— Тебе-то что? — отстранилась Вантенуа и оглянулась за поддержкой на Битали.

— Совесть будет мучить. Началось ведь все из-за меня. Надодух, идем. Показывай свое убежище. — Анита невозмутимо проследовала мимо сокурсницы, изобразив, когда той не стало видно ее лица, презрительную ухмылку.

Теперь уже вчетвером пятикурсники спустились на первый этаж, обогнули двор, мимо колодца вышли наружу и повернули к парку. Через минуту недоморф вывел их к стене кустарника, за глинистой проплешиной раздвинул ветви, предупредил:

— Здесь акация, осторожнее. Вот этот ствол толкаем, зелень поднимается, и снизу… — Он первым нырнул вперед.

Последние шаги, и ребята оказались на обширной поляне в окружении высоких цветущих роз, излучающих сладковатый аромат.

— Так вот чем ты тут вечерами развлекаешься! — двинулся вдоль разноцветной стены Битали. — Какие бутоны! Настоящие, или «трунио» использовал?

— Ты так больше не говори, могу обидеться, — предупредил Надодух. — Кстати, мне мелкие цветочки больше нравятся. Вон, со стороны болота Русалочьи рузы россыпями распустились.

— Красота какая! — ахнула Анита, проводя ладонью по лепесткам. — Вот уж от кого не ожидала. Разве ты не из рода магов?

— Из магов. Но на старшем курсе пойду в шаманизм по специализации. К Филлу на естествознание.

— Почему Русалочьи рузы? — оглянулась на него отличница.

— Русалочьи — потому что со стороны болота. Рузы — потому что ошибку на бирке сделал, когда сажал. А исправлять лениво. Да это ерунда, мелочи. Я розы только ради шипов выращиваю, через них даже крыса, не ободравшись, не пролезет. Вот ивы — это моя главная гордость! Иди сюда, смотри.

Недоморф разбежался, прыгнул в самую гущу одного из кустов в центре поляны — ветки под его весом согнулись, и он закачался на живом ложе, прикрытом сверху, словно зонтом, остальной кроной. Надодух развернулся, откинулся на такую же мягкую, из веток, спинку и предложил:

— Слева от тебя — куст с коричневыми листьями, садиться с моей стороны. Попробуй.

Горамник, пригладив волосы, подступила к иве, сперва потрогала ветки ладонью, потом резко толкнулась вперед и бочком опрокинулась в зелень. Ветки качнулись, отступая, и она оказалась на узком овальном ложе.

— Как здорово! — искренне охнула она. — Да ты, оказывается… А я думала…

— Как сказала недавно одна моя знакомая, — довольно ответил недоморф, — главное не баллы в аттестате, а знания в голове… Генриетта, не туда! Я из этой ивы постель хочу сделать. С живым балдахином и стенами. Только там еще ничего не готово. А сесть можно на это деревце, справа от меня. Да, с моей стороны.

— Ты просто Фавн на троне, — шутливо поклонился Битали. — В вашем доме, повелитель растений, сидеть дозволено только дамам, или мне тоже?

— Твое место во-он там, — указал на взгорок, больше похожий на могильный холмик, недоморф. — Тебе ведь обряд проводить нужно. Ложись-ложись, не бойся. Это тоже вариант постели. Я еще на прошлом курсе придумал. После того, как два дня у Эшнуна Ниназовича провалялся. Ложись, ложись…

В голосе Надодуха, при всей его доброжелательности, появились какие-то посторонние вкрадчивые нотки, а потому Кро сначала попробовал холмик ногой. Тот мягко спружинил. Битали зашел сбоку, попробовал в другом месте, оглянулся. Сенусерт, улыбаясь, затаил дыхание.

— Ну, сосед… — Кро выдохнул, опустился, опираясь ладонью и… — А-а-а!!!

Никакой опоры под рукой не оказалось — юноша ухнулся вниз в какую-то яму на глубину почти в человеческий рост, но тут его падение замедлилось, и тело с сухим шелестом закачалось в глубине. Он попытался извернуться в узкой длинной могиле, оказался в горизонтальном положении. Понял, что слегка приподнялся, повернулся на спину. Перед самым лицом колыхались коричневые кисточки, за которыми просвечивало сереющее небо. Те же кисточки плотно прикрывали и все остальное тело.

— Ты цел?!

— Ты как?

— Жив?

Одно за другим появились над ним испуганные лица однокурсников. Битали понял, что, улегшись на холм, в реальности оказался немного ниже уровня земли.

— Ну, и гад же ты, сосед! — душевно сообщил Кро. — Предупредить не мог?

— Под тобой яма с водой, а из нее камыши растут, — на лице недоморфа расцвела счастливая улыбка. — Они тебя и держат.

— Это не камыш, это тростник, — не преминула уточнить Горамник.

— Да хоть черешня, — безмятежно отмахнулся Надодух и продолжил свою мысль: — Кисточки укрывают — вместо одеяла. Они теплые, я проверял. Тут, вообще, голым нужно лежать. Если в такой постели раненый или больной под себя сходит, то все вниз проваливается и растениями усваивается. И всем хорошо. А Ниназович, дурак, от таких отказался. Мозги у старика отсыхать стали.

— Мне не нужно ходить под себя, Надодух. Мне нужно провести обряд.

— Так и пожалуйста! Мягко и тепло. Других постелей здесь все равно пока нет.

— Во время корсовинга ему может стать жарко, что тогда? — напомнила Анита.

— Это же камыш! Кисточки можно в любую сторону повернуть. Или в гущу собрать. Хочешь — как под периной, жарко будет. А хочешь — холодно, как на улице.

— Тебе удобно там, Битали? — присела рядом Генриетта, опустила руку и нащупала его ладонь.

— Странно немного, — пошевелился Кро. — Словно в воздухе висишь. Зато ничего не отлежу.

— Солнце уже над деревьями. Может, на завтра отложить? До ночи не успеем.

— Нет. Раз уж решился, нужно начинать. Второй раз может уже не сложиться.

— Если сегодня начнешь, значит, десять раз подряд с промежутком не меньше суток и не больше двух, — напомнила Горамник. — Готов?

— Поздно спрашивать, Анита. В последний миг не отступают.

— Тогда давай, дыши. Глубоко, полной грудью. Не торопись, делай примерно в полтора раза больше вдохов, чем обычно, и на весь объем. Ничего не бойся, мы здесь. Случится что не так — вытащим, не пропадешь.

— Ты чего тут пристроилась? — вдруг взъярилась Вантенуа. — Отойди от него! У него Надодух проводником быть должен.

— Ты тоже давай отходи! — потребовала Горамник. — Все, Битали, успеха. Забудь про все, слушай только себя, свои…

Договорить ей не удалось. Кто-то резко дернул Аниту в сторону, и обе девушки скрылись за краем ямы.

— Дыши, я здесь, — уселся у бедер Битали недоморф. — Я через все это уже прошел. Поначалу страшно, потом привыкаешь. Дыши. — Надодух вдруг поднял голову, спросил в сторону: — А Филли говорил, дышать как нормально.

— Твоему Филлу только леших дрессировать! — звонко отозвалась Горамник. — Все справочники советуют полтора вдоха против обычного и частое собачье в случае спазмов и судорог.

— Сиди здесь, не подходи туда! — не менее громко добавила Генриетта.

— Очень надо! Мне твой полудурок, как блоха собаке, нужен, — перешла на шепот Анита.

— Ага, как же! Думаешь, я не слышала, что ты после его дуэли говорила? Раньше никому был не нужен, а теперь только на него и гадаете.

— Это Деборе задание давала!

— А вы все и рады стараться… — Шепот перешел в тихое шипение. — Контрольные давно сдали, а ты опять на него через воду смотрела.

— Он одни семерки получал. Вот я и смотрела, откуда…

Голоса наконец-то перестали различаться, слившись с шелестом камыша, стрекотом кузнечиков и бормотанием ветра. Вдох за вдохом свежий ароматный воздух наполнял грудь Битали до краев, как ливень — забытые на улице чашки и тарелки. Минута, другая, третья… Кро ощутил легкий шум в голове. Не боль — слабое головокружение. Еще десяток вдохов — головокружение усилилось, начало разливаться по телу. Все мышцы медленно пробирало странной, непривычной щекоткой, и вскоре они начали подергиваться помимо его воли. Он хотел сказать об этом соседу — но лицо недоморфа странно задергалось, меняя цвет и очертания. Сохранялся только голос, поддерживающий правильное дыхание:

— Глубоко, глубоко. Вдох… Выдох… Вдох… Выдох… Не останавливайся! Дыши, дыши…

Щекотка, что наполняла тело, неожиданно оказалась и снаружи, обтекая юношу со всех сторон. Самое странное — Битали чувствовал эту самую «щекотку», хотя она гуляла, закручиваясь вихрями, на высоте в два-три человеческих роста над ним. Больше того — он ее видел! Видел, как что-то, похожее на водяной поток, рушится на грудь, пробивает ее, выхлестывает наружу, закручивается, вырывая части тела, вздыбливает его волосы, раздергивает руки и ноги и скручивает конечности по линиям вихря, зажимающего тело. Колени его уперлись в живот, локти вжало в тело, кисти безвольно повисли перед грудью. Вихрь продолжал давить сильнее и сильнее, так зло и нестерпимо, что в глазах потемнело, кости заболели все до последнего суставчика, дыхание исчезло совсем. Битали понял, что это — все. Что нужно выбираться, иначе, иначе…

Что будет иначе — он не знал. Понимал лишь — нужно вырваться!

Кро задвигал скрюченными руками и ногами, потянулся вверх, вперед. Туда, куда была направлена голова. Иной ориентации он сейчас не ощущал. Локтями, коленями, плечами крутился он, толкался, рвался к свободе. Еще, еще чуть-чуть, еще, еще…

— А-а-а-а!!! — Лицо залило светом, руки и ноги легко раскинулись в стороны, не стесненные больше уже ничем, легкие наполнил сладкий свежий воздух. Странное, непривычное ощущение. Свобода, свет, воздух.