В притихшей тишине (не тавтология) слышалось привычное шуршание забортной воды, обтекавшей обводы субмарины, ноющие звуки электромоторов, бормочущий голос матроса, следящего за глубиной погружения, сдавленное покашливание простывшего второго вахтенного офицера.

— Зарядить носовые аппараты: «один», «два», «три», «четыре», торпеды парогазовые, самонаводящиеся, — мягко и негромко, будто смакуя сказанное, распорядился Клауссен. Наблюдая, как на панели счётно-решающего прибора управления торпедной стрельбой загорались пронумерованные контрольные лампочки готовности.

— Задать последовательность пуска и интервал.

Большая дистанция, волнение на море и какой-никакой зигзаг вражеского корабля усложняли расчёт атаки. Боцман вручную вводил данные: скорость и курсовой угол цели, её положение (справа или слева по курсу лодки); окончательный выбор скорости торпед, глубины их хода и, главное — атакующий режим.

Ставку здесь обер-лейтенант делал на полученные малой партией новейшие торпеды G7as с активной системой «Flachenabsuchender Torpedo» в модификации T5 [Flachenabsuchender Torpedo (нем.) — торпеда со спиральной циркуляцией. После прохождения назначенной дистанции (дальность хода до 12 500 м) торпеда поворачивала в любую сторону на угол до 135°. Далее задавая поисковое движение «змейкой» при скорости 5–7 узлов с диаметром циркуляции 300 метров. На конечном участке (в модификации «T5») включалась электронная система улавливания акустических шумов (самонаведение), настроенная на частоту кавитаций около 24,5 кГц, которая была эквивалентна шумам вращения винтов кораблей на скоростях от 10 до 18 узлов.].

— Ход малый. Скорость шесть узлов. Пеленг на цель — тридцать семь. Дистанция — четыре семьсот. Угол атаки — двадцать.

— Что? Что там, акустик? — немедля уточнял вахтенный, услышав возглас из соседнего отсека.

— Цель — левый коордонат, дистанция уменьшается.

— Руль лево на десять.

Считывая курс по репитеру компаса, рулевой сориентировал лодку в указанном направлении.

— Атаку производим по акустическим данным, — объявил командир, положив ладони на ручки перископа, в привычке, лишь бы куда-нибудь их деть… нервишки начинали натягиваться. Произнося с растяжкой:

— Четырёх… подвухторпедный залп носовыми… с временным интервалом в пять секунд!

Второй вахтенный, сопя простуженным носом, подтвердил чередой оповещений:

— Контроль. Пуск! Пошла номер один. Вторая… аппарат номер три, вышла!..

Два мягких толчка…

Лишённую веса торпед лодку подбросило носом вверх, тут же компенсируя принятием воды в балласт.

— «Угря» им под ватерлинию! — не удержался угрюмой ухмылкой боцман [«Угорь» — жаргонное название торпед у германских подводников.].

Ему вторили кто во что горазд:

— Воткнуть «свечку» в борт.

— Аппарат «два» — пуск! Четвёртая… — пуск!

Лодка снова вздрагивала… снова донося характерное шипение из носового отсека — сжатый воздух, вытолкнувший торпеду, во избежание выхода воздушных пузырьков наверх, стравливался во-внутрь.

— Погружение на сто метров, — сразу же следовал приказ обер-лейтенанта, почти скороговоркой вносящего уточняющие корректировки, — курсовое уклонение 15 градусов вправо. Смена позиции. Перезарядить аппараты, торпеды электрические. Акустик, внимание — слушаем!

ПКР «Москва»

Какое-то вымученное противоречие: будучи полностью уверенным, не видя никаких сложностей с выполнением задачи, соблюдая полное и внешнее спокойствие… вдруг изгонять из головы недобрые спонтанные образы.

То, что скрыто с глаз, всегда таило в себе затаённую неясность, настораживая.

Крейсер давил океан на «восемнадцати», разбивая попутные накат за накатом, неумолимо вбирая дистанцию к намеченным шести тысячам.

Цель впереди, нацистская субмарина — порождённое небывалым экспериментом эхо прошедшей войны, и в то же время голая и злая реальность.

Пилоты «Камова» уже попада́ли там под обстрел, убедившись воочию.

И уже мчали оттуда, с носовых углов, пущенные ею торпеды. Опять же, отсюда из рубки, лично ему, невидимые, не слышимые. Фиксируемые лишь акустиками, ведущими обратный отсчёт в суммарно встречных скоростях.

Их (одну из…) по каким-то прихотям жанра увидели всё те же вертолётчики, снова нарушив радиомолчание:

— Торпеда! Видим след!..

Стремительно бегущая на глубине метра три-четыре, оставляющая за собой пузырящуюся кавитацию, которая, вспухая к поверхности, извивалась белой прыгающей по рельефу волн дорожкой.

— Пусть убираются с директрисы! — гавкал (а иначе и не скажешь) приказ Скопин.

Установки РБУ «Смерч» заряжены… подняты… развёрнуты… замерли в выдержанных углах горизонтального и вертикального наведения. Прибор управления стрельбой автоматически задавал значения глубины подрыва…

Минуты до команды на залп!

— Цели в зоне поражения.

И когда, накрыв их заслоном глубинных бомб, акустики на время оглохли, вследствие множественных подводных детонаций… из всей этой какофонии операторы гидроакустической станции вынесли промежуточный вердикт — одна торпеда осталась непоражённой. Что было некритично — производилась штатная перезарядка РБУ — реактивные снаряды один за другим в механической очерёдности вгонялись в пакет стволов, уже готовые снова ввестись в действие. Довершить дело…

Вот тут гидроакустический пост неожиданно «сбил прицел»:

— Цель совершила уклонение! — «проседая» в контроле за ситуацией, покуда нарабатывался новый алгоритм атаки — буквально и всего лишь десяток тикающих секунд, пока шёл расчёт по упреждению и другим параметрам в системе целеуказания и наведения.

В этот сиюминутный интервал его всё же дёрнуло: «Ну, ничего ж себе, сука, нежданчик от кригсмарине! Управляемая?!»

Впрочем…

Впрочем, этим всё и ограничилось.

Торпеда, как обстоятельно доложили с поста «Ориона», «вышла на циркуляцию малого хода в пределах семи узлов». И была без труда уничтожена.

«На дистанции шесть кабельтовых», — внесёт запись в журнал вахтенный офицер.

Капитан 1-го ранга Скопин даже вскинет бинокль — взглянуть сквозь остекление рубки: череда опадающих всплесков за километр по носу корабля.

— Слышу я, слышу, — разумеется, не пропустив обращённое к нему «товарищ командир».

— Товарищ командир, подлодка… цель номер один в зоне поражения!

Крейсер уже вышел на необходимый для удара рубеж. Однако к немедленному применению была готова только одна РБУ. С ходовой рубки было видно, как кинематика отстрелявшейся по торпеде второй бомбомётной установки затеяла «механический танец» перезарядки [Перезарядка РБУ — пакет стволов опускался на угол 90° и, последовательно поворачиваясь вокруг своей оси, поочерёдно загружался боеприпасами из погреба через люк подачи.]. Три минуты по нормативу.

«Не стоит ждать даже эти три, — посчитал Скопин, — гансы всадили первую порцию с большой дистанции. Сейчас поймут, что безрезультатно, заправят торпедные аппараты по новой, пальнут повторно. Возись потом… трать боеприпасы».

Коротко отдал распоряжение:

— Уничтожить субмарину.

…подхваченное расчётами БЧ-3 [БЧ-3 — минно-торпедная боевая часть.]:

— Стрельба в настоящее место цели… пеленг… дистанция… залп!

Новая пачка зарядов посекундного отстрела (12 стволов — 2,4 выстрела в секунду) реактивным рёвом ушла по касательной вдаль, где-то там, в заданном месте и глубине «прокипятив» воду…

Командир снова поднял бинокль, однако на дистанции пяти с лишним километров мало что разглядев.

Корабль продолжал буровить океан, акустики прислушивались, в рабочем говоре «ходовой» — докладах и командах, ни намёка на повышенный тон, всё чётко и сухо. Однако Геннадьич угадывал в этой сдержанности и толику сомнений в принадлежности субмарины.

— Радио от «вертушки», — известил офицер на связи, — свидетельствуют уничтожение ПЛ.

— Цель поражена, — наконец дали положительный результат и акустики.

— Отбой атаки.

— Ага-а! — с нарочитым довольством воскликнул каперанг, заметив оптикой чуть в стороне точку вертолёта. — «Свидетельствуют», говорите? Отсемафорьте им: пусть снимут с воды что-нибудь свидетельствующее — кого мы там утопили.