Я согласился, что мало, и Жерар принялся рассказывать о породах лошадей. Всякие першероны, клейдесдали, владимирцы и суффольки сыпались из него, как овёс из дырявого мешка.

С этим мы и вошли в кафе, где обычно харчуются сотрудники «Серендиба». Персонал здесь дружелюбный. К тому, что я кормлю собаку за столом, относится с пониманием. Более того, Жерара любят. У него даже имеется собственная посуда и стульчик. Не столь удобный, как дома, но вполне терпимый.

На нашем любимом месте, в дальней кабинке возле окна сидела Зарина и кушала мороженое.

Глава 10

Марк

Остаток дня обещал выдаться спокойным и скучным. Марка мог развлечь разве что подслушанный доклад Сильвии мистеру Джи, но чёртова баба, кажется, начала что-то подозревать. Перед урочным часом она заладила поминутно отпирать дверь и выглядывать наружу. Цель этих действий была совершенно очевидна. К счастью, Марк не успел занять пост на верхней ступеньке лестницы, и сейчас с беспечным видом пялился в телевизор. Рядом прихлёбывали энерджидринки «бычки».

По выбранному ими каналу показывали юмористическое шоу. Двое мужчин среднеазиатской наружности изображали глуповатых строительных рабочих, а типичный русак — их строгого начальника. Идиотские ситуации сменяли одна другую, Кир и Тим весело ржали, передразнивая «гастарбайтеров», а Фишер недоумевал. Почему передачу ещё не прикрыли за издевательство над некоренным населением Раши? Потом те же актёры в гриме бездомных стариков начали хрипеть и ругаться среди мусорных баков, и Марк не выдержал. Сбежал к себе в комнату.

Он задёрнул шторы, повалился на кровать, прикрыл глаза и попробовал вообразить свою дорогую Патрицию, сидящую в беседке сада Дядюшки Джи с книгой. Вместо неё, однако, представилась девочка из «Серендиба». Она тоже сидела в беседке, только вместо книги держала в руках витую чёрную плеть. Кроме того, Зарина была обнажена. Лишь на ногах лакированные туфельки без каблука да беленькие носочки. Как ни странно, сочетание школьной обуви, наготы и плети выглядело абсолютно гармоничным. Девочка развратно улыбалась и постукивала свёрнутой плёткой по ладошке. Затем поднялась, медленно-медленно, словно давая разглядеть себя целиком, приблизилась, и несильно стегнула Марка по плечу. И ещё раз. И ещё.

Он очнулся от дрёмы, продолжавшейся не более десяти минут. Удары по плечу прекратились. Над ним склонялся какой-то мужчина. Испуганный Фишер собрался заорать, но большая твёрдая ладонь легла ему на лицо, надёжно запечатав рот и смяв щёки. Вторая будто клещами сжала запястья, притиснув одно к другому.

— Молчите и не дёргайтесь, — сказал мужчина знакомым голосом, и Марк вдруг понял, что это давешний милиционер из архива. Капитан Иванов.

К полнейшему ужасу Фишера тот был голым! Как говорится в Раше, сон оказался в руку. Только ничего общего между пригрезившейся хрупкой Зариной и вполне реальным офицером милиции не наблюдалось. Плечи и руки Иванова бугрились мышцами, на широкой рельефной груди темнело родимое пятно, поразительно напоминающее собачью голову. Опускать взгляд ниже Марк не рискнул.

Капитан понял, что узнан и ухмыльнулся.

— Видите, мы снова встретились, господин Фишер. Я свои обещания сдерживаю. Надеюсь, вас не слишком смущает моя форма одежды?

Марка она смущала, жутко смущала, но он счёл за благо промолчать. Как этот Иванов сюда попал? — лихорадочно думал Марк. Для того чтоб войти через дверь, ему пришлось бы миновать гостиную. Но там всё ещё находились Кир и Тим, о чём сообщало их молодецкое ржание. Через окно? Марк скосил глаза. Портьеры были плотно задёрнуты, и узнать, открыты ли рамы, не представлялось возможным.

Капитан проследил за его взглядом и сказал:

— Не о том думаете. Вам следует не вычислять, как я пробрался в комнату, а сосредоточиться и максимально подробно вспомнить обстоятельства своих делишек с Новицким. Я сейчас верну вам возможность говорить. А вы за это быстро, правдиво и без ненужных подробностей изложите всё, что знаете. Кричать и сопротивляться не рекомендуется. Пока сюда прибегут эти гаврики, — Иванов мотнул головой в сторону гостиной, — я успею не только исчезнуть, но ещё и сделать вам перед уходом больно. Очень больно. Да и рассудите сами. — Он заговорил мягко, точно психотерапевт на приёме. — Зачем вам рисковать собственным здоровьем? Неужели эти сведения так уж секретны? Не государственная же тайна, верно?

«И впрямь, — подумал Марк, — ради чего запираться? Ради пополнения коллекции Дядюшки Джи? Смешно. Вернее, смешного-то как раз мало. Коль скоро русские органы взялись за дознание, дело принимает не просто скверный, а опаснейший оборот. Поэтому лучше расколоться перед этим милиционером сейчас, приватно, чем терпеть допросы потом, в застенках местной Лубянки. Следователи-костоломы церемониться не будут!».

Он обозначил кивок — насколько позволила капитанская рука.

— Я знал, что вы разумный человек, господин Фишер, — сказал Иванов. Он отнял сдавливающую лицо ладонь и, сложив пальцы в подобие жеста «fuck off», надавил на точку между бровями Марка.

Палец был твёрдым и горячим. От него исходили какие-то странные вибрации, безболезненные, но крайне неприятные. От них до слёз першило в носу и в глотке, звенело в ушах; ноги начали мелко и неприятно подрагивать.

— Говорите, сразу станет легче, — посоветовал капитан. — Ну, начинайте.

И Марк заговорил. Действительно, тотчас полегчало. Он выложил почти всё, стараясь быть лаконичным и не отвлекаясь на малозначительные детали. О коллекции старинных игрушек мистера Джи и о своей переписке с Новицким. О том, как вероломный архивариус их обманул, и о том, как из-за вздорной идеи Сильвии они вломились в чертёжное бюро. О том, что в ГЛОКе им повстречался парень, который потом промелькнул в новостях. О том, как выехали «на перехват», но сумели лишь зафиксировать номер автомобиля его подруги. Наконец, о недавнем посещении «Серендиба».

— Это всё? — спросил Иванов.

— Пока да.

— В каком смысле пока? — удивился капитан. — Вы что, намерены и дальше здесь бесчинствовать?

— Сильвия останется в России, пока не будет выполнено задание. И нас не отпустит, это абсолютно точно. Так что российским органам придётся выдворить нас официально. Я, пожалуй, буду только рад.

— Увы, но порадовать вас нечем. Российские органы предпочитают воздерживаться от вмешательства в частные дела иностранных граждан, пока те не нарушат закон. Мы — открытое демократичное общество, бла-бла-бла, и всё такое…

Иванов снова ухмыльнулся. Марк понял, что капитан попросту стебается.

— А сейчас, господин Фишер, вам придётся укрыться с головой одеялом и полежать так некоторое время. Ну, скажем, пять минут. Как раз хватит, чтобы убедить себя, будто мой визит вам привиделся. После чего вы вольны делать что угодно. Кроме одного. Воздержитесь от обсуждения нашей с вами приятной беседы. Совсем. И тогда всё у вас будет хорошо. Давайте, давайте, живенько под одеяло!

Марк поспешно разобрал постель, лёг лицом вниз и закутался. Было тихо. Так тихо, словно он остался в комнате один. Ни шагов, ни звяканья колец, на которых подвешены шторы, ни звука открываемых оконных рам или двери. Ничего. Он дисциплинированно досчитал до трёхсот. Опасливо высунул голову. Комната была пуста. Марк, обмирая от собственной храбрости, прокрался на цыпочках к окну, заглянул за портьеру. Подоконник покрывал тонкий слой пыли, которую нанесло через приоткрытую фрамугу — узкую как почтовый конверт.

На пыли не отпечаталось ни следа. Ни следочка.

* * *

За обедом Марк был молчалив. Еда не лезла в глотку. Ему помог бы бокал-другой вина или стаканчик виски. Но в компании мисс Голдэнтач о возможности промочить горло приходилось только мечтать. Кир и Тим кушали с аппетитом фермеров или афроамериканцев. От их дружного чавканья Марку становилось ещё тошней. Наконец пытка совместным приёмом пищи закончилась. Пожилая русская женщина, исполняющая обязанности кухарки, прачки, горничной и так далее, начала убирать посуду.

Сильвия пригласила всех в гостиную, где скупо проинформировала о разговоре с мистером Джи. Ничего нового она не сообщила. Луизианский Лев по-прежнему торопил с результатами и грозился приехать собственной персоной.

После чего, сославшись на головную боль, мисс Голдэнтач удалилась к себе. Декс с полотенцем через плечо и бокеном под мышкой отправился на берег пруда, «разогнать жирок». Осенний холод был нипочём этому железному человеку. «Бычки» вновь устроились перед телевизором. В руках у них точно по волшебству возникли бутылки с пивом и вяленые кальмары. Угостили бутылочкой и Марка. Он взял пиво и вышел из дома.

Загородный день был необыкновенно тихим. Только в близлежащем дачном посёлке брехали собаки, да слышался глухой перестук поездных колёс — примерно в километре проходила железная дорога. Фишер уселся на засыпанную жёлтой берёзовой листвой скамейку, отхлебнул из бутылки. Пиво оказалось чересчур крепким и совсем невкусным, но он продолжал потягивать сладковато-горькое пойло. Ему хотелось хоть чуть-чуть отвлечься, забыть безумие последних дней. Вокруг него происходили странные, чудовищные в своём неправдоподобии вещи, и он терялся, не понимая как на них реагировать. Самое же отвратительное заключалось в том, что поделиться было решительно не с кем. Любой, кому он взялся бы рассказывать о ныряющем в стену «нудисте», разгуливающем на задних ногах пони, о впавшей в транс старухе из архива или о философствующем покойнике-рокере, принял бы его за помешанного. Впрочем, Сильвия Голдэнтач рассудила бы, наверное, что у него белая горячка.

И лишь полусумасшедший отец да Патриция, милая тихая Пэт выслушали бы его внимательно. Отец наверняка свёл бы разговор к зловещим опытам русской военщины и КГБ, а Пэт пожалела бы, приласкала и рассказала какую-нибудь подходящую к случаю историю о привидениях или ведьмах. Таких историй она знала множество и верила, что значительная часть из них происходила в реальности. Прежде Марк над нею посмеивался, идиот.

— А почему бы не позвонить ей? — пробормотал Марк и вытащил телефон.

Время на нём всё ещё стояло луизианское. Цифры безжалостно сообщали: в Штатах глубокая ночь. Фишер чертыхнулся, и будто в ответ экран телефона засветился, а из динамика зазвучал сигнал вызова. Номер был незнакомым. Поколебавшись секунду, Марк решил-таки ответить.

— Слушаю.

— Я говорю с Марком Фишером?

Голос был девичий. Очень звонкий и жизнерадостный. Приятный. Слыша его, хотелось улыбаться.

— Совершенно верно. С кем имею честь?

— Мне почему-то кажется, — в голосе прорезались новые, волнующие нотки, — что вы меня помните. Я Зарина.

— Секретарь из «Серендиба»! — воскликнул Марк. Сердце заколотилось сильнее. Будто в юности. — Как же, отлично помню.

— Открою вам страшную тайну. Никакой я не секретарь.

— А кто же? Детектив?

— Опять не угадали. Я внучка руководителя. И лишь по совместительству — лицо, ответственное за связи с особо ценными клиентами.

— Звучит внушительно, — сказал Марк. — Ну что же, мы на связи. Что вы хотели сообщить, Зарина? Появились новости по нашему делу?

— Понятия не имею, — беспечно ответила девушка. — Просто мне показалось, что вы смотрели на меня… Что вы, Марк, смотрели на меня особенным образом.

Фишер вспомнил, каким образом смотрел на неё и почувствовал, что краснеет.

— Вот я и подумала, — продолжала Зарина, — а что, если нам вместе куда-нибудь сходить…

— Куда? — осипшим голосом спросил Марк. Ему пришла в голову мысль, что слово «связь» в русском языке имеет несколько значений. И одно из них — глубоко интимное.

— Ну, не знаю. Я, например, мороженое люблю.

— Представьте, я тоже!

— Ах, красота! Тогда подъезжайте к «Серендибу». Здесь буквально в двух шагах симпатичное кафе. Там вы меня и найдёте. Жду!

Марк огорошено смотрел на умолкший телефон. «Связи с особыми клиентами»! У них там что, помимо детективного агентства ещё и дом свиданий? А ведь девчонка, вне всякого сомнения, несовершеннолетняя. Не значит ли это, что меня собираются подловить будто форель — на яркую мушку с крючком внутри? Но кто и, главное, зачем? Кроме того, в «Серендибе» отлично знают, что я представляю контору Коэна. Юридическое противостояние с ней — дело заведомо провальное. Или цель предполагаемого шантажа как раз не я, а мистер Коэн? Ах, дьявол, какая интрига!

Марк неожиданно понял, что звонок Зарины — чего уж там говорить, крайне подозрительный звонок! — пробудил в нём личность, о существовании которой скромный клерк Фишер даже не подозревал.

Личность авантюриста и… дона Жуана.

Он быстрым шагом прошёл в свою комнату. Запер дверь на замок и достал из ящика «Пустынного Орла». Пистолет был такой огромный, что спрятать его под одеждой не представлялось возможным. Марк вытащил «адвокатский» портфель, вытряхнул из него бутафорские документы и положил пистолет на их место. Затем открыл большой одёжный чемодан, собранный Пэт, и переоделся: вельветовые джинсы, водолазка табачного цвета, коричневый пиджак спортивного покроя. На ноги мокасины, на голову шляпу с узкими полями. Затемнённые очки. Получилось вполне пристойно. Не то диджей, не то сутенёр, а в целом — очень креативный перец.

В гостиной он мимоходом бросил Тиму и Киру: «На часок съезжу в город. По делам», — и вышел на улицу.

Номер такси в списке последних вызовов телефона стоял в самом верху.

Глава 11

Павел

Зарина увидела нас и помахала рукой. В первый момент её милую мордашку исказила гримаса неудовольствия. Однако выражение лица сменилось на приветливое так быстро, что я решил — показалось.

— Привет, наша нежная пери! — Стараясь держаться просто дружески, я чмокнул её в свеженькую щечку.

— Салют, лохматик!

Ну конечно, «лохматик» опять оказался первым! Впрочем, соревноваться с ним за женское внимание глубоко бесперспективно. Победит, что называется, всухую и в одни ворота.

Дошла очередь и до меня.

— Привет, Паша! — Зарина ответила мне сестринским поцелуем.

Её губы пахли ванилью и кокосовой стружкой, и мне сейчас же захотелось впиться в них страстным лобзанием. На счастье или на беду к нам подошла официантка. Поздоровалась, заботливо придвинула высокий стульчик для Жерара и спросила, что будем кушать.

Не ответишь же ей, что я с огромным удовольствием съел бы вот эту большеглазую девушку, благоухающую пломбиром! Пришлось заказать банальное овощное рагу с индейкой, вишнёвый торт и большую чашку чёрного кофе без сахара для себя. И тоже индейку, только с макаронами под сыром да полстакана топлёного молока — Жерару. После чего за столом воцарилось молчание. Бесёнка всецело поглотило ожидание еды, Зарина с отстранённой улыбкой ковырялась в мороженом, а я мучительно соображал, как быть дальше. Клятв в любви и верности мы друг другу не приносили, даже о новой встрече не договорились… Но продолжать держаться по-старому, с заурядной симпатией молодых разнополых коллег? Нет, это было выше моих сил. Пусть не любовь, но нежность к девочкеаниме переполняла меня.

— Ты сегодня на редкость неразговорчива, — наконец решил я завязать разговор. — Как поживаешь?

Зарина чиркнула по мне взглядом и снова опустила глаза.

— Лучше всех.

Общаться она была явно не расположена. И это — после всего, что с нами было? О, женщины, вам имя вероломство! И ведь знал я, знал, что такая фигня рано или поздно случится. Был готов к ней. Почему же мне настолько погано? Я обиженно уставился в окно.

Голодный Жерар был выше глупых сердечных мук. Его волновала только еда и её количество. Бедняжка едва дотерпел, пока принесут заказ. Проглотил свою порцию в мгновение ока и с умилением начал таращиться на торт.

— Прекращай гипноз, обжора. Всё равно ничего не обломится. К тому же это не качковская пища. — Я съел кусочек торта, зажмурился от удовольствия, прихлебнул кофе и подтвердил: — Нет, совсем не качковская!

Жерар перевёл взгляд на меня. В его широко распахнутых глазах, влажных от подступивших слёз, смешались мольба и укоризна. Готовность пожертвовать ради меня собственной жизнью и с благодарностью принять самую чёрствую корку. Этот шельмец смог бы разжалобить и средневекового тирана! Разумеется, уже через минуту я отправился к стойке, чтобы взять для Мистера Бездонное Брюхо большую порцию креветочного салата. Жерар признательно хрюкнул… и слупил салат за какую-то минуту.

Наблюдая за продолжателем славных дел Гаргантюа и Пантагрюэля, Зарина слегка оживилась:

— Что с ним? Это не заразно?

— Для кого как… — Я подмигнул. Может, ещё не всё потеряно, и зря я себя накручиваю? Мало ли, почему девушка может быть задумчива. — Он, понимаешь ли, влюблён.

Намёк она проигнорировала начисто. Сделалось окончательно ясно, что моему появлению она совсем не рада. Мигай не мигай.

— Странные симптомы. Обычно от любви аппетит теряется.

— Так ведь животное… — вздохнул я.

Жерар быстро огляделся и, убедившись, что на нас никто не смотрит, погрозил мне сжатой в кулачок лапкой.

— Опасное животное! — добавил я. — Особенно в брачный период.

Зарина усмехнулась, посмотрела на часики и сказала:

— Мальчики, если вы уже покушали… Могу я смиренно попросить вас оставить меня одну?

У меня кровь прилила к лицу.

— Кого-то ждёшь?

— Ага, — ответила она с голубиной кротостью. — А почему это тебя так рассердило, Пашенька?

— Рассердило? Какая же ты выдумщица! — возразил я ей в тон. (Знал бы кто, чего мне стоило придерживаться такого тона.) — Да разве можно на тебя сердиться? Всё равно, что на щенка или котёнка. Они ведь даже если напроказничают, то не со зла, а потому что балуются. Натура такая… шаловливая. Скажи, Жерар?

Тот после долгой паузы кивнул. Морда у него стала безрадостной. Догадался, что мы развели пикировку неспроста.

Зарина приложила руки к груди:

— О, спасибо за лестные сравнения! Кстати, я могу рассчитывать, что удалившись, вы удалитесь по-настоящему? Шаловливые котята вроде меня любят играть, когда за ними не подсматривают.

— Само собой! — пообещал я, поднимаясь из-за стола. — Навсегда уйдём в закат, скроемся за горизонтом, растворимся в ночи, исчезнем с глаз долой из сердца вон… — Жерар несильно цапнул меня за палец, я осёкся и завершил: — Передавай привет новой игрушке. Бай-бай!

— Чмоки, Пашенька, — сказала она.

С одеревенелой физиономией я прошагал к кассе, расплатился и покинул кафе.

Не оборачиваясь.

* * *

Ну и какая слежка может быть после таких сцен?! Меня придавила жуткая депрессуха пополам с агрессивностью. Хотелось до полной потери интеллигентности накачаться какой-нибудь гадостью вроде картофельной браги, а потом рвать меха гармони, с матом ломиться в запертые двери, бить посуду, фонари, витрины и морды. Жерар мигом почувствовал моё настроение и благоразумно отбежал подальше. Я изо всей силы пнул кучу палой листвы. Хоть бы рассерженный дворник появился, что ли. Поругаться всласть. Но улица оставалась пустынной, лишь в стеклянной будке у входа в «Серендиб» маячил привратник.

— Зря ты пил кофе. Кофеин тебе вреден, — тявкнул Жерар. — Или торт. Вишни были с ликёром, да?

— Да пошёл ты, остряк! У меня душевная травма, дай пострадать.

— Значит, догадка верна. У вас с Заринкой прошлой ночью был не просто разговор!..