Александр Прокопович

Очередной конец света

Специалист по глобальным кризисам

Земляки

У Константина туфли всегда блестели так, будто, если их поверхность потускнеет, у него начнутся проблемы с дыханием. Когда мы с ним познакомились, блестели только туфли. В сантиметре от них начинались замызганные джинсы, еще выше — все было только хуже. Сейчас он блестел от подошв до самого потолка своего немаленького офиса.

— Марк, как твои дела? Как Элли?

И зубы у него были тоже блестящие. И лысина блестела, отражая сотни сверкающих поверхностей его кабинета.

Будь я проклят, если Константин не знал, что дела мои на нуле, а о том, «как Элли», можно с тем же успехом поинтересоваться в городской справке. На самом деле она держалась достаточно долго. Для женщины, всерьез считающей, что лучше вообще не одеваться, чем надеть второй раз одно и то же, она протянула почти бесконечность. Три месяца бесконечности, в которой не было ни путешествий, ни вечеринок… Почти три месяца — и ни единого заказа для специалиста моего профиля… Увы, но для управдома я еще не созрел.

— Костя… Можно, я не буду делать вид, что у меня все прекрасно?

— То есть Элли тоже не выдержала… — Константин сощурил близорукие глазки, пользуясь извечной уловкой всех очкариков. Стоит им снять свои оптические устройства, как всему остальному человечеству кажется, что они трогательно беззащитны. — У меня есть для тебя клиент… Ничего особенного, с ним справился бы и специалист куда более низкой квалификации, но я подумал о тебе…

Все сказанное нужно было понимать так: есть заказ, который по зубам не каждому, платят мало, да еще и Костя планирует половину этого «мало» зажать… Единственная верная тактика — молчать. Иначе он решит, что я готов работать даром, лишь за скупую улыбку работодателя.

— Это компания моих земляков. Они приехали недавно, но уже здорово развернулись… Понимаешь, Марк, ты родился в большом городе, и для тебя нормально, что земляков — миллионы. Мой родной город и городом-то не назовешь, одна улица, даже перекрестков нет… Поэтому и к землякам отношение особенное. Они попросили меня помочь, и я вспомнил о тебе… Поможешь?

У Константина легкий, почти неуловимый акцент, и он ни разу не говорил — откуда он родом. Подозреваю, что это где-то между Каспийским и Черным морями, там, где с детства прививают любовь ко всему блестящему. Клан сороки — не иначе. На столе у Кости десяток вазочек с кактусами. По крайней мере больше всего эти растения фаллической формы похожи на кактусы странного серо-голубого цвета… Когда он начинает их гладить, а он делает это постоянно, возникает такое чувство… Вероятно, это из-за формы.

Вазочки, разумеется, сделаны из какого-то блестящего материала. Я бы даже сказал, что это золото, если бы не был уверен, что даже для Кости это слишком. Хотя… Константин носил восемь золотых перстней. Это требует определенного самопожертвования.

— Ты уверен, что я смогу вам помочь?

— Уверен. На все сто. Просто постарайся быть тактичным. Я их люблю, они мои земляки, но они не такие, как я. Еще не вписались в нашу жизнь. У них серьезная фирма, бизнес растет, все довольны… только проблемы с сотрудниками. Все время текучка. Один приходит, двое увольняются…

— Зарплаты?

— Зарплаты хорошие, социальный пакет… Я сам толком не понимаю, в чем загвоздка, и вот для этого нужен ты. Поработай у них, выясни, что там и как, — дай решение. Ты не кадровик, но если я правильно понимаю, что означает «специалист по глобальным кризисам», то это может быть вполне тебе по зубам…

— Время, оплата?

Константин смерил меня взглядом, оценивая мою готовность к страшному — оглашению гонорара. Судя по глазам, он все же побаивался, что сразу после объявления суммы я возьмусь за что-то достаточно тяжелое.

— Все просто. Они берут тебя на должность специалиста по PR, и ты работаешь. Платят они хорошо, в принципе, если ты решишь проблему — можешь работать у них дальше, если не решишь — они закроются, и тогда работу потеряют все…

— Это шутка такая?

Тяжелое в руки просилось, но по ходу дела я решил, что лучше, если оно будет еще и с острыми краями… Я знал, сколько зарабатывают пиарщики, — это не вдохновляло.

— И я надеюсь, ты меня не забудешь порадовать процентом от зарплаты…

— Каким процентом?

— Ну, пятьдесят было бы, наверно, справедливо, но с учетом твоего положения я соглашусь на тридцать…

— Пятнадцать. Какая зарплата?

— Согласен. Платят десятку.

Десятка — это хорошая сумма. Неожиданно хорошая. Достаточно хорошая, чтобы забыть о тяжелых предметах и вспомнить о неоплаченных счетах, которые можно погасить уже с первой получки. Отдавать полторы штуки из десяти было чудовищно жалко, но остаться без восьми с половиной тысяч было бы просто довольно оригинальным способом самоубийства с помощью собственного домашнего зверька — жабы зеленой, разбушевавшейся.

— Как компания называется?

— «Объединенные системы»…

Забавное название. Ни о чем. Называть компании «Рога и копыта» нынче не модно. Остается надеяться, что между специалистом по общественным связям и должностью зиц-председателя существует пара-тройка отличий…

* * *

В центре компании «Объединенные Системы» находится кадка. Сверкающая золотая кадка метров пять в диаметре. Растение в кадке — насквозь пронизывает три этажа здания. Серо-голубое, с ветками-щупальцами, иглами-антеннами. Не иначе уродец из коллекции Константина — вымахал на местных харчах.

— Память о родине?

— Вы догадливы… — Подавляющая часть мужского населения планеты тренировало бы свою догадливость годами, чтобы увидеть благосклонный взгляд Ханы, референта директора и по совместительству главной по кадрам. На самом деле — увидеть стоило не ее взгляд, а то немногое, оставшееся скрытым под несколькими мотками веревки, выполняющими функцию платья. Впрочем, стоило Хане пошевелиться, как мне представилась возможность обозреть практически все достопримечательности этого выдающегося тела. Но не одновременно. Там — открылось, здесь — закрылось…

— Хана, а как называется этот… кустик?

— Кустик?

Вероятно, слово «кустик» — страшно смешное, я хотел бы знать еще пару-тройку таких же забавных слов — смех в ее исполнении был отдельным шоу. Грудь, стараясь избавиться от ненадежных оков, рвалась на свободу, и путь к ней пролегал мимо меня.

— Марк, это дерево называется Бурхаи. — Смех кончился. Примерно таким тоном я бы объяснил несмышленому малышу, в чем разница между его бумажным корабликом и межпланетной станцией.

— Бурхаи как-то переводится?

— Дерево-мать. На самом деле это не совсем точный перевод. Директор считает, что точнее — «материнское дерево, дающее жизнь».

Жуткое дерево с жутким названием. Все-таки дуб или клен куда лучше. По крайней мере, пока не знаешь, что на самом деле значит слово «дуб»…

Хана сделала попытку наверстать упущенное в визуальной области в области тактильной — прислонилась ко мне в позиции «я тебя так люблю, что меня ноги не держат»… наверное, это было грубо, но надо же было что-то делать.

— Если я прямо здесь и сейчас попробую с тобой заняться продолжением рода, это будет именно то, чего ты добиваешься?

Наверное, мне показалось, но даже веревки на ее теле стали шире и длиннее. Нимфоманка-маньячка вдруг приказала долго жить, выпустив на сцену свою заместительницу — офисоправительницу. Перевоплощение было полным. Мешали две вещи: Хана не стала бы блондинкой, даже искупавшись в перекиси, — слишком южный тип… и отсутствие свастики на рукаве. Во всем остальном образ гестаповки не в состоянии был поколебать даже более чем легкомысленный наряд. Надо было что-то говорить, пока она не решила отправить меня в газовую камеру…

— Хана, вы хотели показать мне мой кабинет…

— Это и есть ваш кабинет.

Я не долго отковыривал от ковра нижнюю челюсть. Мне хватило десяти секунд, чтобы она оказалась уже достаточно близко к верхней, и я мог сделать вид, что просто зевнул. Хана сказала правду. В офисе «Объединенных Систем» нет внутренних стен. Три этажа — три зала. Мой стол был довольно крупным островом в архипелаге островков поменьше. Ближайший — в десяти метрах.

— Я уже завела вас в систему. В вашем доступе — история компании, задачи и представление о логистике, клиентская база. День в компании начинается с чтения письма директора. Не сомневайтесь, как бы рано вы ни пришли, оно уже будет вас ждать. Вы единственный сотрудник этого направления, значит, автоматически входите в руководство. У вас будет пропуск на третий этаж, его занимает команда — мозг компании. В любое время. Директор может вас и не принять, но кто-то обязательно поможет.

В любое время. Поможет. Есть у меня одна потребность. Ее пик может прийтись на сегодняшнюю ночь — я куда подвижнее на некотором расстоянии от офиса. Может, Хана мне поможет? Жаль, меня никогда не привлекало садомазо, Хана с плеткой — это было бы нечто.

* * *

Команда. Земляки Константина. Если все их проблемы — на уровне сексуальных домогательств… Думается, у них не должно быть недостатка в кадрах. Может, зря Костя волнуется?

С Ханой я как бы познакомился, точнее, наше знакомство остановилось, так и не дойдя до кульминации…

Директор. Георгий Васильевич. Высокий, худющий. Чем-то они с Костей похожи. Не внешне. Манерой как-то не совсем по-мужски относиться к одежде. Слишком внимательно. Рубахи — лиловые, пурпурные или радикально белоснежные, с непременными кружевными вставками. Всегда — шейный платок. Всегда запонки. Сияющие туфли — черные никогда.

Никогда не видел человека, который, почти не сгибая ног, перемещался бы с такой скоростью. Грива, за которой он ухаживал так же тщательно, как и за обувью, развевалась при ходьбе, будто флаг на корме корабля.

Директор стремительно появлялся, стремительно исчезал, стремительно говорил и стремительно замолкал. Понять его была в состоянии только Хана, которая в его присутствии становилась не сексуальнее престарелой монахини. При знакомстве он не пожал — обхватил мою руку своей, огромной, плоской, и что-то произнес. Я не знал, что к его словам надо готовиться — успеть услышать, попытаться понять. Судя по улыбке — что-то приятное сказал. Я тоже улыбнулся. Если он меня обозвал болваном — я подтвердил его подозрения.

Третий член команды — Осип Кофман. И пусть никого не обманывает тот факт, что его никто не зовет по отчеству. Осип — очень удобное имя, короткое и в то же время полное. Маленький, почти квадратный — если кто-то специально подбирал человека, противоположного директору, у него это получилось. Он не исчезал и не появлялся. Он сидел за своим столом. Думаю, у него была одна проблема с гардеробом — время от времени ставить заплатку на место, протираемое ягодицами. Единственное место в одежде, которое он мог износить.

Разговаривал он медленно и безупречно правильно. Невидимые и неслышимые шестеренки в его голове тщательно подбирали слова. Не знаю, какие тут могли быть конфликты… Директора почти никто не успевал ни увидеть, ни понять. Кофмана — просто понять. В первом случае нужна была нечеловеческая реакция, во втором — нечеловеческая выдержка. Кофман пожал мне руку с твердостью пуховой подушки. К тому моменту, как он умудрился закончить предложение, я благополучно забыл, с чего он его начал.

Последний член команды — Ренат. Человек-гора, по совместительству — сисадмин. Все, что касается технического обеспечения, на нем, и все это работает идеально. Впервые мой компьютер пашет с такой скоростью. Вероятно, каждый жалкий процессор в офисе понимает, что, если он даст сбой — попадет в лапы Рената. Этой информацией владеют и винчестеры, и видеокарты, и распоследний блок питания. Ни одного вируса. Никакого спама. Вероятно, все дело в росте Рената — два метра. Столько же в плечах. И повадки, которые скорее подошли бы вышибале. Я хорошо понимаю нашу технику. Ренат — угроза. Прямая угроза любому, кто окажется в пределах видимости. По крайней мере так это выглядит. Голова у Рената переходит в плечи где-то на сантиметр ниже ушей, и есть у меня подозрение, что это у него с самого рождения.

Кроме своих обязанностей сисадмина, Ренат ухаживает за нашим фикусом в девять метров высотой. Это тот случай, когда они смотрятся гармонично. Человек-чудовище рядом с деревом из кошмарного сна.

Присутствие кактуса-переростка чувствуется постоянно. Кажется, будто он непрерывно шевелится. Понимаю, что это не так, но шея уже привычно болит — все время пытаюсь незаметно обернуться и глянуть. Правда, где-то через неделю стало легче. То ли я привык, то ли Бурхаи оставил меня в покое. Хотя есть еще одна версия — устал я. К тому же замучили проблемы со временем. Не то чтобы его не хватало. Просто у времени были свои расклады, а у меня свои.

«Объединенные системы» работали здорово, и никакой сверхъестественной ротации кадров я не заметил. Была команда из четырех учредителей и весь остальной офис, включая меня. Все ключевые вопросы решала команда. Функции остальных сводились к подготовке полуфабрикатов: анализ, рекомендации, координация. Было одно отличие от тех компаний, где мне довелось работать раньше. Платили вовремя и столько, сколько положено. Первый раз, конечно, ощущаешь какую-то неловкость, но быстро привыкаешь.

* * *

Заявление об уходе появилось в понедельник. В шесть часов вечера. Я был удивлен. Не тем, что оно появилось, а тем, что вместе с ним не появилось уголовное дело. Понедельник начинался как обычно — трудно. Где-то через час после этого трудного начала Лена, помощница бухгалтера, преодолела входные двери и уже была в нескольких метрах от своего рабочего места на втором этаже. На ее беду, в это же время с третьего этажа, этажа команды, спускался директор — Георгий Васильевич. Он повернул голову слева направо, охватил взглядом весь офис и заметил опоздавшую. Что он сказал, как обычно осталось тайной, но Хана перевела:

— Лена, подойдите, — сказано было холодно и жестко. К тому моменту, когда Лена дошла до директора, ноги ее перестали сгибаться, а сердце колотилось прямо в голове, запросто добравшись туда из грудной клетки.

Вероятно, это что-то из обычаев тех мест, откуда прибыл директор. Лена еще ждала, что ей скажут, а Георгий Васильевич с Ханой уже взялись за дело.

В «Объединенных системах» — хорошая мебель. Стол, на котором директор с Ханой распяли Лену, ни разу не скрипнул. Лена не кричала — она странно громко охала, пока Георгий Васильевич совершал возвратно-поступательные движения со все нарастающей частотой. Охи кончились громогласным ахом. Директор что-то прокричал, Хана перевела:

— Никто не должен опаздывать. Никогда.

Лена подтвердила сказанное шумным вздохом и — через восемь часов — заявлением об уходе. Теперь она будет опаздывать по другому адресу.

В среду заявлений было три. Этого можно было ожидать. В конце концов, не каждый согласится работать в компании, в которой директором — насильник. Оказалось, люди хуже, чем принято считать. Акт на столе не прошел незамеченным, но, кажется, только добавил энтузиазма. Впервые на моей памяти, мало того что никто не опоздал — за десять минут до начала рабочего дня все были на местах. Страшно подумать, каких высот могла бы достичь пунктуальность в стране, если бы в каждой фирме боссы проявляли подобную сексуальную активность. Но больше всего меня напугало то, что я сам прибыл в офис на полчаса раньше. И проснулся без будильника.

В очередных трех увольнениях были виноваты плоды Бурхаи. Орешков, которые разбрасывает наше чудо-дерево, всегда особенно много на первом этаже — рядом с кадкой. Больше всего они похожи на сильно пожеванные горошины. С четырех до шести вечера колени пятерых сотрудников убеждались в том, что — несмотря на пожеванность — горошины тверды и способны сообщать болезненные ощущения нижним конечностям бесконечно долго.

Без пяти минут три эти пятеро сотрудников отдела продаж беспечно пинали эти же самые горошины. В три часа началась планерка. К ее окончанию уже было понятно, что дело пахнет керосином. Отдел продаж всерьез задумался о невероятном стечении обстоятельств, которое должно произойти, чтобы сотрудники получили квартальную премию… Слово взял Кофман. Кофман предложил выбор: либо премию — долой, либо два часа на горохе. Отдел выбрал горох. Кофман говорил, как обычно, медленно — но желания заснуть от его слов не было. Было желание проснуться, потому что пятеро взрослых мужиков, стоявших на коленках — такое возможно только во сне.

На следующий день трое из пятерых уволились. Что-то мне подсказывало: кого бы ни взяли на их место — отдел продаж будет работать с большим энтузиазмом и вовсе не из-за премий.

В пятницу в офисе стало неожиданно просторно. То есть еще просторнее. Так бывает, если помещение рассчитано человек на сто, а в нем остается — мало. Мало — это десять. Требования учредителей компании к корпоративному духу сотрудников оказались сильно завышенными. Я тоже не люблю воров. Но обычно рад, если вдруг удается просто вернуть утраченное. Ренат считает иначе. Считает громко и четко до ста семидесяти восьми. Ни разу не сбился.

Начальник отдела рекламы получил сто семьдесят восемь ударов сетевым кабелем в честь ста семидесяти восьми тысяч рублей, украденных у компании. Бил Ренат не сильно. Бил бы сильно — был бы труп. Одна сотрудница упала в обморок. Это случилось в четверг. В пятницу на работу вышло всего десять человек, в том числе начальник отдела рекламы и потерявшая сознание барышня. С ужасом я вспомнил о том, как в первый день своей работы в «Объединенных системах» унес домой ручку. На всякий случай оставил на столе свой «Паркер» — в качестве компенсации. Бог с ним, с золотым пером, целостность кожного покрова и нервной системы — дороже.

Я лихорадочно припоминал — не унес ли я из офиса случайно еще чего, когда раздался выстрел.

То, что из-за Ханы до сих пор никого не убили, можно было объяснить исключительно тем, что коллектив слишком часто обновлялся. Все-таки, прежде чем кого-то убить, нужно немного времени, чтобы решить, кого именно и каким образом. За что? Если бы Хана находилась в точке, равноудаленной от всех мужчин офиса, — было бы не за что. Увы, она передвигалась. То есть я поверил бы, если бы кого-то убили из-за Ханы. Но кто же мог догадаться, что в этот день она передвигалась не для того, чтобы увеличить средний по офису уровень тестостерона, а выбирая лучшее место для прицеливания?

У земляков Кости своеобразные взгляды на рукоприкладство. Удар шнуром по причинному месту — нормально, пощечина — смертельное оскорбление. Директор, что в принципе характерно для директоров, не только расстроился из-за некоторой нехватки сотрудников, он еще и нашел виноватого. Хане не пришлось вслушиваться в доводы, свою правоту босс утвердил размашистой пощечиной.

Сейчас Георгий Васильевич впервые на моей памяти сбавил скорость — падал он медленно и величаво, с грацией чайного клипера, гибнущего в шторм… Хана смыла оскорбление первой же пулей. Не стоило директору так остро реагировать на нерасторопность своего референта — кадровика.