Подошедший бармен заставил их ненадолго замолчать. Перед незнакомцем выросла высокая кружка с чем-то темным и густым, молодому человеку официант поставил рюмку томатного сока со специями.

— Сразу видно, кто кровушки попить любит, — осклабился мужичок. — Ну что, за знакомство?

— Я вас не знаю, — покачал головой Женя и принюхался к «сангрите». Она пахла перцем и свежевыпавшим снегом. Явно не из бутылки наливали.

— Ладно, пусть будет два, — смирился мужичок.

— Давненько мне уже не делали таких предложений, — покачал головой молодой человек. — Я так полагаю, сверяясь в Москве с проектной сметой, мы заметим нехватку ширины и толщины дорожного покрытия, нарушение его состава, заниженное качество бетона в конструкциях и… Что еще? Балки в пролетах из сыромятного железа?

— Ничего с этим мостом не случится, сто лет еще простоит, — поморщился мужичок и отхлебнул пива. — Трасса не федеральная, большегрузы тут у нас не ходят.

— А если пойдут?

— Хорошо, я понял, — кивнул мужичок. — Три.

— Я — ревизор, — терпеливо объяснил Евгений. — Я воров ловлю, а не покрываю.

— Ой, да перестань, — снова поморщился незнакомец. — Не надо меня грузить этими побасенками. У нас что, кто-то где-то честно живет? Абрамович что, свою яхту на заработанные копейки купил? Может, Прохоров американские баскетбольные команды на бабушкино наследство приобретает? У Вексельберга от честного оклада крохи на яйца «Фаберже» остаются? В этой стране воруют все, Евгений Иванович. И нужно успеть урвать свой кусок, пока отчизна-мать еще не издохла из-за обилия уродов!

— Я не ворую, — ответил Женя.

— Мы не воруем, мы берем свое, — согласился мужичок. — Но больше трех я заплатить не смогу, это предел. Иначе нет смысла. Дешевле пойти другим путем.

— На три миллиона вполне можно было бы построить детский садик, — задумчиво произнес молодой человек. — Или повысить зарплаты нянечкам. А вы эти деньги, считай, в мусор спускаете.

— Не договоримся, значит, — сделал вывод мужичок и отхлебнул изрядно пива. — Идейный. А ты не думаешь, идейный, что тут и без тебя есть кому о садиках позаботиться? Что здесь тоже люди живут? Что, если ты наскоком своим тут все переломаешь да местным жизнь покалечишь, никому от этого лучше не станет. Хуже — запросто. А вот лучше — это вряд ли. Как ты потом детям в глаза посмотришь, которые из-за тебя без отцов останутся? Что семьям скажешь, которые из-за тебя без куска хлеба сидеть станут?

— Скажу, что жить нужно по правде, — ответил Женя. — Тогда и бояться будет нечего. Да еще и деньги на детские садики найдутся.

— Ну, значит, ты сам этого захотел… — Мужичок старательно допил кружку и грохнул ею по стойке. Потом слез с банкетки и многообещающе похлопал ревизора по плечу: — Три дня — они долгие. На все хватит.

Молодой человек не ответил. Допил «сангриту» и вернулся к столу с сотрудницами.

— Чего там, Жень? — поинтересовалась старшая из женщин.

— Все в порядке, Ирина Анатольевна. — Евгений подтянул к себе блюдце с яйцом в майонезе. — Ребята застряли в девяностых. Им бы когти рвать, а они права качают. Обещали три миллиона. Интересно, это много или мало?

— Ох, Женя, — покачала головой женщина. — Ты бы все же поосторожнее!

— Я постараюсь.

Осторожность Евгения выразилась в том, что перед сном он поставил на ручку входной двери в номер пустую алюминиевую банку из-под лимонада, между прихожей и спальней натянул тонкий шнур от нижней петли двери к ввернутому напротив шурупу, а на тумбочку возле изголовья поставил две бутылки пива темного стекла.

— Береженого бог бережет. — Женя широко раздвинул занавески окна, впуская свет уличных фонарей, щедрой горстью бросил на пол пластиковые хомуты, забрался в постель и выключил свет.

Банка загрохотала, когда он уже спал. Хорошо зная, чем может закончиться промедление, молодой человек тут же вскочил, схватил за горлышко бутылку и повернулся к двери.

Незваные гости, поняв, что выдали свое появление, ринулись вперед — и один за другим кувыркнулись через невидимый в сумерках шнур. Первого Женя с хорошего замаха огрел по макушке бутылкой, отчего та разлетелась, громко и недовольно зашипев пивной пеной. Второго, успевшего приподняться, ударил в горло ногой, отправив хрипеть рядом с бесчувственным подельником. Третий опасность осознал и, высоко задрав ноги, перешагнул препятствие.

— Что, и это все? — разочарованно оглянулся Евгений на тумбочку с заготовленными бутылками. — Ты последний?

— Тебе хватит, — рыкнул гость, красиво раскрыл легкую тонкую «бабочку», сделал выпад, попал лезвием ножа в подставленную стеклянную «розочку» [Для людей, далеких от уголовной романтики: «бабочка» — складной беспружинный нож с двойной рукоятью; «розочка» — отбитое бутылочное горлышко с острыми сколотыми краями.] и вскрикнул от боли.

В тот же миг Женя ногой ударил его в пах, а локтем в основание черепа добил согнувшегося врага.

Потом ревизор опустился на колено, нашарил на полу хомуты и принялся умело стягивать гостям руки за спиной.

У входа постучали.

— А чего это у вас двери нараспашку? — поинтересовался женский голос.

— Да вот, кто-то номер перепутал. — Евгений, наконец, включил свет. — Вызывайте полицию, пусть разбираются.

Спустя полчаса он уже давал показания сонному старшему лейтенанту, одетому в синий форменный ватник минимум на два размера больше, нежели полагался ему по комплекции.

— Значит, Евгений Иванович, задержанных людей вы не знаете; как проникли они в ваш номер — вам неизвестно; две биты принадлежат не вам, и вы настаиваете, чтобы к протоколу была приобщена аудиозапись с угрозами неизвестного лица, подошедшего к вам в ресторане? — закончив писать, просмотрел протокол полицейский.

— Именно, — кивнул скучающий на подоконнике Женя.

— Вы всегда записываете разговоры с незнакомыми людьми, Евгений Иванович? — поднял на него глаза старлей.

— Я сотрудник Счетной палаты Российской Федерации, — зевнул Леонтьев. — Основную часть моей работы составляют ревизии и аудит, в ходе которых часто приходится слышать сведения, важные для работы, а также слова, которые могут послужить основанием для возбуждения уголовных дел либо использоваться для попытки шантажа. Поэтому у меня в кармане постоянно работает цифровой диктофон с кольцевой записью на сорок восемь часов. Я его вынимаю только на подзарядку. Диктофон сертифицирован в ФСТЭК [ФСТЭК — Федеральная служба по техническому и экспортному контролю.], и его запись может использоваться в суде.

— Значит, вы подозревали о возможности нападения?

— Нет, я его не ждал. Но вероятность существовала, и потому на всякий случай я натянул возле порога шнур. Для подстраховки. Согласитесь, вещь совершенно безопасная и тяжкого вреда здоровью нанести не может.

— Знаете, Евгений Иванович, — бдительно прищурился полицейский, — вы не производите впечатление человека, который только что пережил бандитский налет.

— За этот месяц он уже второй, — вздохнул Женя. — Вас, лейтенант, наверняка тоже пару раз в неделю пристукнуть пытаются. Вы после смены сильно из-за этого беспокоитесь?

— Ну, я все-таки на службе, — пожал плечами полицейский. — У меня есть оружие и спецподготовка.

— Вообще-то я тоже на службе, — усмехнулся Евгений. — И за плечами у меня срочная в батальоне охраны объекта особой важности плюс довольно долгие занятия боевыми искусствами в свободное время.

— Благодаря этому вас в двадцать четыре года назначили руководителем представительной комиссии Счетной палаты?

— Скажите, лейтенант, — вздохнул молодой человек, — неужели вам хотелось бы увидеть на моем месте пятидесятитрехлетнюю женщину с одышкой и мигренью?

— Э-э-э… Вот оно как! — наконец-то сообразил полицейский и даже хлопнул себя кулаком по лбу. — Вы в комиссии — мальчик для битья!

— Не совсем, — обиделся Евгений. — Назначение вполне официальное, я тоже работаю, без моей подписи отчет будет недействителен. Но, в общем… Я и правда не самый опытный из сотрудников. Однако самостоятельные ревизии мне тоже доверяют.

— Но начальник вы только потому, что «добро должно быть с кулаками»? — повеселел от своей догадливости лейтенант.

— Служба физической защиты без достаточных оснований охрану не выделяет, — признался Леонтьев. — Говорят, дорого. Так что шанс для карьеры у меня есть. Ладно, где тут подписать?

— Может, патруль у гостиницы оставить? — предложил полицейский, подсовывая протокол.

— Не, ни к чему, — отмахнулся Женя. — Пугать второй раз никто и никогда не приходит. Думаю, мои «доброжелатели» уже трусят в аэропорт, чтобы успеть смыться, пока их задержанные подельники не сдали. Теперь можно спать спокойно.

* * *

Разумеется, старший лейтенант был прав. В Орловской области Евгений Леонтьев был руководителем комиссии чисто номинально. И если при сборе данных по развязке он еще хоть как-то помогал Ирине Анатольевне и ее сотрудницам, то в Москве женщины готовили отчет и вовсе без его участия.

Женя, предоставленный самому себе, решил еще раз взглянуть на последнее дело. То самое, которое он сам нашел, сам предоставил для проверки и которое должно было принести ему первый настоящий успех, но оказалось позорной пустышкой. Евгений Леонтьев был уверен, нутром чувствовал, что что-то в этом детском доме не так.

Ну не бывает, не может быть в России воспитательных учреждений, где ради благополучия обычных сирот на ребенка тратится в месяц больше денег, нежели зарабатывает старший аудитор Счетной палаты с двухгодичным опытом работы!