— Вот оно, Тридесятое царство… Не правда ли, милое местечко?
Некоторое время она смотрела на площадь Фонтана, спешащих по своим делам остроухих и амазонок, на сам город, будто сошедший со страниц сказок «Тысячи и одной ночи», на стройные и ажурные соседние башни. А затем спросила:
— О Роберт, неужели все эти люди там, внизу — русские? Некоторые из них выглядят настолько необычно, что я и не знаю, что и сказать…
— Да, Джинни, — сказал я, — все они, даже самые экзотические, являются русскими. Царь Мидас превращал в золото все, до чего коснутся его руки, а мистер Сергий обладает талантом превращать в русских всех униженных и оскорбленных, до которых может дотянуться, чтобы поставить их в строй. Ох, Джинни, тебе еще предстоит так много узнать… А сейчас давай пройдем в госпиталь, чтобы местные врачи смогли наметить план твоего лечения от старости. Это недалеко, в соседнем здании.
В приемном покое мою супругу у меня из рук в руки приняли остроухие девушки в белых халатиках и увели ее на обследование. А через некоторое время ко мне вышла миссис Максимова и сообщила, что никаких препятствий для успешного лечения от старости не обнаружено. Немного помолчав, она добавила, что всю первые десять дней пребывания в Тридесятом царстве моя жена должна провести в оздоровительном сне, плавая в волшебной воде.
Ну и пусть неделю, подумал я тогда, лишь бы она снова стала молодой и здоровой…
И вот теперь я лежал в ванне и воображал, какой станет Джинни, когда курс процедур закончится. Это были очень приятные мысли, и я улыбался. Наверное, я не успею помолодеть до такой степени, как она, ведь мне можно пребывать под воздействием магической воды лишь восемь часов в сутки, поскольку мне нужно заниматься и другими делами; она же она находится в ванне уже семь дней беспрерывно. Но это ничего… Я догоню ее потом.
Постепенно мысли о супруге вытеснялись другими. Разум настойчиво нашептывал о том, что довелось мне увидеть и узнать сегодня. Все впечатления прошедшего дня глубоко впечатались в мое сердце и требовали осмысления. Общение с мистером Сергием и людьми из его окружения — это само по себе чертовски интересное занятие, которое уже дало мне материала не на один роман, но тот мир, который он отвоевал у демона, дает просто неиссякаемую пищу для размышления.
ТОТ мир был реальным, не придуманным. Мир, где воцарилась мерзость. Мерзость обосновалась в Америке и протянула свои жадные щупальца по всей планете. Мои воображаемые миры меркли с этим Абсолютным Злом.
И я думал: почему это заводится всегда именно в Америке? Ведь Серегин рассказал мне о том, что происходило в его мире в начале третьего тысячелетия. Там тоже начала зарождаться это гниль… Впрочем, что ж это я говорю «зарождаться»? Очевидно, она была там изначально. С тех самых пор, когда завоеватели стали истреблять коренное население… Вот тогда и стал закладываться настоящий образ Америки. Алчность, жажда власти, чувство превосходства, стремление подавлять страхом — вот его основные черты. Ступая на новые земли, мы, англосаксы, всегда приводим с собой дьявола. И потом заботливо вскармливаем его. И этот дьявол становится со временем все прожорливее…
Серегин же несет в миры нечто прямо противоположное. По сути, мне выпала честь узнать человека, который воистину является МОИМ ГЕРОЕМ. Его идеи абсолютно созвучны с моими. То, что он собирается выстраивать на американском континенте, в целом соответствует моим представлениям об обществе будущего… Да только в нем будут говорить на русском языке. Да, этот факт задевал меня. Но в свете того, что мне пришлось понять и осмыслить за это время, я не мог не признать, что иначе быть никак не может.
До всех этих удивительных приключений я мало был знаком с русской культурой, хоть и побывал в шестидесятом году в Советском Союзе. Тот визит оставил у меня двоякое впечатление, и к тому же его смазал инцидент со сбитым над Уралом американским высотным самолетом-разведчиком. Наверное, я ничего не понял тогда в силу каких-то глубоко укоренившихся предубеждений…
Воображая себе будущее таким, каким я хотел бы его видеть, я сам не верил, что такое возможно. И вот теперь я понял главное отличие между нами и русскими: ОНИ ВЕРЯТ. Осознанно или нет, но они всегда стремятся к идеальному обществу справедливого равенства и распределения обязанностей в соответствии со способностями. И еще они очень много думают о Душе… Что неразрывно связано с концепцией существования Бога.
Собственно, я был не то чтобы атеистом, но о Боге рассуждал с точки зрения философии. Странно было бы писать научную фантастику, будучи традиционно верующим. И вот, когда началось это мое приключение, я убедился, что многие мои представления о Боге были верными.
Когда-то мне довелось читать выкладки исследователей о том, что человеку никогда не снятся те лица, которых он не видел наяву. А теперь я знаю, что и наши фантазии — это не просто фантазии, а то, что потенциально возможно. То есть то, что существует. Существует в том не имеющем пределов мире, состоящем из множества миров, которым управляет Бог. И фантасты — те люди, которые смогли заглянуть «за край».
Америка забыла о Боге. Да-да, забыли с того момента, как первые переселенцы ступили на ее землю. Вся вера превратилась в сплошное лицемерие. Мы молились и благодарили Господа, а потом шли с оружием освобождать эту землю от тех, кому она принадлежала. Мы не разбирали, кто из них праведник, а кто нет. Нам была неинтересна их культура. Мы тут должны были стать хозяевами! Мы не допускали мысли, что в чем-то неправы — и это стало основой нашего национального самосознания. И дьявол, глядя на это, радовался и потирал руки, предвкушая свое будущее безраздельное господство… Что ему каких-нибудь несколько веков? К началу третьего тысячелетия в нашем мире он прочно воцарился на троне и уже не скрывал своего лица…
Дьявол обольщал нас свободой. И мы стали поклоняться ей как божеству, сделали из нее культ. Мы поставили ее в виде идола Гекаты над заливом, вложив в руки скрижаль с декларацией о человеческой гордыне [Декларация о независимости.]…
Русские же никогда не забывали о Боге, и в этом и заключается отгадка их «загадочной души». И поэтому Он тоже о них не забывал. Что сделал бы Серегин без покровительства Свыше? Ничего. Ничего такого, что изменило бы судьбы целых миров! Значит, с самого начала Всевышний вел его этой тропой, раз от раза наделяя все новыми возможностями. Как там было сказано? «Господь читает в наших сердцах». Сердца этих русских всегда открыты Богу. В этих сердцах — та праведность, которую мы утратили. Мы утратили даже возможность впускать в сердца эту праведность! Нам и так было хорошо со своей свободой, заменившей все духовные устремления. Но свобода оказалась безобразной сумасшедшей ведьмой, кровожадной старой шлюхой, как назвал ее Серегин, и ее истинный лик я увидел лишь сейчас.
Наверное, в том, что именно мне позволили глубоко вникнуть в те идеи, что несет Серегин, был какой-то высший промысел. Теперь я вообще склонен искать этот промысел повсюду. Нужно научить свое сердце слышать… Когда оно обладает этим свойством, легче отличить Добро от Зла, чтобы сделать правильный выбор.
Собственно, я сказал бы, что мои взгляды на человека и общество имеют много общего с мировоззрением Серегина. Он тоже считает, что права в обществе должны быть у тех, кто готов за него умереть. Он тоже не склонен к лжегуманистическим заблуждениям. Он, как и мои герои, решает проблемы силой оружия, не вдаваясь в рефлексии. И умеет объединять вокруг себя не только людей-землян, пусть и из разных эпох, но и человекоподобных существ из далеких и странных миров! Вот уж это было для меня самым поразительным. Ведь я доказывал, что ЧУЖОЕ всегда останется чужим и чуждым, если не враждебным, никогда ЧУЖИЕ не станут рассуждать так, как мы. Я убеждал, что даже среди людей могут быть такие разногласия, что никакого объединения не может быть в принципе. Увы, я признаю, что в этом я ошибался. Я рассуждал таким образом именно потому, что был американцем… Мы были самым непримиримым народом. Мы не признавали никакого другого мировоззрения, кроме собственного. Более того — мы старались искоренить это чужое мировоззрение и насадить свое. Повсюду. Где только можно. Не гнушаясь никакими средствами. И дьявол, который питался этими идеями, рос и креп. В конце концов в Америке моего мира стало бы примерно так же, как в этом Царстве Света! Ибо ложный путь, каким бы извилистым он ни был, неизбежно приводит в одно и то же место, где все обращается в прах и тлен.
Конец ознакомительного фрагмента
