— Того, что ли? — небрежно глянул вдаль Василь и, разглядев в сером мареве тумана удаляющийся призрачный силуэт, испуганно замер.

Чёрный всадник, словно мираж, плыл в сизых волнах тумана вдоль крестов кладбища. А за его спиной из-за зубчатой стены тёмной рощи вставал алый полыхающий шар солнца, подсвечивая низкие облака багрянцем, будто кровь в небе кто пролил.

— Святые угодники, — перекрестился интендант. — Никак, мертвец восстал…

— Не-е-е, только ко-о-нь! — тряся зад по ухабам, нахлёстывал мерина Фрол, стремясь убраться побыстрее с чёртова поля.

Василю тоже страстно захотелось оказаться подальше, но за винтовкой и брошенным седлом пришлось идти. Прежде чем утащить имущество в общую кучу, бывалый солдат деловито обшарил седельные сумки. Удивило, что, похоже, дружок Фрол совсем ничего себе не взял. Василь решил осмотреть место, где лежал второй сбежавший мясной окорок. Может, из имущества осталось что?

— Святые угодники! — отшатнулся от окровавленной примятой травы Василь.

На проплешине кто-то выложил крест из пулемётных пуль. Любопытство у солдата исчезло мгновенно, он накинул на плечо ремень винтовки, взгромоздил седло на спину и поскакал по полю, как пришпоренный конь. Нераспотрошённые седельные сумки так и остались валяться на помятой траве. После эмоционального рассказа Василя никто не отважился пойти на проклятое место. Раненого гнедого видели все бойцы интендантского взвода — доходяга не мог сам встать на простреленные ноги. Только колдовская сила способна поднять обречённого на смерть. А уж скакать на почти мёртвом коне под силу лишь чёрному призраку.

Никто не знал, что это за странный казачок приехал на телеге с Фролом, а осторожный мужик лишь крестился и пожимал плечами, мол, от края погоста незнакомого попутчика подвёз. Казак хотел убитого коня разыскать на поле брани, да взять из седельной сумы вещь ценную. Вот и появилась легенда, будто бы Чёрный Всадник погибшего эскадрона восстал из мёртвых, нашёл своего боевого коня, вынул из тела все пули, выложил животворящим крестом и ускакал на погост, к братам-казакам. Ибо после этого случая казака в чёрной рубахе больше никто не встречал в полку — Алексей тем же днём переоделся в гимнастёрку защитного цвета, а в лицо его только Фрол видел. Не нашли и того раненого гнедого коня — Алексей отвёл его на хутор, наказав крестьянину спрятать в сарае и откармливать, пока раны не затянутся. Хозяин был несказанно рад подарку судьбы. С такими отметинами на шкуре коня точно не реквизируют для нужд армии, а пахать казацкий конь был приучен. Молодой казачок ещё и седло хозяину оставил, денег не взял. Зато не побрезговал отобедать и согласился принять в дар пятилитровую бутыль домашнего вина полувековой выдержки.

Отправившись назад в расположение полка, Алексей размышлял всю дорогу о превратностях новой войны. Похоже, конница больше не является главной ударной силой. Артиллерия и пулемёты будут теперь царствовать на поле брани. Алексей не хотел больше воевать в кавалерии. Настоящая война — не воинский парад. В землю придётся глубже зарываться, а в атаку на карачках по грязи ползать. Нет больше красивым благородным животным места в боевом строю.

— Эх, друг Сивка, прости, что не уберёг от смерти глупой! Эта война была не твоя!

Никогда больше Алексей не поведёт невинную доверчивую живую душу на убой. Да и сам в мясники не пойдёт. Мальчишка окончательно утвердился в решении спасать чужие жизни, стать санитаром.

Глава 6

Обозный богатырь

С ценным подарочком от крестьянина Алексей заявился в полдень к штабной избе. Линию фронта передвинули на бывшие позиции австрияков, а все тыловые части решили оставить в селе. В домах условия проживания получше, чем в окопных блиндажах, поэтому штаб, медсанчасть и кухня разместились с комфортом.

— Дядь Семён, выдь за хату, погутарить надо, — вытянув вверх руку, легонько стукнул в мутное стекло оконной рамы Алексей. Расположение рабочего стола Семёна он знал с прошлого посещения.

Фамилию Семёна Исааковича Вездельгустера редко кто мог выговаривать без ошибок, а по отчеству рядовой состав в армии не величали, поэтому штабного клерка все кликали просто — Семёном. Только молоденький казачок обращался к этому двадцатилетнему упитанному телу с приставкой — дядя. Но Семёну наивный паренёк сразу приглянулся, на простачке можно чуток подзаработать. Шустрый работник канцелярского стола себя долго ждать не заставил.

— Рад видеть молодого человека во здравии, — зайдя за угол дома, улыбнулся гостю Семён. — Наслышан уже о твоих подвигах.

— Это которых? — насторожился Алексей.

— Ты уж со счёта сбился? — рассмеялся Семён. — Я читал прошение поручика Ширкова о награждении геройского казака Георгиевским крестом. Только, извини, но бумагу твою завернули.

— Куда завернули? — мальчишка всё же ещё мечтал о блестящих медальках.

— Штабс-капитан Хаусхофер лично разорвал представление к награде, — показал пухленькими ладошками сей пакостный процесс Семён, который из-за этого лишился верного магарыча от награждённого. — Не по форме было подано. Не может пехотный поручик писать наградной лист чужому казаку. Тем более что ты на тот момент вообще к обозу приписан был. На тебя даже жалоба пришла о самовольной отлучке.

— Не нужна мне такая награда, — нахмурил брови казачок. Алексею действительно не хотелось ползти на вершину славы по костям погибших станичников. — Не сумел я казачий эскадрон спасти.

— Ну и много же, парень, ты на себя берёшь, — добродушно рассмеялся наивности героя Семён. — Всех может только господь бог спасти, да и тому, похоже, сейчас недосуг. А твой фортель с обходным манёвром по болоту и меткая пулемётная стрельба помогли пехотному батальону почти без потерь прорвать фланг противника. Это я дословно цитирую Ширкова. Кстати, всем офицерам, участвующим в операции, теперь награды вручат. Даже твой злейший враг, штабс-капитан Хаусхофер на медаль себя записал.

— Да не интересны мне эти побрякушки, — недовольно прервал клерка Алексей. — Ты мне положенное по уставу отдай.

— Приходи к вечеру за своим месячным жалованием, раз уж выжил, — поморщился Семён. — Я только долг вычту.

— Да это подождёт, — отмахнулся парень. — Ты форму новую выдай.

Семён опытным взглядом окинул статную фигуру бойца.

— Ладно, найду подходящий размерчик.

— Ну, я даже не за этим пришёл, — смущённо потупился казачок и вывел руку из-за спины. — Вот — взятка.

Пятилитровая бутыль сверкнула стеклом на солнце. Божественный виноградный нектар засветился в его лучах чудным янтарным цветом.

Семён воровато оглянулся, но место было укромное — правильно разведчик выбрал точку. Семён осторожно принял тяжёлый сосуд, правой рукой прижал к груди, левой вынул тугую пробку. Аромат говорил всё!

— Даже пробовать не буду — это чудо, — с наслаждением понюхал пробку гурман. — Я до армии служил приказчиком в винной лавке, толк в хороших напитках знаю. Чего просишь? Подделать твой наградной лист? Я согласен, это восстановит в мире попранную чужой рукой справедливость.

— За напрасную смерть казаков награды не приму! — решительно замотал головой Алексей. — Дядька Семён, запиши меня в санитары. Я должен в искупление спасти сто солдатских жизней.

— Эх, этот юношеский романтический максимализм, — обнимая ценную бутыль, подсчитывал уже прибыль бывший приказчик. Семён себя уже давно в душе ощущал старым скептиком. — Чего мелочиться-то: убивать — так эскадрон, спасать — так целую роту. А бедному Сёме судьба — только бумажки перекладывать. И добро бы денежные купюры, а то ведь кипы пустопорожней бумаги ворочать приходится.

— В любой профессии есть свои мастера, — польстил клерку Алексей. — В полку тебя уважают.

— Вот это называется — уважают!!! — потряс бутылью мастер эпистолярных дел. — Другие за понюшку табака норовят запрячь.

— Ладно, пойду я, небось, фельдфебель жутко на меня серчает.

— Считай, что вторую жалобу от Зыкова я уже потерял, — хитро подмигнул штабник. — Ты, Алёшка, не беспокойся — через час сам тебя разыщу и приказ о переводе вручу.

Семён любовно погладил ценную бутыль, поднял к солнцу, залюбовался игрой цвета. Оглянулся на казака, но говорить уже было не с кем. Паренёк бесшумно исчез. Как смог разведчик, не произведя ни звука, перемахнуть через покосившийся скрипучий забор — загадка.

Через пять минут Алексей уже предстал перед разъярённым фельдфебелем Зыковым.

— Явился, ещё один сын степи! — потрясая кулаком у лица казака, бушевал дородный детина. Фельдфебелю очень уж хотелось двинуть казачка в наглую невозмутимую морду, но пыл крикуна охлаждали кобура с револьвером на боку «охотника» и его уверенный взгляд. — Устроил тут мне запорожскую вольницу! Мало мне мороки с дикими ногайцами, так ещё и за казаками следи! Тебя к обозу причислили, так и должен служить здесь! Жрать кашу с мясом каждый горазд, а дров нарубить — так охотников нет! Ты глянь, что сыны степи учудили, — фельдфебель обвиняюще ткнул пальцем-сарделькой в сторону кучи напиленных чурок. — Поручил ногайцам старые брёвна на чурки распилить. Так ленивые «чурки» их так напилили, что топором не расколешь — хоть ещё в полтора раза распиливай. У тебя, басурманин, в степном ауле, поди, тоже печи коровьими лепёшками и хворостом топят?!