— Что он делает?
— Смеется. Ржет.
— Почему? — не понял Футболист. — Его же поймали. Чего тут смешного?
— Он под наркотой. Это мы чуть позже узнаем.
— Тогда надо показать, что он делает себе укол.
— Зачем?
— Чтобы зрители понимали, что он под наркотой.
— Тогда будет неинтересно.
— А так ничего не понятно.
— И не надо, чтобы было понятно. Потом мы все объясним — и откуда машина взялась, и чьи деньги. Но сначала нам нужно вызвать интерес зрителя.
Футболист покачал головой:
— Нет, так не пойдет. Как-то у тебя все через жопу.
Андрей устало вздохнул.
— Нет такого термина в кинодраматургии. Есть термин — интрига.
— Есть такой термин. Это наш, продюсерский. Вот я — обычный зритель. Я должен понимать, что происходит на экране.
— Скажите лучше, что вы просто жметесь добыть «Бентли» для съемок.
— И это тоже! Зрители не любят, когда им показывают роскошь. У них у самих жизнь какая? Скромная и убогая. А им тут по телевизору показывают дорогие тачки, которые они сами не могут себе позволить. Да еще деньги с неба сыплются. У человека сразу — комплекс неполноценности. Зависть. Стресс. Давление поднимается. Готово дело — человека везут на «Скорой» в больницу.
Выдав эту тираду, Футболист, очевидно, остался очень доволен собой. Андрей смотрел на него неприязненно.
— Это вам кто сказал?
— Это мне здравый смысл говорит. И жизненный опыт.
— А мне мой здравый смысл и жизненный опыт говорят другое. Почему тогда люди как подорванные смотрят с утра до вечера передачи про звезд, про их замки, разводы и машины? Если следовать вашей логике, всю страну уже давно надо было бы увезти на «Скорой».
— А так и есть, разве нет?
— Слушайте, это не разговор. Я вам рассказываю кино, а вы какую-то фигню буровите.
Футболист аж подпрыгнул в своем кресле. Не привык, чтобы гладили против шерсти.
— Мне говорили, что ты колючий, но чтобы настолько.
— А мне плевать на ваши чувства, — жестко сказал Андрей, — вы мне не начальник. Я сценарист. В России сейчас, знаете, сколько сценаристов?
— Сколько?
— Пять-шесть. Ну хорошо, пятнадцать-двадцать. А таких, как вы, кошельков, возомнивших себя продюсерами, — сотни четыре. Зайдите в Интернет, посмотрите на вакансии. Я там везде требуюсь. Все днем с огнем ищут сценаристов. Будете плохо себя вести — я встаю и ухожу. У меня сегодня еще две встречи с продюсерами.
Андрей блефовал, конечно. Нигде он не требовался, никто его не ждал, и эта работа была ему нужна позарез. Нужно было платить за квартиру, а гонорар за «В гостях у сказки», который он ухитрился растянуть почти на год, иссяк давно и безнадежно.
Футболист насупился и опустил голову, разглядывая свои золотые кубки. Думал, что ответить. В конце концов решил не замечать тона Андрея.
— А вот менты твои…
— А что менты? — с вызовом спросил Андрей.
— Разве так должен вести себя милиционер?
— А как он должен себя вести?
— Он не должен прерывать преследование преступника.
— Мало ли что он не должен.
— Зрители этому не поверят.
— Послушайте. Вы видели когда-нибудь милиционера?
— Видел, конечно.
— Вспомните последнего милиционера, которого вы видели. Вспомните. Вспомните, я серьезно. Конкретного мента вспомните, которого вы последним видели. Вспомнили?
— Ну…
— А теперь скажите — вот этот мент, которого вы вспомнили, в этой ситуации будет деньги собирать или будет гнаться за преступником?
— Хрен знает.
— Неправда. Вы знаете, что он будет делать.
— Господи, да, конечно, менты все продажные сволочи. Ради денег маму родную зарежут, — оживился Футболист. — Вот у меня был случай, еду я однажды ночью по Малой Дмитровке…
— И что? — Андрей безжалостно прервал намечающийся мемуар.
— В смысле, что? — не понял Футболист. — Я тебе говорю, еду я по…
— Вот я вам показываю этих самых ваших ментов, которые вас кошмарили на Малой Дмитровке. А вы мне говорите, что они — рыцари без страха и упрека, комиссары в пыльных шлемах.
Футболист замахал руками.
— Тут совсем другое! Одно дело — кино, другое дело — жизнь.
— Вот поэтому люди и перестали кино смотреть. Потому что в жизни одно, а в кино — другое. Люди устали от бесконечного вранья. Они хотят узнаваемой правды. И при этом — интересной, увлекательной истории.
Футболист помрачнел. Он видел, что Андрей говорит логично, но при этом его логика противоречила его картине мира. Сейчас заговорит про советское кино.
— Вот мы в детстве смотрели кино…
Ну конечно.
— Были же хорошие фильмы про милиционеров. «ТАСС уполномочен заявить…», «Визит к Минотавру», «Трактир на Пятницкой», этот, как его, с Высоцким…
— «Место встречи изменить нельзя»?
— Вот-вот. Люди хотят вот такое кино смотреть.
— Ну так и давайте такое кино снимем.
Футболист смотрел на Андрея, как ребенок на карусель.
— Так давай.
— Если вы хотите снять такое кино, как «Место встречи изменить нельзя», — не лезьте в мою историю с вашими идиотскими замечаниями. Дайте работать профессионалам.
— Я же вижу, что у тебя история идет куда-то не туда…
Разговор пошел по второму кругу.
Андрей встал.
— Спасибо за то, что уделили время.
— Ты куда? — удивился Футболист.
— Не хочу я с вами кино делать.
— Это еще почему?
— Потому что вы ничего не понимаете в кино.
— Сядь.
Андрей сел.
Футболист открыл ящик стола и положил на стол пачку денег. Доллары. Сотки. С портретом Бенджамина Франклина, со своими длинными волосами похожего на пожилую рок-звезду.
— Здесь три тысячи. Это аванс. Когда напишешь сценарий, получишь еще десять. Ферштейн?
Трех тысяч долларов хватит Андрю на полгода. А десятки… он никогда не держал в руках таких денег. За «В гостях у сказки» ему заплатили тысячу. И это были сумасшедшие деньги. Просто книга очень понравилась детям директора издательства.
— Ладно.
Деньги со стола перекочевали в сумку Андрея. Как бы сами собой.
— В понедельник пришлешь заявку. Мне пятнадцатого числа нужно показать заявку на канале.
— Хорошо.
До понедельника три дня. Вечность. Он что-нибудь придумает.
— И чтобы без этих твоих… интриг.
— Хорошо, — пообещал Андрей, — интриг не будет.
Оказавшись на улице, Андрей непроизвольно придерживал рукой сумку, где лежали деньги.
Работать с Футболистом будет трудно. Но все равно это легче, чем жить вообще без денег. У него была работа. Наконец-то. Сценарная работа. Настоящая сценарная работа. Он — сценарист.
9:46
У Аси было предчувствие, что на этот раз все получится.
Сколько раз за это лето она ходила на собеседования? Наверное, двадцать раз. Или тридцать. Она сначала считала, потом сбилась и перестала считать. Каждый день она заходила на сайт job.ru и покупала каждый номер газеты «Работа». Обводила кружочком телефоны, звонила, высылала резюме.
Такое вот резюме — полстранички. ФИО. Место и дата рождения. Образование. Контакты.
— А опыт работы? — спрашивали у нее, и она в ответ смущенно улыбалась.
Она пыталась устроиться продавцом в магазин, курьером в редакцию газеты, диспетчером в метро. И везде ей улыбались, обещали перезвонить и никогда не перезванивали.
Кому нужна работница с кандидатской диссертацией и без опыта работы?
Никто не хочет иметь в штате человека, который гарантированно умнее вас и при этом совершенно ничего не умеет.
Вы бы взяли такого человека на работу? Я — точно нет.
Пока Ася училась в университете, она не думала о будущем. Оно просто где-то там сияло и было безусловно прекрасным, счастливым и радостным. В аспирантуре она осталась по инерции — все произошло как-то само собой. Даже когда дело шло к защите, она не задумывалась о том, что дальше. Были какие-то смутные мысли о том, что инерция и здесь вывезет, что в университете найдутся для нее какие-нибудь четверть ставки и спецкурс по испанской литературе.
Но в марте научный руководитель, пряча глаза, сказал, что о том, чтобы она осталась на кафедре, «речи не идет». Сказал и сказал, как-то особо не акцентируя. Ася не обратила на его слова особого внимания. Нужно было думать о защите. Об автореферате, оппонентах и черных шарах. Нужно было просыпаться по ночам в поту и понимать, что — нет, то, что ее диссертацию по Кальдерону зарубили — это сон. А ее жизнь не есть сон.
Защита прошла быстро и тоже как бы между делом. Даже обидно. Еще пара недель на всякие формальности, и Ася оказалась в пустоте. В вакууме. Ее подруги по аспирантуре разъехались по теплым местам.
Ася даже не удивилась, узнав, что на кафедре осталась Кудрявцева — дура дурой, но зато с ногами от ушей. Все знали, что дисер за нее писал сам завкафедрой и что она все это время жила у него на даче. Это было так банально и предсказуемо, что у Аси даже злиться не получалось по этому поводу.
У нее осталась только бабушка. И книги. Она всегда любила читать.
Но тут вдруг как будто она разучилась понимать язык. Брала книгу, читала и видела, что это написано не для нее. Теперь не для нее. Мертвые слова разлагались, как пчелы в улье опустелом, теряли смысл.