В черном, блестящем мраморе Лео видел свое отражение. Иногда ему казалось, будто это вовсе не пол, а тонкий лед, готовый дать трещину. Временами Краулер гадал, что окажется под ним. Твари из других измерений, предки, взалкавшие его крови, или он сам, Леонард Краулер. Иногда же ему казалось, что это не пол, не лед, а гигантское обсидиановое зеркало. Такую мысль, однако, разделяли многие. Черное зеркало отнюдь не всегда отражало то, что, согласно законам физики, ему полагалось отражать. Зато, как ни странно, порой отражало существ и предметы, каковых НАД полом не наблюдалось.

Альбинос усердно искал такое видение, втайне рассчитывая, что оно подскажет ответ, и, если не продемонстрирует лицо вора/убийцы, то, хотя бы, даст намек, где его искать. Увы. Старанья были тщетными. Лео увидел лишь себя самого. А он мог поручиться, что ничего сегодня (точнее, вчера) без спросу не брал. Тем более не покусился бы на столь отвратную вещицу, как Череп Гозалдуса.

Наконец холл, со всей его необъятной высотой, торжественностью и загадками остался позади. Краулер прошел в боковой, наименее заметный коридор. Черный проем жадно поглотил одинокую фигуру. Вампир смело шагал вперед, ничуть не нуждаясь в освещении. Коридор был выдержан в той же стилистической гамме, что и прочее убранство Цитадели. Дубовые панели, гобелены. Разве что смысловое содержание барельефов было ощутимо мрачнее. Падение Империи, костры Средневековья, бойня в Южной Америке (конкистадоры, истребляющие под чутким руководством вампиров целые народы). Один барельеф изображал самого Гозалдуса, стоящего над простертыми ниц рабами, и отчего-то держащего собственную голову на вытянутых руках. На другом «полотне», сравнительно свежем, а потому представленном практически в формате комикса, демонстрировались бесчинства небезызвестного Влада Цепеша Дракулы, привлекшего к ночному племени чересчур много внимания. За что, собственно, был осужден и наказан. На последнем фрагменте красовался мистер Стокер, зачисляемый в Клан Гирудо (сие было проделано для того, чтобы писатель держал рот на замке).

Миновав все эти «веселые картинки», альбинос уперся в стену, каковая показалась бы непосвященному глухой и незыблемой. Деревянная панель, не выделяющаяся из ряда других. На первый взгляд — полноценный тупик, сооруженный лишь для того, чтобы сюда снесли мозолившие глаза барельефы, избавиться от которых не поднималась рука. Имелась даже зеленая лампа, как в кинотеатре, с содержательной надписью «выхода нет, и не будет». Сейчас она не горела. Что совершенно не сказалось на наличии выхода.

Лео вдавил потайную кнопку, представленную в виде головы аборигена, каковую конкистадор преподносил на подносе Черному Кардиналу. Скрытый механизм пришел в действие, открывая доступ в Зал Заледеневшей Вечности. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Из темного проема на Краулера привычно дохнуло сыростью, затхлостью и холодом. Сама дверь была непозволительно, преступно прочна. За дубовой панелью, игравшей роль маскировки, скрывались несколько дюймов высокоуглеродистой стали. Если в Цитадель попадет ядерная бомба, стены исчезнут, а дверь останется стоять.

Уже сделав шаг за порог, альбинос обернулся. Под потолком коридора крепилась камера видео-наблюдения. Похоже, исправная, и НЕ похоже, что новая. Красный диод бодро подмигивал. Это следовало взять на заметку.

Лео продолжил путь. Дверь, скользя по смазанным полозьям, запечатала проем. Мрак сомкнулся вокруг непроницаемым саркофагом, плотный и липкий, будто сгущенное молоко. Тьма столь редкого — высшего — сорта, по своему обыкновению, собирается в различного рода подземельях, склепах, капищах и прочих местах, посещения которых доставляют удовольствие лишь ограниченному кругу лиц. Но в Зале мрак был еще более жутким — обладая собственной атмосферой, не встречающейся более нигде, он мог показаться, так сказать, эксклюзивным. ЭТА темнота целиком и полностью опровергла тот банальный постулат, что тьма — это просто отсутствие света. Казалось, зажгись в Зале прожектор, и мрак придушит иллюминацию в зародыше: разобьет стекло, просочится по проводу, а после, расправившись с генератором, даст по шее тому бедняге, кто додумался притащить сюда эту штуковину.

К таким выводам, рано или поздно, приходили все члены Клана Гирудо. Вампиры чувствовали натиск тьмы, ее ПРИСУТСТВИЕ. Она обитала здесь подобно тому, как старая кобра обирает в забытой пещере. И выжить ее из Зала было бы весьма проблематично, даже если бы освещение оказалось ОЧЕНЬ интенсивным. Присутствие света еще не означало отсутствие темноты. Вероятно, она отошла бы на дальние рубежи, а потом, перегруппировавшись, нанесла удар.

Однажды Краулер тоже это почувствовал. Во время дежурства, когда, листая «Playboy», вдруг понял, что он не один. Здешний мрак обладал нравом, и, возможно, разумом. Впрочем, ничего удивительного, — он так долго довольствовался собственным обществом, что ему пришлось поневоле развить некую ментальность. И тьмы стало гораздо больше, чем требуется для простого «темно».

Однако, невзирая на феноменальную природу означенной Темноты, альбинос неплохо в ней ориентировался. Различал, что его окружает, куда ставит ноги. По обе стороны находилась древняя кладка. Внизу — истертые ступени. Приходилось постоянно пригибаться, чтобы не стукнуться головой о один из каменных выступов — изнаночную сторону уже пройденных ступеней.

Вскоре (Лео ждал этого момента) узкий лаз исчерпал себя, приведя к обширному пространству, бывшему не столько просторным, сколько ГЛУБОКИМ. По левую руку тянулся неровный каменный монолит, по правую — форменная пропасть, не огороженная ни перилами, ни обычной веревкой. Кто-то прорубил ступени непосредственно в камне, ограничившись полуметром в ширину. Центр каждой ступени имел ложбинку, протертую множеством ног, когда-либо на нее ступавшими. Галерея обвивала пещеру серпантином, покуда не выводила к месту, где хранился Череп (во всяком случае, до недавних пор).

Краулеру же казалось, что у пропасти вовсе нет дна. Опровергая эти опасения, из тьмы выступали толстые туши колонн, протянувшиеся от потолка до — гипотетически — пола. Но их наличие альбиноса ничуть не утешало. Он лихорадочно гадал о том, успеет ли обернуться летучей мышью, когда нога соскользнет со ступени, или бездарно расшибется о дно колодца.

С каждой пройденной ступенью, с каждым витком серпантина мрак становился насыщенней. Сгущался, аккумулировался, концентрировался. Бледные, верхние слои наслаивались на нижние, темнели — подобно тому, как нарастает давление по мере приближения океанского дна. Это не могло не устрашать.

Когда спуск подходил к концу, Лео увидел внизу тусклый свет. Темнота нависла над бледным пятнышком незыблемым куполом. Черные клубящиеся тени взяли свет в кольцо, и, казалось, несколько надменно изучали диковину, решая, насколько жестоко с ней обойтись. Рядом с источником освещения, пока неопознанным, Краулер разглядел хрупкую согбенную фигуру.

Неожиданно он почувствовал себя неуютно. Альбинос НИКОГДА не чувствовал себя в Зале особенно комфортно, но сейчас чувство было иным, и неожиданно сильным. Прежде он побаивался этого места, но не испытывал явной угрозы, справедливо полагая, что, ежели Зал Заледеневшей Вечности не слишком приветливо относился к вампирам, то посторонним подавно вход запрещен. В свете же недавних событий эта теория подверглась коренному пересмотру. Кто-то проник сюда, как к себе домой, убил Титуса, и забрал Череп. Значит, это может повториться. А Зал навсегда утратил для Лео ощущение защиты.

Узрев, что его мучения подходят к концу, Краулер ускорил шаг. Наконец последние ступени остались позади, и альбинос шагнул на гладкий каменный пол, вознеся благодарственную молитву сонму вампирских богов. [На самом деле вампиры не очень-то религиозны, но прожитые столетия приучили их не отвергать какое-либо допущение на том лишь основании, что подтвердить его не представлялось возможным. Более того, они считали, что отдельное божество для каждого подходящего случая (как, например, плохая погода, или даже развязавшийся шнурок) — не такая уж плохая идея. Но зловещие ритуалы, скажем, в честь Незримого Шуб-Саррагота, Парящего Во Мраке Хаоса, проводятся исключительно по желанию верующих… Очень и очень нечасто.]

Согбенная фигура поднялась на ноги. Поглядев на «уполномоченного», Доктринус вяло кивнул.

Его личное дело могло бы содержать:

«Доктринус, вампир, член Клана Гирудо с 1723 года.

Род занятий — см. Доступ для Магистров и прочих уполномоченных лиц.

Личностные ориентиры — скрытность, трудолюбие, компетентность, процветание Клана.

Характер — скверный.

Не женат».

Он был тем же типом. Тощий, с жилистыми руками, напоминающими цепкие паучьи лапки, и длинным острым носом, на котором постоянно болтались круглые очки с толстыми линзами (ходил слух, что нужды в оптике Доктринус не испытывал, и носил ее исключительно для стиля). Род деятельности вампира оставлял обширное пространство для домыслов. По официальной версии его должность именовалась как «смотритель Цитадели», но на деле все обстояло намного сложнее. Доктринус занимался всем, что, по мнению Великого Магистра, относилось к «высоким технологиям» (перечень был довольно широк — начиная алхимией, и заканчивая «этими странными штуковинами, способными считать быстрее, чем миллион людей, вооруженных канцелярскими счетами»). В определенной мере он отвечал за безопасность, вот только определить эту меру еще никому не удалось.

Согласно популярным домыслам, Доктринус единолично представлял в Цитадели «секретный отдел», что во все времена занимался одним и тем же: сбор информации, аналитическая работа, проверка кадров, и все в таком роде. В свете этого Лео ничуть не удивился, узнав, что именно Доктринус «ожидает на месте преступления». Не удивился он и тому, что расследованием займется не «секретный отдел», а он, последний из живущих Краулеров. Собственно, этому не удивился бы никто, кто когда-либо удостаивался чести лицезреть Доктринуса воочию — уж очень… странная была картина.