Худенький подросток с трудом поволок тяжеленную корзину, кое-как взгромоздив ее на плечи. Похоже, старый Халай не слишком сытно кормит своих учеников — кожа плотно обтягивает хребет и ребра мальчишки, лопатки выступают парой крошечных крылышек.

Горшечник окинул его внимательным взглядом — да уж, этот юнец даже спиной умудряется проявлять дерзость. Мастер опустил руки к поясу, покачал головой и крикнул:

— Отрок, а ну-ка вернись обратно!

Креол развернулся, злобно посмотрел на лоснящегося от пота Ахухуту, поставил корзину на землю, с хрустом распрямился и подошел к прилавку.

— Чем еще могу услужить, почтенный мастер? — с явным вызовом в голосе спросил он.

Ахухуту снова покачал головой, а потом с удивительной для такого тучного человека ловкостью перегнулся через прилавок и ухватил Креола за ухо.

В его широкой ладони таких ушей мог бы поместиться добрый десяток.

— За что, почтенный?! — завопил от боли мальчишка, извиваясь под безжалостной рукой горшечника. — За что?!

— В страданиях твоего уха виновата твоя рука, — усмехнулся мастер, продолжая расправу. — Ты что же — думал, что я не замечу, маленький вонючий маским?!

— Пусти, блевотина Нергала!!! — яростно взвизгнул ученик мага. — Я тебя убью!!!

В ответ Ахухуту выкрутил ухо так, что у Креола брызнули слезы, а рот раскрылся в беззвучном крике. Кое-как перемогая боль, он пошарил у себя в набедреннике и вытащил из складки кошель с тремя снизками золотых и серебряных колец. Ахухуту протянул свободную руку, забирая свои монеты, кропотливо пересчитал их и только после этого выпустил многострадальное ухо. Оно покраснело и распухло так, что стало похожим на ломоть сырого мяса.

— Запомни то, что я сейчас скажу, ничтожный щенок, — наставительно произнес Ахухуту, цепляя кошель обратно к поясу. — Я знаю, что слишком много монет слепят глаза, но перед тем, как что-то сделать, всегда лучше подумать. Недооценка задачи — верный путь к провалу. Я сижу в этой лавке уже двадцать лет, и за это время повидал столько карманников, сколько тебе и не снилось. Если бы меня мог безнаказанно обокрасть такой неумеха, как ты, я бы давным-давно пошел по миру с чашей для подаяния. Поэтому вот тебе мой совет — иди и потренируйся как следует на чем-нибудь попроще, а потом возвращайся и попробуй еще раз. Только уже не со мной — если я поймаю тебя снова, то уже не буду так милосерден. В следующий раз я передам тебя страже суда, отрок. Ты ведь знаешь законы? Я свободный авилум, а в этом кошеле две серебряных снизки и одна золотая. В каждой снизке по шестидесяти колец, каждое кольцо весит сикль. Сто двадцать серебряных сиклей и шестьдесят золотых! До шестидесяти серебряных сиклей — малая кража, но свыше шестидесяти — уже большая, и за нее полагается смерть! Запомни это как следует, отрок!

— Я запомню! — сквозь зубы процедил Креол, кривясь от боли и злобы.

В глазах его светилось лишь одно желание — убить, растоптать, уничтожить!

Пузатый горшечник смерил худенького подростка снисходительным взглядом, а потом упер руки в бока и раскатисто захохотал.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, отрок! — пробасил он, отсмеявшись. — Ты думаешь, что как только окончится твое ученичество и ты познаешь тайное Искусство, то возвратишься и превратишь меня и мою лавку в кучу пепла!

Креол изумленно открыл рот и густо покраснел. Именно об этом он и думал.

— Оставь эти глупости, отрок! — покачал головой Ахухуту, взлохмачивая Креолу волосы. — Если под этой смоляной копной есть хоть немного ума, ты поймешь, что сейчас я оказал тебе услугу, преподав полезный урок! Поверь, если наставление приправлено колотушками, оно запоминается куда лучше!

— Почтенный мастер, я благодарен тебе за наставление, — с великим трудом выдавил из себя ученик мага. — Позволь спросить — что меня выдало? Я клянусь благим Думузи, что ты не увидел и не почувствовал, как я срезал твой кошель! Как же ты узнал, что это именно я взял его, а не какой-нибудь другой вор?

— Ах-ха-ха-ха!!! — залился хохотом Ахухуту. — Твоя правда, отрок, ты довольно ловок с ножом — самой кражи я не заметил. Но вспомни пословицу — ворованный скот можно спрятать хоть в могилу, но холм все равно его выдаст. Так что в следующий раз прячь добычу лучше — твой набедренник едва прикрывает чресла, где уж скрыть под ним такой большой кошель… А теперь вернись к чашам, купленным твоим учителем, и отнеси их домой, пока я не добавил тебе еще тумаков! Я и так уже потерял с тобой слишком много времени, а мог бы истратить его на работу!

Креол, все еще с трудом удерживая потоки сквернословия, так и рвущиеся наружу, кое-как взгромоздил корзину обратно на плечи и зашагал прочь. Проклятый горшечник со своей любовью к нравоучениям! А он-то уже размечтался, как потратит легко доставшееся богатство…

— Да неси осторожнее! — крикнул ему вслед Ахухуту, заметив, как раскачивается корзина. — Если ты разобьешь хоть одну, абгаль Джи Беш изобьет тебя до полусмерти — уж я-то его знаю!

Этого он мог бы и не говорить. Креол поступил в ученики к Халаю только в прошлом месяце, но уже успел близко познакомиться с его жезлом и плеткой. Обозленный на весь мир старик колотит своих рабов и учеников по любому поводу — даже самому ничтожному.

Идти было нелегко. В Симурруме, как и большинстве городов Шумера, улицы узенькие, едва позволяющие разойтись двум пешеходам. На колесницах в городской черте ездят только по главной дороге, ведущей от главных ворот к священной ограде, окружающей дворцы и храмы, и от священной ограды к речной гавани-кару.

Все остальные улицы слишком тесны.

Креол устало перебирал ногами, стараясь не сбивать дыхание. Горячее полуденное солнце печет голову, сандалии припорошило серой пылью. Солнце и пыль — вечные спутники любого шумерского города. В это время дня все сидят по домам, ждут, пока не схлынет жара. Прохладная звездная ночь — вот время, когда шумеры делают важные дела.

Долина Тигра и Евфрата — земля древних тайн и чудес, все еще помнящая поступь богов и демонов, не так давно ведших здесь страшные войны. Империя Шумер — царство ночи и сумрака, насквозь пропитанное миазмами великого Искусства магии. Могучие чародеи вершат судьбы людей, постоянно интригуя и сражаясь, ища себе силы и власти, ища превосходства над всеми остальными. Каждый из них готов идти по трупам, чтобы только чуть-чуть прибавить в могуществе. Лишь беспощадная десница императора-полубога Энмеркара способна держать в узде этот змеиный клубок — не будь его, пылающая кровь шумерских магов давно бы заставила их перебить друг друга.

Креол только начал обучение, но и он уже строит планы насчет диадемы Верховного Мага Шумера.

Халай Джи Беш живет в квартале для зажиточных авилумов — нищей голи здесь нет, только люди с достатком, способные прокормить хотя бы десяток рабов. Все дома до самого второго этажа покрывает обожженный кирпич — весной, когда начинаются большие дожди, улочки превращаются в потоки жирной грязи, портя побелку. Вдоль дороги сплошь идут глухие стены, лишь кое-где прерываясь низенькими дверцами либо окошками-отдушинами, забранными решетками.

Несмотря на суровые законы, воров в Симурруме хватает.

Впрочем, дверь старого Халая оказалась незапертой. Как и большую часть времени. Красть у мага осмелится только полоумный, а действительно опасного врага не остановит такая малость, как замок.

Креол облегченно снял с плеч корзину с трижды проклятыми чашами и с трудом выпрямил спину. Войдя в дверь, он сразу оказался в сенях, темных и прохладных. В углу уютно расположился кувшин с водой для омовения ног — юный шумер не преминул воспользоваться его услугами. Так приятно после долгого пути скинуть сандалии и ополоснуть зудящие ступни в блаженной влаге, ниспосланной человеку великим Энлилем…

Надевать сандалии снова Креол, конечно, не стал. В доме — неважно, своем или чужом — даже император ходит босиком. И в храме тоже — ведь это дом бога.

Из сеней ученик мага вышел во внутренний дворик, мощеный обожженным кирпичом. Там все заливает солнечный свет, но на сей раз он не кажется жарким и мучительным, как на улице. В центре двора журчит фонтан, даря всем желающим прохладу и отдохновение.

Сейчас вокруг мирно расположились три рабыни, стирающие туники и плащи, юбки и покрывала. Рядом с самой молодой бегает ребенок — трехлетний мальчишка смеется и теребит мать, отвлекая от работы, та ласково журит его, но не больше. Пока ворчливого хозяина нет поблизости, сыночка можно и побаловать — но если он вдруг выйдет из двери, маленького раба непременно настигнет взбучка.

По счастью, в это время суток Халай всегда дремлет на плоской крыше — старик любит погреть кости на жарком шумерском солнышке.

— О, молодой хозяин возвратился! — махнула рукой самая старая рабыня. — Хорошо погулял, Креол?

— Тебя это не касается, женщина, — злобно буркнул ученик мага.

— Лучистые глаза Инанны, какой же ты сердитый сегодня! — расхохоталась старушка. — Что случилось — опять подрался?

— Синяков не видно, — покачала головой рабыня помоложе.

— И костяшки не сбиты, — поддакнула самая молодая.