— Сербские земли в составе Венгрии — далеко не исконные, — стараясь быть спокойным, заговорил Франц Фердинанд. — В начале восемнадцатого века Австрия отвоевала эти территории у турок силой оружия и организовала на них пограничную провинцию Темешварский Банат, управляемую напрямую из Вены. Впоследствии в середине восемнадцатого века к этой провинции добавились другие пограничные земли, названные Воеводством Сербским. Несмотря на то, что эта провинция была ликвидирована в 1860 году с передачей земель в состав Венгерского королевства, титул воеводы Сербского остался за австрийским императором, то есть за мной. Аз есмь высший суверен над теми землями, а венгры, если захотят поднять мятеж и на этот раз, жестоко о том пожалеют.

— Да, совершенно верно, — подтвердила императрица, — и поэтому, помимо соглашения о безопасности колоний, мы предлагаем дополнить Брестские соглашения документом о поддержании внутренней безопасности, чтобы ни один член нашего альянса не только не поддерживал разжигание смут и мятежей у своих соседей, но и всячески способствовал их умиротворению. Стандарты приличной социальной политики известны всем присутствующим, так что надеюсь, мы сможем избежать ситуации, при которой люди начинают бунтовать от банального голода и бытовых неустройств. И еще: решив сербскую проблему, мы не должны забывать о других подобных случаях. Дядя Берти, не смотрите на меня с таким изумленным видом — я имею в виду как раз вашу Ирландию. Или вы перестанете считать ирландцев людьми второго сорта, своего рода белыми неграми, называя их «грязные пэдди», или дело для вашей Империи закончится печально.

— Да, отец, — подтвердила принцесса Виктория, — это и в самом деле так. Чем больше мы унижаем ирландцев, тем сильнее сжимается пружина их гнева, которая однажды еще ударит нас со страшной силой.

— Дочь моя, — ответил британский король, — уже много раз лучшие политики Соединенного королевства пытались исправить это положение дел, но их предложения ни разу не проходили через Парламент. Увы, и я тоже тут почти ничего не могу поделать, ведь, несмотря на все свои прерогативы, я не абсолютный монарх, а конституционный.

— А это оттого, дорогой Берти, — с мрачным видом произнес канцлер Одинцов, — что депутаты вашего Парламента представляют не своих избирателей в округах, а тех, кто дал им денег на избирательную компанию. По-настоящему у вас независимы только те депутаты, которые настолько богаты, что способны самостоятельно оплачивать все свои счета. Но они тоже далеко не ангелы — скорее, наоборот. Ведь, по сути, Ирландия — это ваша самая первая колония, где белые сагибы властвуют над такими же белыми туземцами. Униженное и оскорбленное положение ваших ирландских подданных — это способ довести их эксплуатацию до того предела, после которого уже идет лишение личной свободы. Алчность пропитала Британскую империю так же, как запах дерьма пропитывает стены ветхого сортира.

— О да, герр Одинцофф! — подтвердил кайзер Вильгельм, воинственно встопорщив свои знаменитые усы. — Мы, немцы, даже с африканскими неграми поступаем гуманнее, чем англичане с белокожими ирландцами…

Сказал — и осекся, натолкнувшись взглядом на разъяренного русского князя-консорта. Но страшнее всего выглядела русская императрица.

— Вы, дядя Вилли, в связи с известными вам обстоятельствами, лучше не заливайте нам в уши про германскую гуманность! — коброй прошипела Ольга. — Всем прочим присутствующим хочу напомнить, как тридцать пять лет назад вели себя германские солдаты на оккупированных французских территориях, и в каких скотских условиях «гуманные» немцы содержали тогда пленных. Если случилась война против жестоких людоедов, то она должна быть стремительной и почти бескровной, чтобы, когда умолкнут пушки, все мерзавцы оказались мертвыми, а ни в чем не виновное население побежденной страны приспособилось к новой жизни, которая у них будет лучше, чем прежняя. Тридцать пять лет назад — примерно тогда же, когда прусская армия громила Вторую Империю Наполеона Третьего — Россия завоевала себе знойные барханы Туркестана. За это время население на этих землях увеличилось в двадцать раз — ведь мы пресекли разбои и вечные междоусобные войны. В голой степи и песках проложены дороги, выросли города, процветает торговля и землепашество. Вот в чем главное предназначение цивилизации, а не в том, чтобы содрать с покоренных земель как можно больше денег. И мой Сашка, и Павел Павлович, и все их спутники людно и оружно появились в этом мире как раз для того, чтобы наставить его на праведный путь без жестокого угнетения, затяжных войн, ведущих к бессмысленному истреблению миллионов людей.

— И именно ради этой благой цели, Хельга, — скривив губы, произнес британский король, — в арсенале твоих пришельцев имеется подводный корабль со сверхдальнобойными снарядами воистину сатанинской мощи, способными одиночными попаданиями целиком разрушать крупные города?

— А вот об этом, дядя Берти, тебе лучше спросить лично у Всемогущего Господа, — встопорщилась Ольга. — Подумай, чем ты и прочие европейские владыки, включая покойных Франца-Иосифа и Абдул-Гамида, так разгневали Создателя Всего Сущего, что он сунул Нам под руку такую тяжелую дубину, пригодную для того, чтобы до полусмерти отмутузить всю Европу разом? И еще. Хоть наши отношения с Британией, Германией, Австро-Венгрией и прочими странами были далеки от сердечности, Мы ни разу даже полусловом не обмолвились, что в Нашем распоряжении имеется такое ужасающее оружие, не говоря уже о том, чтобы размахивать им направо и налево, как безумец размахивает своими мужскими причиндалами. Этот ужас иного мира может быть применен только в том случае, если на нас войной пойдет вся Европа, а мы к такому нашествию будем не готовы. Но сейчас я почти уверена, что самого страшного не произойдет, и снаряды мощью в сотни тысяч тонн тротила нам не понадобятся. Брестские соглашения снимут угрозу большой войны и привьют европейцам вкус к очень долгому миру. А если этот план потерпит неудачу, то к войне один на один со всей Европой мы уже почти изготовились, а мелкие недостатки можно устранить по ходу процесса.

— Все верно, — подтвердил слова императрицы канцлер Одинцов, — но вы не обессудьте, господа. Вы тут у нас далеко не агнцы, а с волками жить — по-волчьи выть.

С кайзера Вильгельма в этот момент можно было бы писать картину «обалдевший сего числа», да и британский король выглядел изрядно потрясенным. Внешне спокойным оставался лишь император Франц Фердинанд, внутренне готовый и не к таким невероятным новостям. Да и поумнее он был, чем «дядя Берти» и «дядя Вилли» вместе взятые, а потому сразу и в лоб задал ключевой вопрос европейско-российских отношений:

— И что же, дорогая Хельга, ты думаешь, что мой дядя (Франц-Иосиф) был прав, и Россия с Европой обречены на постоянные войны?

— Твой дядя, прости Господи, был ударен пустым мешком по пыльной голове, — ответила Ольга. — Неужели ты сам ощутил с нашей стороны хоть какие-нибудь признаки ненависти, делающей невозможной любые рациональные действия? Зато с другой стороны такой немотивированной ненависти было хоть отбавляй. До зубовного скрежета нас ненавидел как сам твой дядя, так и его клевреты — и, как говорит мой канцлер, это еще цветочки. Лет через сто Европа засмердит таким откровенным гноем, что тошнить начнет и самого небрезгливого человека. Россия в Европу никогда войти не сможет — плечи в дверь не пролезают; а вот Европа в Россию входит свободно, да еще остается место для двух-трех Франций. Но этот вариант мы оставим на крайний случай, если у нас не получится вылечить неизбывную европейскую злобу и зависть, а пока предлагаю принять за аксиому, что Россия и Европа должны между собой жить мирно и дружно, но порознь, ибо от попытки смешать две несовместимые субстанции ничего хорошего не получится.

Канцлер Одинцов хмыкнул и добавил:

— Русский, вне зависимости от его отношений с правительством, приезжая в Европу, так и остается русским и в первом, и во втором, и в третьем поколениях, а вот европейцы, переселившиеся в Россию, растворяются в ней как сахар в кипятке. И зачастую только по фамилии можно опознать, что дед этого человека был французом, этого — англичанином, а этого — немцем.

— Что есть, то есть, — вздохнул кайзер Вильгельм. — Немцы, уехавшие жить в Россию, для нас потеряны навсегда, и в то же время поток переселенцев не ослабевает. Надел в сто гектар чернозема в Южной Сибири или Северной Маньчжурии действует на наших малоземельных крестьян хуже, чем валерьянка на кота. Россия бурно развивается, используя свое огромное пустое жизненное пространство, в то время как честные европейцы, скованные обручами существующих границ, вынуждены киснуть без всякой надежды вырваться на простор. При этом мои генералы считают, что попытка оспорить это жизненное пространство у России закончится для нас тем, что Германия, а может быть, и вся Европа станут частью России. Это будет страшная война, перед которой померкнут все прочие конфликты; Европа будет разрушена и завалена трупами, и на ее руинах останется только один победитель — он. — Кайзер Вильгельм показал на русского князя-консорта.