Глава 2. Странный след у ручья

Последние лучи солнца скрылись за лесом. Сразу похолодало, воздух зазвенел от комаров. Все, кроме дозорных, укладывались спать, а Ольга засиделась возле костра. Она смотрела на огонь и думала, что удивительное путешествие в Киев заканчивается и впереди — обычая жизнь… Когда еще доведется попутешествовать? Разве что когда замуж отдавать будут. А потом — сиди в терему, никуда ни ногой!

Ольга упрямо нахмурилась. Женская доля ее не пугала, но и не радовала. Мужние жены до самой старости заняты только домом да воспитанием детей. Понятно, у знатных и дом побольше, и дела тоже, но всю жизнь — одно и то же. Вот и матушка Ольги так и живет. Всё хозяйство на ней. И Ольгу тому же учит. Тут уж ничего не поделаешь — надо.

Но хуже всего — рукоделие. Например, прясть.

Прясть! Ольга поморщилась. Ничего более скучного она и представить себе не могла. А первый спряденный ею колючий моток все равно пришлось пустить по воде — отдать в дар Мокоши, всеобщей матери.

— Мокошь так же сидит в своем облачном терему в небесном Ирии и прядет нити наших жизней, — объяснила матушка. — А потом из них ткет многоцветный ковер Судьбы. Поэтому прядение — ремесло священное. Когда научишься прясть, займешься ткачеством во славу богини…

Но Ольга ни прясть, ни ткать не хочет! Куда интереснее учить буквы, скакать на коне, самой править лодочкой-плоскодонкой и путешествовать по чужим землям. Княжне хочется узнать все — особенно то, чего нельзя.

— Почему так несправедливо? — пробормотала она, покосившись на варягов. — Мужам — война, странствия! А жены сидят всю жизнь в терему…

— Тебе ли, боярышня, о том сокрушаться? — укоризненно отозвался Сивард. — Понятно, будь ты хоть княгиня, а женский удел тот же. Но пока князь в военном походе или на полюдье, кто управляет его уделом? Жена — и никто другой!

— Может, я тоже хочу в поход… — проворчала Ольга.

Бразд, молодой варяг, только в прошлом году поступивший на службу к Вардигу, засмеялся:

— Ты никак за князя замуж собралась, дева?

— А за кого ж еще? — гордо вскинула голову Ольга. — Мой прадед Гостомысл Ладогой еще до Рюрика правил! Дед мой Трувор, родич Рюриков и ближник, Изборск и Плесков в княжение от Рюрика получил! Мои родичи в Киеве и Новом Граде правят!

Бразд усмехнулся:

— А не мала ль ты летами для замужества, княгиня великая?

— А вот и нет! — Ольга даже ножкой топнула, осердясь. — Да ко мне уже сватался один князь, если хочешь знать!

— Какой такой князь?

— Князь эстов! Арн… как его там…

Бразд покосился на Сиварда. Тот кивнул:

— Было дело. В прошлом году посватался один… чудин. Князь — не князь, а в тех землях человек не последний. Князь Вардиг ему, конечно, дал от ворот поворот. Сказал: «Не князь ты, а дикарь косматый, вчера силки на рябчиков ставил, а сегодня с такими же космачами из лесу вышел и владыкой себя вообразил!»

Бразд засмеялся. А старший варяг, помолчав, сказал:

— Я думаю, зря князь так с ним обошелся. Арво — человек гордый. И злопамятный…

За спиной Ольги кашлянула Дайна — она уже давно стояла рядом, держа теплый шерстяной плащ: закутать Ольгу, когда та отойдет от костра.

Заботлива Дайна, но в глазах у нее неспокойно. Кажется Ольге: есть в холопке тайна, непонятность. Может, потому, что чудинка? Вот кривичи — те свои, понятные, и говорят понятно, по-словенски. Чудь — другая.

По другую сторону костра, где сидели Сивард и Бразд, вдруг внезапно возникла из темноты невысокая светлая фигура. Радим.

— Что встал, парень? — добродушно произнес молодой Бразд. — Давай к костру.

— А что князь этот, Арво? — спросил он. — Вправду, что ли, охотником был?

— Может и был, — Бразд повернул сушившиеся у костра сапоги другой стороной. — Из леса вышел с родовичами своими и в Колывани сел. Хочешь больше узнать, у Дайны спроси. Она тоже чудинка.

— Не Колывань, а Калеван-линна, всё вы перековеркаете, — проворчала Дайна. — Крепость Калева-богатыря. А в князи из простых выйти — незазорно. Такие князья повыше тех будут, что без труда, по одному лишь родству князьями стали.

Варяги засмеялись:

— Да ты, Дайна, небось, тоже в княгини метишь! — заявил Бразд. И оба развеселились еще пуще.

Ольга тоже улыбнулась, а Радим — нет.

— Значит, — сказал он, — можно и из охотников в князья выйти?

— Вот еще один о княжьем столе мечтает! — хохотнул Бразд. — А ты попроси Вардига, малой. Может, отдаст за тебя Ольгу?

— В князья мне не надо, — буркнул Радим, обидевшись. — Я в воины хочу. В дружину. Вот чем это таким воин от охотника отличается? Будто охотника нельзя научить строй держать да мечом рубить?

Бразд похлопал мальчика по плечу:

— Воин не только тот, кто оружием знатно владеет, — сказал он. — Воин — это дух воинский. Воина победить нельзя. Убить — можно. Победить — нет. Воин не отступит даже тогда, когда враг многажды сильнее. Даже когда пути к победе нет, а есть только путь чести и славы, воин все равно не отступит. И тогда — как знать… Может, и откроется ему не дорога в Ирий [Ирием язычники называли рай.], но и земная тоже. Боги любят храбрых и могут подарить храбрецу немного удачи.

— Так и есть, — подтвердил слова младшего варяга Сивард. — Это и есть воин. Пока жив — не сдавайся. Бейся. Из последних сил. И когда сил не останется — не отступай. Не сдавайся. Сможешь ты так, парень?

— Не знаю… — проговорил Радим, — но я постараюсь.

— Уж постарайся! — Сивард пропустил меж пальцев длинные варяжские усы и вдруг спросил:

— А скажи, парень, чем тебе наши сапоги глянулись? Зыркаешь да зыркаешь на них.

— След я видел, — пояснил Радим, обрадовавшись, что разговор свернул на понятную тему, — у звериного водопоя, где камыш высокий, я видел след от воинского сапога. Думал, что из вас кто-то, а теперь вижу — чужой это был.

— Не ошибся, парень? — спросил Бразд.

— Ты ходил через камыши, Бразд? — опередил возмущение Радима старший воин.

— Зачем это мне? — хмыкнул молодой варяг.

— И я не ходил.

— Нас не было, а след — есть. Есть?

— Есть! Я тоже его видела, — вмешалась Ольга.

— Может, ты и наступила? — Бразд зевнул. — Ты тоже в сапожках.

— Что ж я след княжны от мужского не отличу? — обиделся Радим. — Большой след, глубокий. Еще вот так пяткой вперед повернут. Видать, нога у чужака с камня соскочила.

— Пяткой вперед? Так, может, это леший его оставил? Всем известно, кто пятками вперед ходит, — Бразд засмеялся. Сивард — тоже.

Радим надулся и помрачнел.

— Не дразните его, — потребовала Ольга. — Он — охотник. Следы знает получше вашего! Говори, Радим!

Варяги перестали смеяться.

— Это не леший! — заявил Радим сердито. — Это чужой след! И свежий!

— Пойдем-ка глянем, — решил Сивард и вытащил из костра горящую ветку.

Двое варягов и мальчик направились к берегу.

Ольга смотрела, как удаляется огонек, и ей почему-то становилось не по себе. Словно кто-то сверлит недобрым взглядом спину.

— Госпожа! Пора спать, госпожа! — резко сказала Дайна.

Ольга глянула на чудинку и увидела, что та обеспокоена. Очень обеспокоена.

Холопка накинула на нее плащ. Слишком резко: застежка больно хлестнула по щеке.

«Ей тоже не по себе», — подумала Ольга.

— Не бойся, — сказала холопке княжна. — Варяги нас в обиду не дадут!

Дайна ничего не ответила.

Видать, совсем перепугалась.

А в камышах, в неверном свете горящей палки варяги рассматривали загадочный след.

— Пес тут разберет! — с досадой сказал Бразд, чуть не носом водя по песку. — Ямка и ямка! Что ж ты раньше не сказал, пока светло было?

— Думал, ваш это, — буркнул Радим. — У вас обувь схожая.

— Он прав, — сказал Сивард, поднимая голову. — Это воинский сапог. Видишь? Носок острый, каблук…

Радим посмотрел на варягов, и по спине у него пробежал холодок. Воины признали его правоту и в один миг изменились: сосредоточились, посуровели. Только что были добродушные, веселые, свои — стали чуткие хищные волки…

И такая нехорошая тишина вокруг! Ни голосов, ни лошадиного ржания. Хоть бы лягушка квакнула… Странная тишина, словно натянутая тетива…

Шевельнулся и выпрямился Сивард — видать, не учуял ничего опасного. Пока.

— Возвращаемся, — вполголоса сказал он. — Сегодня быть начеку… И вздеть брони — не помешает.

— Да, старший, — так же негромко отозвался Бразд.

— А я? — спросил Радим.

— А ты спать иди, — посоветовал Бразд. — Ты молодец, парень. Свое дело сделал. Дальше — наш черед.

И Радим пошел спать. Но уснул не сразу. Долго ворочался, думал о том, что Бразд сказал.

Даже когда пути к победе нет, а есть только путь чести и славы, воин все равно не отступит. Умрет, но не сдастся.

А вот сможет ли он, Радим, вот так? Хватит ли духу? Как узнать? Вот бы проверить…