился только этому, потому что знал, какую Границу он имеет в виду.

— Здесь, — уверенно прошелестел голос мертвого Пророка. — Спаси их. Уведи их домой. Им не должно стать мясом Падших.

— Как я могу? Я — Мастер, но не Пророк. (Огорчение мое было безгранично. Мне очень хотелось выполнить приказ). Моя харизма мала. Они не пойдут со мной.

— Ты — не Пророк, — согласился Шу Дам. — Но ты — Мастер. Ты собираешь вокруг себя Дарованные Земли. Почему ты не можешь увлечь людей? Это же так просто!

— Расскажи мне об этом, — попросил я. — О том, как я собираю Миры. Я знаю, что видел Сущее. Но ничего не помню! — Я огорчился еще больше, настолько, что даже заплакал.

Я знал, что я — во сне, но мои чувства были обострены так, словно я пребывал в медитации.

— Земель много, — изрек истину Шу Дам. — Любая из них — наша. Возьми частицу любой из них — и собери Мир для людей.

— Расскажи еще, — попросил я, чувствуя, что вот-вот тоже коснусь Истины.

— Множество Земель, — сказал Пророк. — Во всех временах, в бесконечности пространства. Любая из них — твоя.

— Любая? — усомнился я. — Но — как?

— Твоя первая женщина подарит тебе ее.

— Ты говоришь о Лоре, — я ничуть не удивился. Кто еще может сделать мне такой подарок!

— Искатель, — ответил на мою мысль Пророк. — Искатель может промыслить, но не может собрать. Мастер — может. Ты — можешь. Возьми частицу души Мира, вникни в нее…

Голос умолк. Бесплотный контур затрепетал.

— Не здесь, не здесь… — уловил я едва слышный голос. — Здесь — невозможно. Я не смог. Ты не уйдешь, ты умрешь. Все напрасно. Силы нет.

— У меня есть Сила! — запротестовал я. — А будет еще больше. Много Силы. Я знаю!

— Бессмысленно, — прошелестел голос. — Чужая Сила.

— Но она может увести в Исход? Говори! — потребовал я.

— Нет, — прошептала тень Пророка, вздрогнула в последний раз — и пропала.

Мне стало очень больно, и я проснулся.

Я лежал между Мишкой и Лакомкой, живыми, теплыми, родными. Настоящими. Боль сразу ушла. Зато я помнил каждое слово Пророка.

Вопрос: можно ли верить сну?

Ответ: сначала надо знать, откуда этот сон пришел. Так учили меня в Школе.

Из прошлого? Из будущего? От Высшего или от низменной части, «зерна Лилит», как называл это мой последний инструктор медитации на Земле-Исходной, иудей, лишенный врожденного Дара, но вымоливший его у Высшего.

Значит, я во время Исхода собираю мир новой Земли? Возможно. Когда-то я слышал нечто подобное. Правда это или нет? Не знаю. После Исхода я мог бы вникнуть в это. Но после Исхода я напрочь теряю способность вникать в Сущее.

«Не дай им стать пищей Падших!»

Очень хотелось бы… Но — как?

Вопреки тому, что сказал во сне Шу Дам, я по-прежнему верил, что когда-нибудь смогу уйти.

Еще я подумал о Лоре. Не зря Пророк упомянул о ней. Где-то там, на моей родной планете, живет человек, которого я когда-то любил. Тонкая ниточка, протянувшаяся через Вселенную…

Расположившийся по другую сторону Лакомки Говорков привстал на локте, посмотрел на меня. Вернее, в мою сторону: в темноте Говорков видел как все обычные люди. То есть — никак.

— Кошмар? — спросил он шепотом, видимо опасаясь разбудить Лакомку.

— Скорее, наоборот, — ответил я обычным голосом.

Разбудить Лакомку может только то, что ее неспящее «я» сочтет угрозой: неважно, шепот это будет или вопль. Хлопни я сейчас над ее головой в ладоши, она только ухом дернет, продолжая видеть свои хищные пантерьи сны.

Я аккуратно вылез из меховой щели и поднялся на ноги.

— Слушай, Михал Михалыч, — сказал я. — Скажи мне как педагог: есть ли способ заставить человека искренне полюбить другого человека? Или искренне в него уверовать?

— Примеряешь на себя штанишки Пророка? — проявил прозорливость Говорков.

— Угу.

— Думаю, никак. Хотя…

— Ну?

— Если человека очень-очень сильно напугать — он вцепится в первого, кто окажется поблизости и может его защитить.

— Твои женщины меня на части разорвут, — мрачно произнес я.

Говорков пожал плечами:

— Ты спросил — я ответил.

— Ладно, ладно. А что может так напугать?

— Опасность, которая угрожает ребенку, — не раздумывая, ляпнул Говорков и осекся.

Да уж! У этих женщин дважды отнимали детей. Большего ужаса им просто не пережить.

— Володя, — после паузы произнес Говорков. — А ты что, всерьез думаешь о том, чтобы отправиться в Исход? Разве ты уже восстановился?

— Куда там, — вздохнул я. — Это я так, перебираю варианты.

— И как?

— Наиболее реальным кажется идея перебить всех Маххаим.

— А… Ну тогда понятно.

Ничего ему не понятно. Это как игра, где ты все время удваиваешь ставку, а у противника — неизвестный тебе ресурс. Ты не знаешь, сколько раз тебе требуется выиграть, зато отлично понимаешь, что любой твой проигрыш — последний.

Глава сорок девятая

Приди, чтобы умереть

Мы нагло расположились на берегу озера на виду у всех желающих. Нас было видно с противоположного берега. Нас было видно из устья реки и со всех лодок, снующих по озеру. Чтобы все желающие видели: вот он я! Добро пожаловать на праздник смерти!

Я ожидал нашествия Маххаим. Я ожидал толпу черных союзников и стражей Закона. Я ожидал стаю ящеров… Я был готов ко всему. Но Маххаим меня удивили. По-настоящему удивили.

Они прислали ко мне Меченую Рыбу.

Вот уж чего я не ожидал.

Одинокая лодочка пристала к берегу, и с нее соскочил в воду мой давний приятель.

Храбрый охотник явно был не в себе. Глаза мутные, движения неловкие…

— Я говорю голосом Маххаим! — сообщил он мне без всякого воодушевления.

— Говори, — разрешил я.

Голос Маххаим был невнятен и бестолков. Меченая Рыба мямлил и путался. Я неплохо знал местный язык, все три его мало отличающихся диалекта, но все равно очень долго не мог понять смысл послания. Наконец я сообразил, что Маххаим «промыли» парню мозги и он теперь наполовину зомби. И сейчас бедный парень изо всех сил пытается донести до меня суть послания, но его подводит вторая сигнальная система, разрегулированная зомбированием.

Это было несправедливо. Меченая Рыба — единственный человек из местных, кто когда-то мне помог, причем совершенно бескорыстно.

Я должен был ему помочь, и я ему помог. Ввел в транс — и «прочел» послание. И только потом сообразил, что именно этого Маххаим и ждали. Как только «информационный пакет» был передан, Рыба снова стал нормальным человеком, в меру испуганным, в меру заинтригованным. Лично от себя он мог сообщить немногое. Он с соплеменниками приятно проводил время на ярмарке. Денег было — завались. Все радости местной жизни — в свободном доступе.

Но кто-то донес Маххаим, что он знаком с чужаком. То есть со мной. Вчера Маххаим велели Рыбе явиться в свое подгорное царство и… Дальше — провал.

Зато храбрый охотник за яйцами кое-что рассказал о настроениях в городе-ярмарке. Настроения были мрачные. Слухи обо мне и моих зверях распространялись самые жуткие и отвратительные.

Но это — лирика. Главная информация: Маххаим вели себя странно. Раньше почти ежедневно кто-то из оборотней присоединялся к караванам, уходившим вверх по реке. Однако последние три дня ни один оборотень не вышел из-под горы. Они сидели у себя в подземельях и не показывались даже на ярмарке. Весь информационный обмен шел через особо доверенных стражей Закона и черных слуг. Я мог бы посчитать, что они испуганы моей расправой над своими сородичами, но уверенности в этом не было. Иначе с точки зрения формальной логики было не объяснить потрясающую наглость предложения, которое мне было сделано.

Я так долго переваривал содержимое «посылки», что озаботившийся Говорков, не выдержав, подал голос:

— Что-то случилось, Мастер?

— Можно сказать и так.

Я поглядел на бывшего учителя, потом на Меченую Рыбу. Оба сидели на корточках напротив меня и даже были чем-то похожи: примерно как негатив и позитив.

Говорков тряхнул выгоревшей добела челкой:

— Давай, не тяни. Хоть в двух словах.

— В двух словах? — Я не стал его мучить. — В двух словах: мне предложено умереть.

— Ничего себе!

— Вот и мне удивительно, — я хмыкнул. — А если подробнее, то Маххаим хотят, чтобы я явился к ним в подземелье, и там со мной будет проделана операция децеребрирования.

— Чего-о?

— Латынь надо знать, — назидательно произнес я. — Мозги мне удалят, вот чего.

— Интер-ресное предложение! Ты, конечно, пойдешь отдашься, — Михал Михалыч захихикал.

Меченая Рыба тоже нерешительно улыбнулся. Русского языка он не понимал и решил, что нам весело.

— Представь себе — пойду! — Я ухмыльнулся еще шире.

Вот что значит даже слабенький эмпат! Говорков сразу понял, что я не шучу. И улыбка сбежала с его лица.

— Ты спятил? — осторожно поинтересовался он.

— Опять угадал, — похвалил я моего единственного двуногого друга на этой земле.

И добавил совершенно серьезно:

— Этот мир выворачивает мои мозги наизнанку. И цвет у этой изнанки очень далек от ангельской белизны. Чем сильнее я становлюсь, Миша, тем меньше во мне остается от славного парня Владимира Воронцова. Ладно, не мрачней! Кое-какие плюсы в этом тоже есть. Например, я теперь совсем не боюсь этих чертовых тварей. Пусть они меня боятся! И они, кстати, боятся!

— С чего ты взял? — Выражение лица Говоркова идеально подошло бы доктору-психиатру. — Поясни!

— Погляди вокруг, — предложил я. — Что ты видишь?

Говорков поглядел.

— Озеро вижу, берег, город по ту сторону… Ну, гору вижу.

— Еще?

— Мишка рыбу ловит…

— А видишь ли ты Маххаим?

— Не понял?

— А ты подумай. Вот сидим мы на берегу озера всего в нескольких километрах от их главной резиденции. Спокойно так сидим, никого не трогаем. И нас никто не трогает, что характерно. А что мешает? Что мешает нескольким сотням оборотней с целой стаей ящеров взять да и напасть на нас, беспечных? Сотни — против троих (тебя как боевую единицу можно не считать). По-моему, вполне победоносная пропорция. А их — нет.

— Думаешь, Маххаим испугались? — Говорков заметно повеселел.

— А хрен их знает, господин учитель. Не уверен, что стоит подходить к ним с человеческими мерками. Я вполне допускаю, что эти твари — прожженные индивидуалисты и каждый из них в отдельности не имеет ни малейшего желания подохнуть за родные подземелья. А ведь напади они на нас даже всей толпой, кому-то я точно голову снесу. Или вот на него посмотри, — я кивнул на Рыбу. — Прислать ко мне можно было кого угодно, а прислали его. Почему?

— Понадеялись, что ты не станешь убивать его сразу, а сначала выслушаешь.

— Ничего подобного. Внутри парня сидит программа. Меня зарезать.

Говорков поглядел на дружелюбное лицо Меченой Рыбы…

— Не верю, — сказал он.

— Зря. Это же программа. Я о ней знаю, потому что покопался у него в мозгу, а самому парню о ней знать необязательно. И включиться она должна была, как только я подставлюсь.