И еще эти поиски работы…

Она на самом деле не хотела работать. Она боялась людей. Боялась тех людей, которые проводили собеседование. Боялась тех людей, которые будут ее коллегами на будущей работе. И конечно, больше всего она боялась клиентов. Покупателей. Тех людей, с которыми ей придется общаться по работе. Понятно же было, что, если она будет работать, ей придется продавать. Что именно — неважно. Но придется продавать. Отдавать что-то людям и брать с них за это деньги.

Она ничего не знала про людей. Она видела, как изменился мир за те годы, что она просидела с головой в испанской литературе. Она ничего не знала об этом мире. И этот мир ее пугал.

И в то же время ее тянуло туда, в этот мир. Он или сломает ее, или сделает ее счастливой. Ее устраивал любой вариант. Все что угодно, только не назад. Только не в Испанию XVII века. Только не в золотой век испанской драматургии!

España, maldito!

В этот раз у нее все получится.

— Бабушка, какую блузку мне надеть — голубую или белую?

Бабушка сидела на своем обычном месте на кухне — у окна, за холодильником. В руке у нее дымилась «беломорина». На запястье сквозь потемневшую кожу синела татуировка — восход солнца над морем и чайки. Бабушка много лет работала проводницей на железной дороге. Татуировка — напоминание о тех временах.

Рядом, на подоконнике, стояла консервная банка из-под оливок, битком набитая смятыми папиросными патронами. «Huesos» — некстати вспомнилась шутка из самого первого в жизни Аси урока испанского.

— Конечно, белую.

Конечно, белую. Можно было и не спрашивать. Бабушка всегда выбирала белую. Легко выбирать, если у тебя всего две блузки и одна из них белая. В любой непонятной ситуации выбирай белую блузку, не ошибешься. Даром что от постоянной носки и стирки белая ткань истончилась и того гляди порвется на самом интересном месте.

Ася вернулась в свою комнату и убрала белую блузку в шкаф. Потом достала из-за шкафа гладильную доску и утюг. Пока утюг нагревался, смотрела в окно на бесконечный поток машин.

Куда они едут? На работу? На работу!

У всех в этом городе есть работа. У всех, кроме нее.

— Ася, я же сказала, белую.

Бабушка стояла в дверях. Ася как будто не слышала ее, взяла утюг и начала гладить синюю блузку.

— Скажи еще раз, как называется эта фирма?

— Она никак не называется. Это стартап.

— Это еще что такое? Типа фабрики?

— Нет. Это новая компания. Они недавно открылись.

— И чем они занимаются?

— Продают разные товары через Интернет.

— Ну конечно. Все теперь торгуют. Только торгуют и покупают. Даже интересно, а кто тогда производит все эти товары, если все торгуют?

— Китайцы.

— Дожили. Китайцы на нас работают.

— Это еще вопрос, кто на кого работает.

Ася встряхнула блузку и повесила ее на плечики.

— А где у них контора?

— Бабушка, сейчас другое время. Все работают через Интернет и по телефону. У них нет пока офиса.

— И где вы с ним встречаетесь?

— В кафе, где же еще.

— Не нравится мне это.

— Бабушка, а мне не нравится сидеть без работы. У нас долг за квартиру за полгода. Ты хочешь, чтобы нас выселили?

— Не выселят. Не имеют права.

— Имеют, и еще как. Уже были случаи. Дадут нам комнату в общежитии.

— Не они мне эту квартиру давали, не им и забирать.

— Бабушка, сейчас другое время.

— Ася, время всегда одинаковое. Оно злое и подлое для злых и подлых. И доброе для добрых.

— Ну и посмотри, куда меня привела твоя философия. Мне двадцать пять, у меня ни подруг, ни парня, ни работы. Ничего.

— Зато ты кандидат наук.

— Кому в этом городе нужен кандидат филологических наук? Кому нужен мой Кальдерон? Проснись, бабушка, посмотри вокруг! Все делают деньги!

— Я не хочу, чтобы ты делала деньги. Я не хочу, чтобы ты становилась как все.

— Да? — Ася посмотрела на бабушку с вызовом. — А я хочу! Я хочу одеваться красиво. Я хочу отдыхать на море. Хочу ходить по клубам. Хочу танцевать и пить коктейли! Бабушка, моя молодость проходит! Я не хочу прожить жизнь так, как ты.

Ася закусила губу. Она почувствовала, что сказала лишнего. Бабушка молчала, разминая в руке папиросу.

— Значит, ты считаешь, что я прожила жизнь впустую?

Нужно обнять бабушку, извиниться, заговорить о другом, в конце концов, надеть белую блузку. Но у Аси не было на это сил.

— Да, ты прожила свою жизнь впустую.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты всю жизнь жила для других. Вы все жили для других. Вся страна. И в итоге получилось, что вы жили ни для кого.

— Мы жили ради вас. Ради нашего будущего. Ради наших детей.

— И чем вам отплатили ваши дети? Я не папу имею в виду, а…

— Я поняла. Да, сейчас модно проклинать коммунистическое прошлое, но, помяни мое слово, он вернется.

— Господи, да кто?

— Пройдет время, сами попросите его вернуться.

— Ты про Сталина, что ли?

— Я, может, не доживу, но ты еще увидишь плакаты со Сталиным по всему городу.

— Бабушка, это бред. Это невозможно. После всего того, что мы узнали про репрессии.

— А вот увидишь, — упрямо сказала бабушка, — он вернется и еще покажет вам всем.

Ася вздохнула. Она никогда не понимала, как ненависть и презрение к любым представителям власти уживались в ней с почти мистическим преклонением перед Сталиным.

— Ладно, мне надо ехать.

— Надень белую.

— Не хочу.

— Я читала исследование о том, как проходить собеседование. Белая одежда повышает вероятность успешного исхода собеседования на двадцать процентов.

— Я всегда ее надевала. И никогда не проходила. Нет, бабушка, сегодня я надену синюю блузку.

— Ты всегда все делаешь по-своему.

Вовсе нет. В этом-то и проблема. В том, что Ася всегда делала так, как хотят другие. И никогда не делала так, как хочет она. Но больше так не будет. Отныне она будет делать то, что хочет она.

И, конечно, больше никакой белой блузки.

— По крайней мере, настаивай на том, чтобы тебя оформили официально, с трудовой книжкой, чтобы стаж шел.

— Ба-буш-ка!

10:00

Двое встретились на набережной, неподалеку от здания Правительства. Один подошел пешком со стороны моста, второй вышел из большой черной машины, которая так и осталась стоять на обочине. Один был одет в джинсы и простую белую футболку, второй парился в черном костюме. Один был худощав, подтянут, спортивен. Второй явно страдал от избыточного веса, его лицо имело нездоровый сероватый оттенок, пот ручьями лился по лицу. Двое сблизились, но руки друг другу не пожимали.

— Странное место ты выбрал для встречи, — начал первый.

— Ничего странного, — буркнул второй, — у меня совещание через пятнадцать минут.

— Скажи лучше, что тебе велели привести меня сюда. На нас ведь смотрят? Откуда? Оттуда? — Первый показал на белое здание за спиной.

— Наивный ты, Курашов. Они тебя где угодно достанут. У них технические средства на уровне мировых стандартов.

— Верится с трудом. Весь мир видел их технические средства, — усмехнулся первый.

— Ну и зря. Сейчас им так хорошо профинансировали…

— Ты меня выдернул сюда для того, чтобы их технику прорекламировать? Я это не покупаю.

— Я тебя по дружбе пригласил. Это разговор неофициальный.

— То есть я мог отказаться? Тогда я пошел.

— Не хами! Разговор неофициальный, но официальный.

— Это как? — насмешливо спросил первый.

— Вот так, — отрезал второй, — ты лезешь на рожон.

— И что они мне сделают?

— Ты даже не представляешь, что они могут с тобой сделать.

— Я не отдам им завод.

— По-моему, у тебя начинается сейчас какое-то глупое, мальчишеское упрямство. Так нельзя.

— Нет, так, как они делают, нельзя. Это мой завод. Они не имеют право просто прийти и…

— Успокойся. Твой завод, говоришь? А ты его строил? По какому праву он твой?

— Они провели приватизацию. Все было сделано по закону. По их закону.

— Ты помнишь, как все тогда делалось. Тяп-ляп, на скорую руку. И законы тоже писались на скорую руку. Было много ошибок.

— И теперь я должен за ваши ошибки расплачиваться? Вам нужно было кормить бюджетников, поэтому вы распродавали последнее. А теперь хотите все забрать назад?

— Ты воспользовался ситуацией.

— Они тоже пользовались. Им нужно было выиграть выборы. Они их выиграли. Я получил мой завод. Все по-честному.

— Завод и не был никогда твоим. Тебе его дали на время. И теперь заберут обратно.

— Черта с два они его у меня заберут.

— Антон, это государство. Нельзя воевать с собственным государством.

— Это слабое государство. Это глупое, ленивое и вороватое государство. Передай тем, кто тебя послал, что я сказал — нет.

Второй покачал головой.

— Вот дурак. Знаешь, почему меня послали с тобой поговорить?

— Потому что мы давно знакомы?

— Потому что ты им нравишься. Они хотят с тобой работать.

— Я не против партнерства. Я им сказал мои условия.

— Антон, это несерьезно. Ты их послал. Они посмеялись — мол, парниша не понимает, с кем имеет дело.

— Они, похоже, тоже не понимают, с кем имеют дело.