И одна интересная мысль по этому поводу ему в голову все-таки пришла…

Правда, файла с отчетом и папки черновиков на жестком диске не нашлось — хотя Женя и не помнил, чтобы их удалял. Он пролистал каталоги вручную, проверил поисковой программой и смирился: материалов нет, как будто и не было.

— Сколько раз давал себе слово копии на флэшку делать! — чертыхнулся молодой человек. — Все время забываю. Как всегда, дурная голова ногам покоя не дает.

К счастью, помимо электронных документов, в Счетной палате имелась еще одна копия отчета: бумажная, завизированная начальником департамента. После принятия ревизионных актов их пересылали в секретариат, где они и должны храниться весь срок, отводимый для предъявления финансовых претензий.

Однако на первом этаже Евгения ждал очередной неприятный сюрприз. Вечно чем-то недовольная тетка с серыми волосами буркнула ему из окошка, что отчет уже отправлен в центральный архив.

— Но подождите, почему?! — сгоряча сунул в окошко голову молодой человек. — Ведь положено на три года в Счетной палате оставлять!

— Где положено, а где покладено, — фыркнула носом тетка. — И так все шкафы забиты, пихать вашу макулатуру некуда.

Она резко дернула верхний ящик, достала засаленную картонную папку невесть каких годов, открыла, сунула к его носу распечатку за подписью Степашина:

— Вот, сам читай! «Поскольку по делам, по которым в ходе проверок нарушений не выявлено, претензий предъявлять не предполагается, приказываю отправить их в Центральный архив до истечения срока хранения». Дата, подпись, номера дел. Их тут за пару сотен.

— А можно взглянуть? — с надеждой попросил Евгений.

— На, только дырку глазами не протри. Номера по порядку, у твоего — исходящий пятнадцать сорок семь. Уехало на главный склад еще позавчера. Коли очень хочется, беги за ним туда.

— Это который на Ленинском проспекте или на Нижегородском?

— На Ленинском, на Ленинском, — утешила его тетка. — До вечера аккурат туда дотрусишь.

Собственно, на этом любой нормальный чиновник по здравом размышлении и должен был остановиться. Свою работу аудитор Евгений Леонтьев сделал честно, начальство отчет приняло и одобрило. А что задним числом появились какие-то новые смутные подозрения и сомнения… Ну, можно отвлечься на них, если это не требует особого времени, пролистать старые пометки, открыть отчет. Однако гоняться за давно сданной работой через всю Москву — это уже явный перебор.

Оправданием молодому аудитору служило только то, что это была его первая самостоятельная ревизия, к тому же по обстоятельствам, выявленным им самим при выборочной проверке расходных статей текущего бюджета. А также то, что волей обстоятельств до сроков сдачи акта проверки транспортной развязки у Жени образовалась пара почти свободных дней. Потому-то он и решил позволить себе еще одну, последнюю попытку.

* * *

Здание архива на Ленинском проспекте больше всего напоминало заводской цех: огромная бесцветная и пыльная коробка из силикатного кирпича с редкими крохотными окошками. Вмещало оно никак не меньше десяти гигабайт самой разнообразной информации. По большей части информации скучной и никому не нужной: старые бюджеты, отчеты, акты ревизий и аудитов, разрешения, постановления и приказы самых разных чиновников самого разного уровня. Достойной сохранения вся эта бухгалтерия считалась лишь потому, что одна-две бумажки из миллиона раз в десять лет могли оказаться востребованными для справки, проверки и принятия судебного решения по очередному взяточнику либо помочь найти автора какого-нибудь особо гениального или идиотского решения. А не переносилась на жесткие диски эта информация потому, что на бумагах сохранялись автографы. Реальные подписи реальных людей, которые могут быть представлены в суде или иных принимающих решения органах в качестве основного доказательства.

К единственной двери вели три обшарпанные ступени, за створками сидел вахтер, не стесняясь читавший очередную книгу серии «Смертный страж». Охранник покосился на гостя, увидел удостоверение аудитора Счетной палаты и кивнул, не поинтересовавшись ни фамилией, ни фотографией.

В пустых коридорах архива было темно и гулко, пахло мышами и вечностью. Пройдя почти все здание насквозь, Евгений наконец обнаружил секретариат, назвал исходящий номер отправленных сюда документов, поинтересовался судьбой своего. Девушки, сверившись с таблицами на мониторах, отправили его на второй этаж в двадцать пятую комнату, откуда пожилая сотрудница с откровенно монгольской внешностью спровадила обратно на первый этаж, в комнату тринадцать. Там его порадовали тем, что полученные отчеты уже разобраны и засланы наверх, в тридцать третий архив.

На третьем этаже аудитора встретил сухощавый старикашка, седоволосый и жилистый, в синем халате с закатанными выше локтей рукавами. Узнав номер затребованного дела, он тщательно изучил удостоверение гостя, пошамкал бесцветными губами и наконец сообщил:

— Подшито уже дело-то. В общем томе находится. Без запроса выдать не могу.

— И не нужно, — спрятал удостоверение Женя Леонтьев. — Это дело вел я, мне нужно всего лишь списать адресные данные нескольких людей. Надо уточнить у свидетелей отдельные детали по ходу производства. Руководство, будь оно неладно, запросило дополнительные сведения.

Старикашка пожевал верхними зубами губу, подумал, забрал у гостя его записку с номерами бумаг и вышел в боковую дверь, из-за которой повеяло застарелой пылью. Молодой человек отошел к окну, отчего-то сделанному под самым потолком. Вид из него открывался небогатый: нахохлившаяся ворона на белой от инея ветке и длинная красная лента, запутавшаяся в кроне сразу за птицей и мелко трясущаяся на ветру.

— Вот, — на удивление быстро вернулся архивариус и положил на свой стол довольно толстую картонную папку. — Отчет подшит, отдельно дать не могу. Смотри здесь.

— Хорошо, — кивнул Евгений, возвращаясь от окна.

Молодой человек не был бы аудитором, если бы сразу не отметил две интереснейшие детали. Его доклад о расходовании бюджетных средств в практически новеньком детском доме на сто двадцать воспитанников оказался помещенным в пожелтевшее от времени дело, на обложке которого тушью было выведено прекрасным каллиграфическим почерком: «Том № 8», «АС-7—3-3-кеВ»; а ниже строкой — «Басаргин сектор».

Вслух Евгений ничего, естественно, не сказал, открыл папку, провел пальцем по нити, прошивающей стопку бумаг со сквозной обратной нумерацией, пролистнул две страницы, выписал себе в блокнот имена и телефоны командировавшихся в школу профессоров, затем перекинул отчеты до последней страницы, словно проверяя целостность нитки, а заодно глянул на дату самого первого ревизионного акта. Это было двадцать восьмое августа тысяча девятьсот тридцать восьмого года. И проверялся тем не менее все тот же детский дом «Белый медведь», но только с числом воспитанников в сто сорок четыре ребенка.

— Ага, — закрыл папку Евгений. — На том номер семь взглянуть можно?

— Нельзя, — кратко ответил старикашка, забирая дело.

— Как это нельзя? — возмутился молодой аудитор. — Я сотрудник Счетной палаты! По моему требованию мне должны предоставляться любые документы, которые я затребую для своей работы!

— Вот и затребуйте, — посоветовал архивариус. — Если начальник департамента подпишет, вам его привезут.

— Я начальник ревизионной комиссии!

— А у меня инструкции. — Старикашка отправился в архив, но, уже открывая дверь, сжалился и добавил через плечо: — К тому же закрытые тома хранятся не здесь.

— Спасибо!!! — крикнул ему вслед молодой человек.

Теперь ему было над чем подумать. Например, над тем, что если просмотренный восьмой том, еще не закрытый, включает в себя восемь актов проверки за последние семьдесят лет, то первая ревизия, подшитая в первый том, должна была состояться…

В пятнадцатом веке?!

А если предположить, что каждый том — это подборка не из восьми, а из десяти проверок, по сто лет в каждом? Круглое такое и красивое число… Это же тогда получается и вовсе полная бредятина!

На некоторое время Евгений даже забыл о причинах своего первоначального интереса к этому делу, прикидывая в голове так и этак возможные варианты.

Предыдущие тома состоят из одной-двух проверок? Возможно. Но архивариусы редко идут на подобные отклонения от норм делопроизводства. Возможно, раз или два. Пусть даже три! Но и тогда начало ревизий все равно уходит в шестнадцатый или семнадцатый век. Ну, может, в восемнадцатый. Куда-то во времена Екатерины Великой.

Что же это за детский дом такой, что наравне с таможнями, университетами и библиотеками имеет свою личную строку в российском бюджете аж со времен Суворова и Ушакова?

Садясь в машину, Женя уже понимал, что заявку на просмотр тома из делопроизводства за номером «АС-7—3-3-кеВ» он напишет обязательно. Евгений колебался только — на какой именно претендовать?

Больше всего хотелось, разумеется, спросить сразу первый! Но если нащупанная им тайна и вправду столь велика, как хочется верить, такие древние документы должны находиться в каком-нибудь музейном спецхране. Их не то что не выдадут — аудитор еще и излишнее внимание к своему открытию привлечет. А докопаться до секрета хотелось самому.