Отчаянная особа эта Ирочка. Каска, бронежилет, блокнот, диктофон — и в передовую линию. Рядом оператор с камерой. Все как у нас. Ведь сколько лет прошло, а ничего не поменялось, все так же наш брат военный журналист настырен и храбр до безумия. Ну что же, ехать так ехать, завтра будет новый бой и новый день.

16 января 1942 года, 18:05. Северная Таврия, дорога на Каховку

Майор морской пехоты Сергей Рагуленко

После того как остатки немецкой группировки были окружены, генерал бросил вперед два батальона, костяком которых были балтийцы из 2012 года. Мой и майора Франка. Вася Франк, несмотря на немецкую фамилию, был чистейшим русаком. Здоровый флегматик, чем-то похожий на носорога. Но язык предков — это святое, его он знает отлично. Задача, которую поставил нам генерал, проста, как три копейки. Двигаться вперед вдоль дороги, уничтожая все живое. Каховку желательно захватить с ходу. Не получится — провести разведку боем и ждать подкреплений.

Но пока до Каховки еще далеко. Последнее из отставших подразделений — 75-мм артбатарею на автотяге — мы вдавили в жирную грязь полчаса назад, и теперь впереди бесконечная лента шоссе, которая то поднимается в этой волнистой степи, то спускается.

Темнеет. Это хорошо. Приказываю водителям переключиться на ПНВ, фар ни в коем случае не включать. Водители трофейных транспортеров должны держаться габаритных огней впередиидущих машин. Этот режим «колонна-призрак» мы отрабатывали на тренировках перед операцией. И вот поднимаемся на очередной увал, а перед нами немецкая автоколонна Свет фар в глаза, задыхающийся рык моторов, машины идут на подъем. Интересно, кто такие? Темно нахрен, ничего не видно, а ПНВ ничего, кроме силуэта, не дает, уж слишком сильно слепят фары.

Полугусеничники назад. БМП расходятся по степи вилкой, готовые в любой момент прочесать колонну продольным огнем. У двух свеженьких грузовиков и перегораживающих дорогу тягачей, с еще несмытой немецкой маркировкой, прикомандированные «мышки». При полном параде они изображают патруль полевой жандармерии. Взмах жезла с кружком, и передовой грузовик покорно останавливается. Наблюдаем за этой картиной метров с тридцати. Подходит, очевидно, старший колонны, о чем-то спорит, размахивает руками, потом забирает документы и поворачивается, чтобы вернуться к своей машине.

— Медики это, — докладывает старший разведчиков, пока немец идет обратно, — полевой госпиталь. А в хвосте у них рембат 23-й танковой дивизии — задержались с разгрузкой.

Смотрю на Франка, а тот только сопит. Были бы солдаты — разговору нет, а тут госпиталь, бабье… Мы ж не фашисты, потом до смерти грех не замолишь.

— Василий Владимирович, — говорю я ему ласково, — возьми мегафончик и скажи людям на родном языке Шиллера и Гёте, чтоб поднимали руки и дурью не маялись. Дело их фашистское проиграно, так что дальше только плен. Сибирь, балалайка и прочая экзотика. Если в преступлениях не замараны, кровь людскую не лили, то и бояться им нечего.

Майор Франк берет мегафон, и летят над степью слова на вполне себе литературном немецком:

— Ergeben Sie sich. Legen Sie ihre Waffen nieder und kommen Sie raus mit hochgehobenen Ндnden. Wer keinen Widerstand leistet und keine Sabotage betreibt, dem garantieren wir das Leben [Сдавайтесь, вы окружены. Положите оружие и выходите с поднятыми руками. Тому, кто не окажет сопротивления и не займется саботажем, мы гарантируем жизнь.].

Одновременно в ночной степи вспыхивают десятки фар, с обеих сторон заливая светом замершую немецкую колонну. Ловушка, выхода нет.

Минута, и из открывшейся двери головного грузовика, четко видимая в свете фар, на землю брякает первая винтовка, за ней еще и еще. Запомнились германские врачихи, их выпученные от ужаса глаза, полные икры, плотно обтянутые чулками, пилоточки на кокетливых прическах. И это при минус пяти и ветре десять метров в секунду! Б-р-р-р. Выходят из машин, руки за голову, лицом к борту.

Короче, собрали мы брошенные стволы, оставили взвод для охраны и рванули дальше к Каховке. А куда этим немецким врачихам деваться было — впереди наши, позади мы, по краям ночная зимняя степь с оврагами и буераками, сто лет будешь ехать, и никуда не приедешь.

В Каховке же мы с ребятами оторвались от души, даже майор Франк веселился, как настоящий русский человек… Но это уже совсем другая история.

16 января 1942 года, 23:55.

Северная Таврия, станция Каховка

Майор морской пехоты Сергей Рагуленко

Облака немного рассеялись, но на небе нет никакой луны, что очень приятно. Прямо перед нами станция Каховка. Та самая, которая «родная винтовка». Ночь абсолютно безлунная, в разрывах облаков проглядывают звезды. Станция битком забита составами. Сейчас там разгружается второй эшелон кампфгруппы. Они еще не знают о той катастрофе, что постигла их генерала, и спешно сгружают с платформ артиллерию и машины.

Станция ярко освещена электрическим светом и заполнена суетящимися солдатами. У нескольких эшелонов на запасных путях не видно суеты, только лениво прогуливающиеся патрули с собаками. Вот разгадка того, почему наша авиация еще не разнесла станцию вместе с немцами вдребезги и пополам, несмотря на все нарушения светомаскировки. В эшелонах несколько тысяч пленных, наших пленных. Кулаки сжимаются, и в глазах темнеет. Разведка уже провела экспресс-допрос пленного генерала и доложила о том, что это была его идея с пленными.

Рассматриваем станцию в бинокли. Вот она, Каховка, осталось только пойти и взять ее. Есть еще одна идея, но это потом, когда возьмем станцию. Разделяем батальоны. Я пойду по дороге от Чаплинки, а Франк отрежет немцев от Днепра. Весь расчет на внезапность. На головные машины обоих батальонов натягиваем трофейные красные «фартуки» со свастикой. Ребята надевают немецкие каски, а белые маскхалаты и так у всех одинаковы. Ну, вот вроде маскарад и готов. В первую минуту примут за своих, а потом — пофиг! Отыграемся за их «Бранденбург».

Команда:

— Вперед!

Гремящая и лязгающая колонна приближается к шлагбауму у КПП. Высовываюсь по пояс из командирского люка, демонстрируя всем свое мужество и лихость. Тут уместно вспомнить еще одно мое «погоняло» — герр гауптман. Сейчас, конечно, так не шутят, но все же имидж пригодился. Придерживая винтовку, навстречу нам выбежал молоденький солдатик. Не знаю, может, спросить чего хотел? Стреляю ему из ПМ в голову.

Понеслась! Броня сносит шлагбаум. Кандауров, мой наводчик, разворачивает башню и дает очередь из 30-мм по охранной вышке. Летят обломки досок. Соскальзываю внутрь машины. Высшая дурь — схлопотать шальную пулю или осколок. Для этого много ума не надо.

На станции поднимается паника. Немцы бегают, как наскипидаренные, слышны исторические вопли: «Алярм! Алярм! Алярм! Руссише панцер!»

На подъездные пути вламывается десяток БМП и, ведя огонь, проходит станцию из конца в конец, сметая все на своем пути. Неожиданно гаснет свет, но нам с нашими ПНВ так даже лучше. Сонное царство на зенитных батареях, прикрывающих станцию, уже проснулось.

Двадцатимиллиметровые «флаки» пытаются открыть огонь, но снаряды 100-мм пушек БМП разбрасывают их словно игрушечные. От уцелевших орудий перепуганные расчеты прыскают в темную степь, словно зайцы. Мы их не ловим, пусть побудут там до утра.

Мечущихся между путями солдат и офицеров расстреливаем из пулеметов и давим гусеницами. Пехотинцев среди них не так уж много, в основном это артиллеристы и тыловики. Кто-то поднимает руки, кто-то пытается залезть под вагоны. Но сегодня нам не до пленных. Морпехи, наступающие вслед за нашими БМП, жестко зачищают станцию. Внезапно со стороны Днепра тоже начинается стрельба.

Как раненая корова, кричит простреленный навылет паровоз. Пытавшийся сбежать эшелон застрял на выходной стрелке. Что-то ярко горит у водокачки, выбрасывая в небо багровые отблески… Сутолока ночного боя бессмысленна и беспорядочна. И только наши приборы ночного видения да надежная связь вносят в бой некое подобие порядка.

Станция нами захвачена. Захвачена за счет дерзости, неожиданности и превосходства в огневой мощи. Ну, и дозированного нахальства. Осталось лишь подавить оставшиеся очаги сопротивления и подсчитать трофеи. В здании вокзала наши новички сначала забросали немцев гранатами, а потом сошлись с ними врукопашную.

Выпрыгиваю из люка БМП. Внутри здания слышны жуткий мат и звуки ударов. Внезапно одно из окон вылетает вместе с рамой на улицу, и в снег вниз головой втыкается жирный оберст. Да, не обижен был силушкой тот, кто сумел вышвырнуть в окно такую тушу. В здании вдруг все затихло, очевидно русская народная забава — стенка на стенку — закончилась вместе с немцами. Лишь бы наши там не сильно пострадали, ведь операция только началась, и лишние потери нам ни к чему. Их же учили, как нужно зачищать объект с наименьшими хлопотами и наибольшими потерями для противника. Тем более что противник у них — тыловые крысы, с которыми вообще можно было справиться одной левой. Ладно, оставим разбор полетов на потом, сейчас нас ждут другие дела.

— Старший лейтенант Борисов, за мной!