— Хочу также заметить, — мягко добавил Фрунзе, — что любая часть, сохранившая организованность и не утратившая своего знамени, будет включена в новую армию без перемены названия и с сохранением личного состава. Было бы преступлением распускать полки, прославившие себя в сражениях против неприятеля. Но, к сожалению, таких боеспособных частей в русской армии сейчас абсолютное меньшинство. Формирование новой армии — это единственный выход из того преступного бардака, который, пусть даже из самых лучших побуждений, сотворили господа из Временного правительства.

— Не могу не согласиться с вами, — хмуро сказал генерал Деникин, — иначе как преступным бардаком их приказы и распоряжения и назвать-то нельзя.

Полковник Бережной увидел, что у двери штабного вагона рядом с генералом Марковым и подполковником Ильиным, остававшимися «на хозяйстве», а потому не бывшими на построении, стоит еще один высокий худой офицер в очках, с лицом нервического типа.

— Т-с-с, господа и товарищи, — сказал он, — сейчас что-то будет. И заметьте, Антон Иванович, как раз в тему нашего предыдущего разговора. А я-то все гадал, куда пойдет этот человек — между прочим, Антон Иванович, хороший ваш знакомый по боям в Карпатах — к нам или на Дон, к Каледину? Хотелось бы, на самом деле, чтобы все же к нам. Противник он тяжелый, да и делить нам с ним нечего.

— Господа и, хм, товарищи, — разрешил интригу генерал Марков, при этом лицо незнакомца на слове «товарищи» заметно дернулось, — позвольте вам представить полковника Генерального штаба Михаила Гордеевича Дроздовского. Пробился к нам из Ясс со сводным отрядом в тысячу штыков, двести сабель, при восьми орудиях и двух броневиках. Уходили, можно сказать, с боем, румыны никак не хотели отпускать его отряд, требовали, чтобы он сложил оружие. Но бог миловал, обошлось.

— Михаил Гордеевич опять навел пушки на королевский дворец в Яссах и пригрозил разнести резиденцию румынского монарха вдребезги и пополам? — не удержавшись, спросил полковник Бережной.

— Полковник Главного разведуправления Генерального штаба Бережной, Вячеслав Николаевич, — быстро сказал генерал Марков, представляя собеседников друг другу, — герой Рижского сражения, победитель Гинденбурга с Людендорфом и вообще легендарная личность. Наведение в Петрограде жесткого порядка и вызволение государя с семьей из ссылки — это тоже он. До последнего времени командовал у нас механизированной бригадой. Теперь же, скорее всего, будет командовать корпусом. В общем, прошу любить и жаловать.

— Да? — сказал изумленный столь неожиданной атакой Дроздовский. — Так оно и было. Но почему опять?

— Потому что люди не меняются, — ответил полковник Бережной на последний вопрос и посмотрел на генерала Маркова. — Сергей Леонидович, неужто вы не рассказали коллеге об истинной подоплеке последних событий.

— Не успел, Вячеслав Николаевич, — вздохнул генерал Марков, — да к тому же я не имел на это соответствующего разрешения.

— Теперь можете рассказать, — кивнул полковник Бережной, — с такими людьми дела надо вести открыто и честно. Расскажите Михаилу Гордеевичу, кто мы, что и ради чего мы делаем все, чему он свидетель. В конце концов, речь идет о спасении России.

— Разумеется, — кивнул генерал Марков, — но сперва, с разрешения Михаила Васильевича, я должен представить полковнику Дроздовскому тех из присутствующих, с кем он еще не знаком.

— Представляйте, товарищ Марков, — сказал Фрунзе, и Дроздовский снова непроизвольно вздрогнул при слове «товарищи». Похоже, что наркома слегка забавляла эта невольная комедия положений.

— Народный комиссар по военным и морским делам, — сказал Марков с легкой усмешкой, — а также главком и член ЦК партии большевиков Фрунзе Михаил Васильевич. Генерал-лейтенант Романов Михаил Александрович, бывший великий князь, начальник конно-механизированной группы особого назначения, Генерального штаба генерал-лейтенант Деникин Антон Иванович, командир вновь формируемой стрелковой бригады генерал-лейтенант кавалерии барон Густав Карлович Маннергейм, командир формируемой кавалерийской бригады, как я понимаю, в представлении вам не нуждаются. Вы с ними уже знакомы по совместным сражениям.

— И Генерального штаба генерал-лейтенант Марков Сергей Леонидович, начальник разведки Корпуса, — неожиданно закончил представление Фрунзе, глядя прямо на Дроздовского, — он, как я полагаю, вам тоже уже хорошо знаком.

— Разумеется, Михаил Васильевич, — ответил генерал-лейтенант Марков, — так оно и есть.

— Итак, — сказал Фрунзе, — поскольку полковник прибыл к нам прямо с места событий, то предлагаю пригласить его на наше штабное совещание. Как говорится, с корабля на бал. С Румынией, товарищи, пора кончать и идти дальше. Дел у нас еще много.

Да, на Юге России все еще только начиналось. С Румынского фронта поступили сообщения, что после взятия Красной гвардией Одессы румынская королевская армия по приказу представителей Антанты приступили к разоружению и интернированию частей Русской армии. Отдельные подразделения, еще сохранившие боеспособность, подобно отряду полковника Дроздовского, силой оружия пробивали себе путь к русской границе. А в Яссах битые австрийцами и мадьярами румынские генералы уже обсуждали наполеоновские планы и мечтали о Великой Румынии до Днестра, Днепра или даже до Волги. Грядущий восемнадцатый год должен был решить все.

10 декабря (27 ноября) 1917 года, три часа пополудни.

Одесса, железнодорожный вокзал,

штабной поезд корпуса Красной гвардии,

купе генерала А. И. Деникина

— Михаил Гордеевич, — с улыбкой сказал генерал Марков, задвигая дверь купе, — я же вам говорил, что попали вы, как кур в ощип — в логово самых отъявленных большевиков. С чем мы вас и поздравляем.

Полковник Дроздовский, слегка прихрамывая на левую ногу, дошел до дивана и устало опустился на него.

— Господа, — растерянно вымолвил он, — потрудитесь объяснить мне — что сие означает? Я ничего не могу понять!

— Сергей Леонидович, — с трудом сдерживая улыбку, сказал великий князь Михаил Александрович, — будьте любезны, налейте-ка полковнику рюмочку коньяка.

— Да-да, — закивал генерал-лейтенант Деникин, — господину полковнику это совсем не помешает. Сергей Леонидович, пошарьте в моем погребце.

Дроздовский отрицательно покачал головой, но генерал Марков, протянувший ему пузатый бокал стакан с плескавшейся на его дне янтарной жидкостью, ободряюще сказал:

— Выпейте, Михаил Гордеевич, не пьянства ради, а токмо для лучшего усвоения всего здесь увиденного и услышанного. Кстати, господа, кто попробует объяснить нашему гостю все происходящее?

— Как мне кажется, — произнес генерал Деникин, — лучше всего это получится у Михаила Александровича, как старшему по званию, более осведомленному.

— Действительно, — кивнул Марков и посмотрел на брата экс-императора, — его высочество, как принято говорить у наших новых знакомых, наиболее «продвинут» во всех их чудесах. Только я, Михаил Александрович, запамятовал — когда полковник Бережной впервые пожаловал к вам в Гатчину?

— Двадцать девятого сентября, по старому стилю, — сухо сказал Михаил Романов, — я сподобился быть вторым после господина Сталина из числа тех, кто удостоился такой чести. Вас, господин полковник, тогда не было в Петрограде… Вы даже не можете себе представить — что творилось тогда в городе. Ужас, помноженный на кошмар…

Михаил Романов задумался, а потом сказал:

— Но давайте я расскажу все по порядку, чтобы Михаилу Гордеевичу стало все понятно. Все обстояло следующим образом…

На конец сентября германским Генеральным штабом была запланирована операция по захвату Моонзундских островов с целью обхода нашей оборонительной позиции у Риги и прорыва германского флота в Финский залив. Для этой цели было выделено два отряда линкоров, дивизия новейших легких крейсеров и десантный корпус численностью двадцать шесть тысяч штыков. В самый канун операции каким-то необъяснимым для современной науки способом в Балтийском море, ровно посредине между Моонзундом и Стокгольмом, появилась эскадра русского флота. И прибыла она из будущего — их далекого 2012 года. Результат сего переноса известен всем — у острова Эзель Германия потерпела одно из самых тяжелых поражений в этой войне…

Михаил Романов внимательно посмотрел на полковника Дроздовского и сказал:

— Михаил Гордеевич, я мог бы подробно рассказать вам о том, как день за днем с помощью эскадры пришельцев менялась вся наша история. Но на это понадобится слишком много времени. Могу сказать лишь одно…

Михаил замолчал, а потом продолжил:

— Я редко когда встречал более яростных патриотов России, чем полковник Бережной, адмирал Ларионов и их подчиненные. При всем при том все они являются такими же яростными приверженцами господина Сталина. Фактически они стали чем-то вроде его преторианской гвардии. Это они превратили винные погромы в Питере в ночь длинных ножей, под корень вырезав противостоящую Сталину группировку Троцкого-Свердлова. Одна ночь, господа, — и Россия снова единая и неделимая.

— Спасибо, ваше императорское высочество, вы меня обнадежили, — устало сказал Дроздовский. — Только хотелось бы только знать — что теперь будет дальше?