— Дикари задумали проложить дорогу через весь Ямал?! — не поверила своим ушам юная чародейка. — Через все леса и топи?

— Все куда проще, чем кажется, — снисходительно усмехнулся Енко Малныче. — Варанхай почти до середины земель сир-тя дотягивается, до его истоков отсель всего три дня пути. Ямтанг тоже от центра земель течет. Между верховьями от силы полдня неспешной прогулки. Вот и полагает воевода Егоров путь весь по рекам разметить, а между истоками волок прорубить. Дабы на лодке до него скоро подняться, там за день али два по суше переволочь и снова на воду спустить. Вот и вся недолга! И не будет никакой нужды через окиян ледяной пробиваться, берега холодные огибать. Весь путь через теплые земли проляжет!

Колдун рассказывал об этом плане с такой гордостью, словно придумал его сам, а не услышал от русского атамана.

— Тарсай-няр, становитесь на отдых, — распорядилась в темноту чародейка. — Наш гость поможет вам с добычей. Но дозорных выстави обязательно! Места здесь неспокойные, и даже я могу что-нибудь не заметить.

— Нам вовсе незачем ссориться, Митаюки-нэ, — с облегчением выдохнул Енко Малныче. — Ведь мы добиваемся одной и той же цели! Нам нужно помогать друг другу, а не враждовать. Вы, я полагаю, на лодках?

— Ты можешь отпустить своего пернатого скакуна, — поняла его мысль юная ведьма. — Ломиться через чащобы верхом слишком долго. Дней пять, не меньше. На веслах же спустимся к острогу уже завтра. И да, ты прав. Нам нет смысла ссориться. Пока существует Верховный Седэй, Совет колдунов — давай попытаемся дружить.

ГЛАВА III

Осень 1585 г. П-ов Я мал

Новый острог

— Видеть будущее несложно, чадо мое. — Казачка Елена, сидя на корявом корне по колено в воде, приглаживала сплетенные в тугую косу волосы и то превращалась в низкую и седую дряхлую старуху, то обратно оборачивалась — статной высокой девушкой. Ведьма словно колебалась, в каком виде ей удобнее вести урок — в своем истинном обличье либо в приятном глазу образе.

Митаюки это было совершенно все равно — ведь их никто не видел. Ради познания новой мудрости девушка специально отплыла от острога на небольшой каменистый остров, поросший густым ивняком, а преданные слуги, оставшись на противоположной стороне, следили, чтобы их госпожу не потревожили случайные рыбаки или путники.

— Ты поняла, чем опасен Енко Малныче твоему царствию? — внезапно спросила старая ведьма.

— Нет, мудрая Нинэ-пухуця, — пожала плечами девушка. — Он искал моей дружбы и старательно служит казакам. У него нет желания вредить нашим планам. Мне пару раз хотелось приказать воинам убить его, но я подумала, что как раз смерть гонца может вызвать ссору между русскими и междоусобицу, и оставила все как есть.

— И где он сейчас?

— В бане, учительница. Белокожие дикари любят париться и пировать по каждому поводу. Пока они веселятся, у тебя есть время рассказать мне о хитростях пророческого мастерства.

— Ты знаешь, какие у него планы?

— Да, мудрая Нинэ-пухуця, — кивнула девушка, — знаю. И постараюсь их расстроить. Тебя что-то беспокоит?

— Да, чадо, — покачала головой старуха. — Меня беспокоит, что грядущее зависит от столь жалкого и никчемного существа, как глупый Енко. И что на него совершенно не способна повлиять даже такая умная девочка, как ты.

— Совсем? — насторожилась Митаюки.

— Есть будущее предопределенное, неизбежное. — Старуха провела ладонями по морщинистому лицу. — Такое, как смена дня и ночи либо наступление зимы. Есть то, на что ты способна повлиять. Например, размер поленницы возле твоего дома. Самое сложное для смотрящей в будущее ведьмы — это отличить одно от другого. Ибо к первому можно только приспособиться, а второе несложно поменять для своего удобства…

— Но увидеть-то как?! — не выдержала долгого пустословия Митаюки.

— А ты дыши, дыши, — посоветовала старуха. — Слушай, обоняй, становись частью. Ибо тому, кто не видит настоящего, грядущее тем паче не откроется. Никак не откроется… Никому не откроется… Лишь легконогой стремительной Кальм, дочери Нум-Торума, посланнице его, дано обежать и прошлое, и настоящее, и будущее, оставив свой след и там, и возле нас. Что она в грядущем увидела, то от глаз ее в настоящем отразилось. Посмотрит она на воду, посмотришь ты на воду — ан одно и то же и различили. О ней думай, чадо мое юное, о ней думай, о ней пой, в такт шагам ее качайся… О быстроногая Кальм! Беги-лети, легок твой шаг, беги-лети, беги-лети, легок твой шаг… — монотонно завыла Нинэ-пухуця, раскачиваясь вперед и назад.

Митаюки-нэ старательно повторяла странную однообразную молитву, точно так же раскачиваясь и тоже полуопустив веки. Вскоре она стала испытывать странное наваждение, словно бы не сидела на берегу, а пребывала в неком полусне; сидела на берегу — и одновременно мчалась над землей легким стремительным шагом.

— Где он?.. — вкрадчиво прошептала над ухом поклонница смерти, и внезапно девушка увидела совершенно голого Енко Малныче, стоящего с ковшом над большим бочонком с чем-то пенистым. Волосы его были влажными, по лицу и телу стекали струйки пота.

— Переход там длиною с ваше озеро, — говорил колдун не менее мокрому, но прикрытому простыней Гансу Штраубе. — Воевода сказывал, проще всего пару воротов поставить. Да острог небольшой срубить, дабы припасы под присмотром оставались и сесть на пути внезапно никто бы не смог…

— Фу, какая гадость! — тряхнула головой девушка, и наваждение исчезло.

— О чем помыслы, то и созерцаешь, — ответила Нинэ-пухуця.

— То не мои помыслы, а твои! — недовольно буркнула девушка. — Ты меня колдуном сим заболтала!

— Можно заболтать, можно по крови али волосу след взять, можно самой захотеть. Хоть в будущее заглянуть, хоть в прошлое, — наставительно ответила злая ведьма. — О том тебе и поведала. Теперь на предмет попробуй… — Казачка Елена кинула ей влажный сучок. — Что с ним через пять лет станется?

Митаюки, зажав палочку между ладонями, запела, закачалась, с легкостью провалившись обратно в полудрему, пошла по следу Кальм в поисках сучка и… И увидела лишь снежные поля, вьюгу, ледяные торосы.

— Вестимо, в море унесет, — открыла глаза юная чародейка. — На север куда-то, в вечные льды.

Казачка многозначительно усмехнулась, расковыряла пальцем ноги песок возле берега и закопала палочку в него.

— А если я поступлю так?

— Так… Не унесет… — неуверенно сказала Митаюки, и по ее коже пробежал неприятный холодок. — Ты изменила будущее?

— Или? — склонила голову набок казачка.

— Или торосы будут здесь независимо от нашего желания… — одними губами прошептала чародейка. — Неужели это сделает глупый Енко?

— Я гадала на перо сойки и рыбью кровь, — пожала плечами Нинэ-пухуця. — Искала начало кошмара. Духи показывают на него.

— Может, его все-таки убить? — предложила девушка.

— Зачем? — не поняла казачка. — Наше учение почитает смерть как начало всего. Глупый колдун стал ее орудием. Я лишь хочу понять, как именно он принесет нам победу?

— Ты говорила, он разрушит мою страну! — напомнила Митаюки. — Но я увидела смерть всего живого!

— А ты полагаешь, твое царствие способно уцелеть среди всеобщей смерти? Или ты не считаешь эти земли своими?

Девушка потерла виски:

— Прости, мудрейшая. Кажется, я неправильно тебя поняла. Но что нам теперь делать?

— Не позволить тупоголовому Енко Малныче присвоить нашу победу! — решительно отрезала казачка.

— Как?

— Перво-наперво понять надобно, в чем опасность оного чародея. А опосля от него избавиться, дело же в свои руки прибрать. Ты девочка умная, ты сию загадку раскусишь.

Митаюки-нэ внезапно сообразила, что старая ведьма появилась в остроге вовсе не потому, что вдруг обеспокоилась судьбой своей ученицы и ее завоеваний, и не потому, что остро возжелала передать ей еще одну толику своих знаний. Нинэ-пухуця пришла к девушке потому, что не смогла разгадать тайну Енко Малныче сама. Поклонница смерти ощущала грядущие перемены и желала оказаться во главе событий. И собиралась воспользоваться для своих целей умениями юной чародейки.

Митаюки поняла, но не обиделась. Так уж устроен мир, что всем друг от друга чего-то нужно. Хочешь чего-то добиться — умей делиться своими богатствами, дабы получать в ответ толику чужих сокровищ. Нинэ-пухуця хочет узнать через девушку секрет колдуна — пускай. Юная чародейка ей поможет. Но в ответ пусть учит — учит умению проникать взглядом в будущее и прошлое, вытягивать нити событий, смотреть через стены и расстояния. Мудрость прислужницы смерти велика и совершенно не похожа на учение Дома Девичества, на уроки старых колдуний из селения Митаюки-нэ. Родовые ведьмы заставляли своих учениц зубрить заклинания и руны, полагаться на амулеты и выпадающие на пути приметы. Нинэ-пухуця учила полагаться на себя, на внутреннюю силу и изменяться, чтобы либо раствориться в природе — либо, вслед за собой, изменить и незыблемый, казалось бы, внешний мир.

Может быть, именно поэтому чародейка верила смерти куда сильнее, нежели заветам могучих предков, зажегших в небесах второе солнце?

* * *

Казаки гуляли с гостем три дня. Первый день «раскручивались», на второй еле шевелились, хмельные до изумления — причем пирушки не прерывали! На третий — страдали похмельем, обжорством и усталостью.