Александр Поклад

Смута 400 лет спустя

АВТОР БЛАГОДАРИТ ПРОТОИЕРЕЯ ОТЦА АЛЕКСЕЯ ВОЛОСЕНКО, БЕЗ УЧАСТИЯ КОТОРОГО ЭТА КНИГА НЕ МОГЛА СОСТОЯТЬСЯ

Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить.

Аминь.

Из молитвы Оптинских старцев

Часть первая

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ СТАРОГО ГОДА

ПО СТАРОМУ СТИЛЮ

Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой.

Из молитвы Оптинских старцев

Московское царство. Окрестности Углича. Займище Гребенька. 7118 год от Сотворения мира (1610 год от Рождества Христова), 13 января, 11.58

Метель выла и выла, вытягивая душу. Выла и выла. Прямо как волки, бродившие где-то вокруг займища по чащобе.

Но тепло хорошо сохранялось даже в такую стужу — изба была маленькая, приземистая, с крошечными окошками. Хозяин натопил от души, даже, можно сказать, жарковато.

Изба была курная, без трубы. Дым уходил прямо через маленькое волоковое окно.

Хозяин, коренастый мужик по прозвищу Гребенек, налил себе браги и взял из миски соленый огурец.

Он был одет только в простую льняную длинную рубаху. Уже тронутые сединой волосы нечесаны, борода тоже.

— Итить-коптить, — тихо буркнул он себе под нос, махнул залпом браги и съел сразу пол-огурца.

В животе заурчало, а метель снова взвыла.

Громадный черный пес с длинной и давно не чесанной шерстью, лежавший у ног хозяина, в ответ на завывание за окном зарычал и почти лениво гавкнул. Он чувствовал себя прекрасно. Волки, его далекие предки, бродили на стуже в поисках пропитания, а он, сытый, балдел в натопленном помещении.

Гребенек по молодости был лихим человеком с большой дороги. Однако с годами образумился, осел в Угличе, стал делать гребешки. Отсюда и получил свое прозвище. Потом разорился, плюнул на все и поселился посреди леса. Ближайшее жилье находилось в нескольких верстах от его одинокой приземистой избы. А до Углича было и все верст десять.

На душе было смутно. Ох как смутно…

Гребенек тряхнул головой, подошел к печке и бросил в нее еще пару поленьев. От печки шел жар.

Он вернулся к столу и, не садясь, налил себе еще.

— Итить-коптить, — повторил Гребенек, опять махнул браги и решительно доел соленый огурец.

А пес повалился на бок и снова полузарычал-полузаурчал. Он с утра уже обошел свои владения, убедился, что все в норме, и сделал все свои дела.

И теперь мог спокойно покайфовать в натопленной избе.


Российская Федерация. Ярославская область. Окрестности Углича. Деревня Гребеньки. 7518 год от Сотворения мира (2010 год от Рождества Христова), 13 января, 12.17

Метель мела так, как будто хотела испортить праздник.

В России всегда так — как праздник, так либо жара, либо мороз. Вот и сегодня не только мело, но и было очень, очень холодно. Ветер, неся миллиарды колючих снежинок, летел над полем, затем врывался в деревню, крутился вокруг изб и с воем устремлялся вдоль труб к небу. Земля и дома съежились и с вселенским спокойствием решили дожидаться весны.

И только люди, как обычно, не были склонны к пессимизму. Они знали, что снег рано или поздно растает и можно будет спокойно вскапывать свои огороды.

Ветер между тем со всей силы ударил в окно Севиной избы. Окно вздрогнуло, а потом обиженно скрипнуло.

А сам Сева, местный поэт и бард, лишь бросил взгляд через давно не мытое стекло и поежился. За окном простиралось огромное заснеженное поле, а вдали виднелся скованный холодом лес. Если приглядеться, можно было заметить провода, провисшие меж старых столбов, и красного кирпича колокольню, едва различимую на окраине леса.

А на Новый год намело такие сугробища! И теперь вот до сих пор никак не утихнет…

— Вот ведь как метет, итить твою мать, — сказал бард и плеснул себе в стакан грамм семьдесят пять водки.

Ответом ему было только завывание лютого ветра.

Стакан тоже был давно несвеж. В избе, на простом столе, ориентировочно старинного, еще советского, старошатурского производства начала шестидесятых годов прошлого века, были сервированы докторская колбаса в количестве нескольких кружочков, два соленых огурца и четвертинка черного хлеба.

— Итить твою мать, вот ведь как метет, — повторил Сева свое заклинание и махнул водки.

Доза упала внутрь и обожгла кишочки. Сева откусил половинку соленого огурца и незамедлительно отправил в рот круглешок колбасы и корочку черного хлеба.

Седые кудряшки на голове местного поэта и барда говорили о том, что ему уже немного за пятьдесят. Он был одет в старые джинсы и фуфайку неопределенного цвета. Видимо, когда-то она была искренне-синей. И даже в свое время модной. На ней все еще едва проглядывала ладонь с вытянутым вверх указательным пальцем. У пальца — крест. Под рисунком еле-еле различалась надпись: «ONE WAY». Протертые до дыр джинсы были марки «Супер Райфл», от которой сходили с ума в семидесятых годах прошлого века. По-русски они назывались одним словом: «Суперайфл».

— Да… — сказал Сева, распрямляя затекшую спину. — Хорошо…

На стене, рядом со старым дедовским комодом, висел дешевый отрывной календарик еще советского дизайна. Небольшой и толстенький.

Бард с кряхтеньем поднялся, подошел к календарику и оторвал листочек с датой «12 января». Появился листочек с датой «13 января».

— О! — сказал Сева, скомкал листочек с датой «12 января» и бросил его в угол избы. — Так сегодня же старый Новый год! Так чего ж это я? Это дело надо обмыть! Сегодня будем гулять!

И он снова плеснул в стакан жгучей жидкости. Ледяной ветер вновь ударил в окошко, которое Уже устало обиженно скрипеть.

Сева махнул водки и разом, с хрустом доел огурец.


Окрестности Углича. Монастырь. Келья игумена Михаила. 7118 год от Сотворения мира (1610 год от Рождества Христова), 13 января, 12.40

Игумен Михаил, человек преклонных лет, облаченный в самый что ни на есть обычный старый подрясник, стоял посреди своей кельи, привычным жестом поглаживая руками длинную седую бороду, и смотрел в окошко. Отблески пламени от свечей слабо играли на ликах святых, кои взирали на игумена с закопченных икон.

Много забот в последние дни легло на игумена Михаила. Он вздохнул.

Да и важный посланец, которого ждал настоятель, что-то задерживался. А в такую погоду всяко могло случиться: каково путнику в такой мороз да при такой вьюге?

Дверь открылась, и на пороге показался высокий тощий монах.

— Еще народ? — спросил игумен.

— Еще три подводы. Тринадцать человек.

— Пойдем посмотрим, — снова вздохнул игумен.


Московская область. Мытищи. Улица Щербакова. Частная квартира. 7518 год от Сотворения мира (2010 год от Рождества Христова), 13 января, 12.53

Однокомнатная квартира Петровых не принадлежала к числу элитных. Тридцать два квадратных метра общей площади служили гостиной, спальней, кухней и кабинетом одновременно.

Андрей Борисович Петров, бывший специальный корреспондент и главный редактор новостей на телевидении, а ныне безработный писатель, в данный момент сидел в старом кресле как раз в том углу комнаты, который играл роль кабинета.

На нем был надет потертый, бывшего синего цвета халат с вышитым китайским драконом на спине. Дракон от старости уже не казался таким страшным, как в молодости. Швы на халате от бесконечных стирок местами уже расползлись.

Перед Петровым стоял компьютер. Над компьютером висела полка с книгами и компакт-дисками. А над полкой, в свою очередь, висели небольшой деревянный крест, привезенный подругой жены из Иерусалима, а также два круглых шеврона.

На одном из них, на черном фоне, красовались череп с костями, а надпись гласила: «С ВЕРОМ У БОГА. СЛОБОДА ИЛИ СМРТ». Это был символ сербского спецназа, привезенный из Баня-Луки в самом конце войны на Балканах, в октябре 1995 года.

На другом шевроне, на синем фоне, был изображен футбольный мяч и написано: «KAMPALA DIPLOMATS FOOTBALL CLAB». Это был герб Футбольного клуба, за который Петров играл в Уганде в 1987–1989 годах.

Слева стоял старый шкаф со шмотьем. А справа располагался приземистый столик, на котором Петров не без удовлетворения отметил:

коробочку с лекарствами от подагры;

лупу;

мобильный телефон самой демократической

модели;

пиалу с соленым арахисом;

блюдце с несколькими кусочками сыра и маринованным перцем;

небольшого деревянного буйвола ручной работы, полученного за второе место по шахматам на открытом чемпионате посольства в Уганде в 1988 году;

бутылку живого темного пива;

слегка початую поллитру анисовой водки;

старый, дедовский, перекладной календарь.

Календарь был металлический, небольшой и серебристый. Месяцы на нем надо было переставлять вручную. Как и собственно даты, переворачивая незамысловатую, но прикольную конструкцию. Переворачиваешь: хрумп! — и новый день настал!

Петров перевернул незамысловатую конструкцию, и с хрумпом появилось новое число: «13».