— Само собой, заметили. — Илья усмехнулся. — Слово для собак в лесу ещё кто знает?

— Сновид знал. И я. Больше никто.

— Допустим. Поесть, выпить хочешь?

— Некогда, господин. Скажу, что надо, и сразу уйду.

«Нет, друже, ты уйдёшь, когда я разрешу», — подумал Илья. Но вслух не сказал. Чтоб не спугнуть.

— Говори! — разрешил он.

— Соловей, — сказал Ладовлас. — Сновид велел выдать его тебе.

— Опоздал. — Илья нахмурился. — Я его уже в Киев отвёз. В клетке.

Неужели не знает?

Знает, как оказалось.

— Соловья ты взял, за что хвала тебе! — Ладовлас поклонился в пояс, коснувшись рукой пола. — Сновид себя убил, чтоб в руки татю не даться. Ты Соловья взял. Жаль не наказал…

— Без меня накажут, — усмехнулся Илья. — Великий князь его ярлу Сигурду отдал, а тот — палачу своему, Хравну. Думаю, Соловушка наш теперь кровью плачет, что я его вместе с дружками не зарезал. Хотя и дружкам его тоже умирать нескучно было. Да ты слыхал, пожалуй.

— Слыхал, — кивнул Ладовлас. — Только зря ты так. Людь тебя теперь как зверя лютого страшится.

— Зато вдругорядь разбойникам помогать поостерегутся.

— А куда им деться? — пожал плечами Ладовлас. — Лихие люди тоже шкуру содрать могут. Но ведь на то они и лихие, а ты — господин. Ты нас оберегать должен.

— Что я должен, а что нет — сам разберусь, — буркнул Илья. — Всё сказал, что хотел?

— Да ничего я ещё не сказал, — проворчал лесовик. — Ты ж слова вставить не даёшь… господин.

— Говори.

— Я и говорю: Соловья нет, но родня его осталась.

— И велика ль? — поинтересовался Илья.

— Шестеро сыновей у него, а дочерей — девять, — ответил Ладовлас. — Но один парень и две последние девки малы ещё. Они от третьей жены. А остальные с оружием управляться горазды, что парни, что девки, и злодеи все поголовно! — произнёс он с ожесточением. — Кровь лить, люд мучить — им в радость. Отец их сызмала убивать учил. И жену свою, которая третья, тоже учил. Он её украл где-то малой совсем. Говорили: знатного она рода. Сначала наложницей сделал, а как сына родила — женой пред богами. Думаю, она теперь стаей и верховодит: соловичами и теми, кто к ним прибился. Кличут её Смертной Хворью, и не зря.

«А я эту Хворь, считай, в руках держал, — с досадой подумал Илья. — Вот же…»

— Изрядный выводок, — процедил он. — И как их найти, Ладовлас?

— Найти можно. Я подскажу как, — пообещал лесовик. — Сам не отыщешь.

— Ты знаешь, где они?

— Знаю, кто знает, — ответил Ладовлас. — Те, кто сам в их ватаге. Но эти даже и захотят — не выдадут. Соловичи за такое отмстят страшно. И обидчику, и родне. Так что о том, что я к тебе приходил, — никому, господин! И воям своим скажи. Меня убьют — пусть. Но они весь мой род вырежут. Такая у них повадка.

— Сурово!

— Сказал же: им кровь лить, как нам мёд пить.

— Не бойся. Кровь лить и мы умеем, — мрачно посулил Илья. — Ты покажи только, где они прячутся!

— Там не только родня Соловьёва, — предупредил Ладовлас. — Другие тоже. Точно не знаю, но десятка два, не меньше. А ещё Хворь эта… Говорят, ведьма она, — добавил он с опаской. — Будущее видит, Соловья от смерти заговорила!

Илья хмыкнул:

— Надо думать, заговор некрепок вышел, раз от меня не уберёг.

— Это ещё как глянуть, — пробормотал Ладовлас. — Все, кто с ним был, — мертвы, а Соловей жив пока что.

— Ещё бы! — усмехнулся Илья. — Так ему и позволят — за Кромку сбежать. Так что о гнезде Соловичей? Кто меня туда проведёт?

— Сами и проведут, — сказал Ладовлас. — Я того места не знаю, зато знаю селище, куда они частенько заглядывают…

Глава 3

Охота на живца

Радимичские леса

С собой Илья взял уже знакомый в деле малый десяток Малиги, дополненный ещё тремя гриднями, умелыми лесовиками. Ещё десяток Бокши, который Илья тоже успел попробовать в бою. А к ним — семь лучших стрелков из батиной сотни, отобранных Гордеем лично. Гордей и сам хотел пойти, но Илья не согласился. Оставил его старшим в Морове. Кулиба если и обиделся, что его из воевод подвинули, виду не подал. А Гордей Илье в этом походе ни к чему. Стрелками Илья намеревался командовать лично.

Совершенно неожиданно с ними попросился Свен Неудача. Вместе с пятёркой его лучших рубак, тоже нурманов: двух свеев, двух норегов и одного огромного дана, которого звали Гудмунд Праздничные Врата.

Илья было воспротивился: мол, лес — это не палуба драккара, не крепостное забороло и даже не чисто поле. В лесу уметь надо!

— А ты проверь! — потребовал Неудача.

Илья проверил.

И нурманов взял. Все, даже громадина Гудмунд, передвигались по лесу не хуже самого Ильи, а подспорьем могли оказаться серьёзным. И по сей день потягаться на равных, строй на строй, с нурманами могли только лучшие из варягов. И стрел разбойничьих нурманская стена щитов боялась не больше, чем матёрый вепрь — швырковых ножей.

Правда, Илья подозревал, что желание Свена Неудачи лично участвовать в захвате лесного разбойничьего дома было далеко не бескорыстным. Награбить Соловей успел немало. Вдобавок кто-то из разбойников, оказавшихся в умелых лапах Свена, перед тем как помереть лютой смертью, проболтался: помимо взятого на купцах Соловей получал и подарки. Ценные вещи от лехитских князей и дань с лесовиков-радимичей. Якобы за защиту от христиан.

Пройти мимо такого богатства — совсем не по-нурмански.

Желающих прибрать награбленное Соловьём было бы значительно больше, если бы Илья не казнил его людей, а привёз в Киев. Там бы из них живо выпытали все укрытия и схоронки.

Но Илья возможной добычей делиться не собирался, а Соловей, можно надеяться, слишком разговорчив не будет. И сам крепок, и оберегать ему есть кого, кроме награбленного. Так что палачу Сигурда-ярла с ним придётся как следует попотеть. А тем временем Илья многое успеет сделать.

Очень вовремя появился Ладовлас. Очень вовремя.

Теперь оставалось лишь точно узнать, где укрывище разбойников…

И взять его штурмом. Так предлагал поступить Свен. Налететь внезапно, чтоб добро перепрятать не успели.

Илья придерживался другого мнения. Он был сыном князь-воеводы Серегея, для которого вся добыча Соловья — как десяток кун [Куна. Мы знаем, что это была популярная денежная единица. Абсолютно точной информации о куне нет. Я склонен думать, что это денежный эквивалент пушной шкурки. Куницы, например. Или просто «кожаные» деньги. Скажем, шкурка с печатью великого князя. В описываемое время, предполагаю, куна равнялась примерно грамму серебра. Лет двести спустя — двум граммам.] для того же Свена.

Своей главной задачей Илья видел не только и не столько прибрать к рукам богатства разбойничьей ватажки, но извести эту ватажку под корень.

А для этого мало было налететь внезапно и покрошить всё, что сопротивляется. Надо было понять, как действуют разбойники. Сколько их в лесном доме? Как и когда они берут дань с лесовиков? Когда собираются вместе? А ещё лучше — заставить их собраться вместе и угодить под удар русов. Изучить врага, потом заставить атаковать, показав якобы слабое место, как это делается в поединке.

«Правильное знание — ключ к победе, — говорил батя. — Сначала ты должен получить полное понимание обо всём, что можно, — батя использовал другое, латинское слово «информацио», — а потом уже, на основании увиденного и понятого, прикинуть, как будет действовать твой враг, и только потом уже начать действовать. С учётом возможных ответных действий. Представь себе, что ты готовишься к бою, вот как мы сейчас играем с тобой в фигуры [Средневековый вариант шахмат.]. Я делаю ход, — батя подвинул башню, — и примерно представляю, как ты ответишь. И как я отвечу на твой ответ. Ну и дальше. Если игрок достаточно умел и умён, он может продумать и на три, и на четыре хода вперёд, но толк от этого будет только тогда, когда он точно осознает своё настоящее положение и то, что из себя представляет противник. Вот я, например, точно знал, что ты съешь мою башню своим всадником, и потому вот тебе мой ответ…»

«А если бы я не съел?» — спросил Илья.

«Тогда мне понадобился бы другой план. Неважно, на сколько ходов вперёд ты распланировал бой. Один неожиданный ответ противника, и все твои планы станут не просто бесполезны, а вредны».

«Почему вредны? — удивился Илья. — Разве плохо думать вперёд?»

«Думать — неплохо, — ответил батя. — Но лучше действовать вообще без плана, чем следовать тому плану, который уже не верен. Бой, Илюха, это побыстрее, чем фигуры. И это — постоянные изменения планов. Даже обычный поединок. В нём столько случайностей, что вести его по собственному разумению можно, лишь если ты непрерывно отслеживаешь, чувствуешь действующую ситуацию. Это намного важнее умения планировать вперёд, — батя иногда говорил мудрёно, но Илья привык и понимал, о чём он. — Ты, Илюха, можешь финтить и расставлять ловушки. Это нужно и правильно. Но при этом ты должен быть готов отказаться от любого намерения, если противник обошёл твой план или развалил его к бесам. Это бой, сын, а в бою всего предусмотреть нельзя. В бою можно и должно быть готовым. Ко всему. И отвечать, опережая противника. А вот до боя, будь то простой поединок или большое сражение, ты обязан предусмотреть всё, что можно. И учти: чем больше твоё войско, тем проще им управлять и тем больше вероятность, что все задуманные тобой хитрости будут осуществлены. Хотя в управлении большим войском тоже есть свои сложности».

«Какие, батя?» — поинтересовался Илья.

«Управление. Своими руками-ногами ты управляешь сам. И десятком — тоже. А вот с сотней — сложнее. Особенно если твоим людям предстоит действовать розно. Тут важно, чтоб все действовали согласованно, а для этого надо позаботиться о сигналах и о том, чтобы твои командирские «руки-ноги», то есть твои десятники, точно знали, что им нужно делать по каждому сигналу, и самовольничали только тогда, когда этого требует та самая изменчивая боевая ситуация. И чем больше у тебя людей, тем важнее это самое управление и надёжность твоих командиров. Но даже если у тебя всё это есть, всё равно для уверенной победы этого мало, сын. Чем больше у тебя людей, тем больше твоё войско становится похоже не на людское воинство, а на охотничьего пса. И тебе приходится всё меньше думать о каждом вое и всё больше — об этом звере. Чтоб он был сытым и отдохнувшим. Чтоб он свирепел, когда надо, и бесстрашно бросался на врага, а когда надо — отходил по твоему зову. Чтоб не боялся и не впадал в ярость, перестав повиноваться. Это всё важно, сын, но ещё важнее — это ты сам. Любая твоя ошибка — и твой пёс окажется под копытами тура или умчится в лес за зайцем, когда на тебя нападёт медведь. Ты понял, сын?»