— Так он здесь?!

Я не на шутку оробел. Встреча с человеком, прозванным в бандитские девяностые Басмачом, вовсе не входила в мои планы.

— Здесь. Но ты не бойся. Говорю же, он смирный. Следуй за своей кошечкой, трусишка.

Мы с бесом переглянулись. Жерар недвусмысленно покрутил лапой у виска. Я пожал плечами и бросился догонять Дарью. Без посторонней помощи она рисковала где-нибудь рухнуть и уже не встать до самого утра. Лохматый объедала запрыгнул на стол, схватил кусок чего-то калорийного и, энергично двигая челюстями, потрусил за мной.

Дарья направлялась к широкой винтовой лестнице, ведущей наверх. Я подхватил её под ручку, за что немедленно получил признательный поцелуй в ухо, горячий и липкий как расплавленная карамель. Бес за спиной зашёлся в глумливом лае. Мы миновали второй этаж, затем третий. Дарью штормило всё сильней, пришлось обнять её за талию. Лестница сузилась. Я сообразил, что щучка ведёт меня в башенку. На эту надстройку в восточном стиле, выполненную целиком из зеркального стекла, я обратил внимание ещё снаружи.

Мы подошли к овальной стальной двери, похожей на те, что ведут в банковские подвалы. На ней не было ни ручки, ни даже штурвала. Лишь рядом располагалась сенсорная панель с контурным изображением растопыренной пятерни. Нехорошие предчувствия усилились. Что, если настоящий Хайдаров — буйный псих?

— Скажи хотя бы, как его имя-отчество, — дрогнувшим голосом попросил я Дарью, пытающуюся угодить ладонью в соответствующую зону экрана.

— Зачем? Я сто лет зову его по фамилии. И тебе рекомендую. Он не любит своего имени.

Она наконец-то утвердила руку на панели. Голубоватый сканирующий луч пробежал снизу вверх и обратно, прозвучала музыкальная фраза, и дверь начала величественно открываться.

— Прошу! — сказала Дарья и повалилась вперёд.

Я едва успел поймать её за бока. Таким идиотским «паровозиком» с прицепом в виде Жерара мы и вкатились в башенку. Дверь тут же захлопнулась — значительно быстрей, чем требовали меры безопасности.

Никакого Хайдарова внутри не было. Посреди помещения стоял круглый стол. В центре стола размещалась какая-то шарообразная штуковина. Не то чаша, не то светильник. Она была накрыта богато вышитой шалью — мне сразу вспомнился палантир Сарумана из так и недочитанного «Властелина колец». Слева от входа находился ящик из полированного тёмного дерева с прозрачной крышкой. В ящике на деревянных подпорках лежала длинноствольная винтовка с оптическим прицелом и огромным глушителем. Справа стоял такой же ящик, только без винтовки. На бархатной подложке внутри него покоились спортивные медали. Комната скудно освещалась стилизованным под керосиновую лампу светильником, свисавшим на длинной цепочке из-под купола.

— Дорогой! — возгласила Дарья в пустоту. — Я привела к тебе гостя.

Пошатываясь, она подошла к столу и сдёрнула с «палантира» шаль. Взвилось пыльное облачко.

На большом золотом блюде, засыпанном толстым слоем мелкого белоснежно-искристого порошка, возлежала человеческая голова. Будто только что снятая с Сулеймана.

Глаза распахнулись. Окруженные ухоженной бородой и усами губы задвигались.

— Так это и есть наш любовник? — низко и гортанно проговорила голова. — Красивый мальчик.

— Ну, пипец! — сказал Жерар.

А Дарья захохотала.

* * *

Это произошло в конце кровавых девяностых, когда все серьёзные конкуренты Хайдарова (не без помощи его меткой супруги) были выведены за скобки. На пороге стоял новый, не сочетающийся с лихим басмачеством век. Хайдаров мало-помалу обрывал связи с криминальным бизнесом, уверенно двигаясь в сторону легализации доходов. Горизонты открывались ослепительные — и тут он встретил собственного двойника. Не брата-близнеца и не похожего человека, а существо, называемое доппельгангером. Встреча была короткой, но то, что это — доппельгангер, образованный Хайдаров понял сразу. Прикосновение обожгло обоих. Оба вскрикнули, их разбросало в стороны точно взрывной волной, и практически сразу на коже Басмача вспух болезненный рубец. Когда он спохватился, двойник уже исчез.

Известно, что встреча с доппельгангером сулит мало хорошего — по одним поверьям самому человеку, по другим двойнику. Басмач не любил многовариантных ситуаций, поэтому решил поступить привычным образом. Отдал приказ на поиск и устранение. К сожалению, исполнители фатально обмишурились. Вместо исчезнувшего доппельгангера попытались шлёпнуть очень похожего человека. Директора детективного агентства Сулеймана ас-Саббаха.

Частный сыщик, хоть и выглядел безобидно, пришёлся ликвидаторам не по зубам. Он фантастическим образом избежал гибели при взрыве автомобиля, зато киллерам не поздоровилось. Все получили различные степени уродства — при крайне пугающих обстоятельствах. Одного изгрызли ночью собственные морские свинки, впятером отъев все выступающие части тела, до которых смогли добраться. Другой споткнулся о кинувшуюся под ноги собачонку и нырнул книзу головой во внезапно открывшийся посреди улицы карстовый провал. Но не убился, а плотно застрял в подвешенном состоянии. Сначала звал на помощь, потом вдруг дико заорал, потом замолчал. Когда вытащили, он походил на варёную рыбу — с головы лохмотьями облезала ошпаренная кожа. Оказалось, сдвиг почвы повредил трубы, подающие кипяток в систему отопления близлежащих жилых домов. Третий, поняв, что дело плохо, удрал в деревню. Более месяца прятался у какой-то старухи в подполе, пока вдруг не начал видеть призраков, выходящих из банок с солёными огурцами. Долго терпел, но, в конце концов, не вынес. Напился допьяна, убежал в поле, где заснул и не проснулся, когда поле начали косить. Роторная косилка трактора поработала над ним основательно. Сейчас эта троица попрошайничает возле метро. Изображают шахтёров, пострадавших при взрыве рудничного газа.

Басмач никогда не был трусом и отправился на «стрелку» с ас-Саббахом лично. В тот же вечер Дарье доставили его отрезанную голову на блюде, засыпанном белым порошком. Голова Басмача была жива, угрюма и деловита. Бросать бизнес из-за такой мелочи, как отсутствие тела, Хайдаров не собирался. Мстить ас-Саббаху он запретил настрого.

А ночью к очумевшей и без того Дарье явился доппельгангер. Его попытка овладеть вдовой обернулась трагикомедией, после которой карьера героя-любовника закончилась для двойника навсегда. Что ж, тем больше времени он мог уделять управлению (отчасти формальному) Хайдаровскими заводами. Вскоре «супруги» разъехались. Дарья осталась с головой мужа. Для неё на крыше особняка была возведена башенка из пулестойкого стекла. А доппельгангер, безропотно принявший обязанности Басмача-для-публики, перебрался в новый, недавно освободившийся дом. Бывший хозяин этого дома стал последней мишенью женщины-снайпера, известной под кличкой Волчица.

— Рискованно всё это рассказывать и показывать постороннему человеку, — сказал я, имея в виду себя.

— Басмач никогда не боялся риска, — пророкотал Хайдаров.

Слышать такой голосище из уст… гм, органа, лишённого лёгких и половины гортани было, мягко выражаясь, непривычно. Видать, зачётный стимулятор этот порошочек на блюде, если так мощно вставляет даже многолетних покойников.

— Кроме того, — продолжал Хайдаров, — я предварительно кое-что выяснил о тебе. И о твоём псешайтане, будь он проклят во веки веков.

Жерар поджал хвост и потупился. Проклятие, конечно, нимало не потревожило моего напарника. Но уважить человека, у которого всех радостей осталось — пялиться в окошко, было проявлением милосердия.

— То есть вы в курсе, что мы работаем на Сулеймана, — уточнил я.

— Да. А теперь предлагаю поработать и на меня. Женщина, сигару!

Дарья открыла выдвижной ящичек в столе, достала коробку с сигарами. Обрезала одну, раскурила и вставила Басмачу в рот. Тот с видимым удовольствием затянулся. Из-под шеи повалили клубы дыма.

— Не знаю, как отнесётся к этому шеф, — пробормотал Жерар с сомнением. — Он не очень-то одобряет самодеятельность.

— Ещё одно слово, пёс, и я велю вышвырнуть тебя в форточку, — сказал Хайдаров, ловко перегнав сигару в угол рта.

Я едва удержался от того, чтобы расхохотаться. Уже второй человек предлагает поступить с Жераром подобным образом.

— Что вы хотите? — спросил я. — Шеф как раз в отлучке. Мы, возможно, сумеем заняться вашим делом.

— Жена объяснит, — сказал Хайдаров, прикрывая веки. — Говорить придётся долго, а сигарный дым сушит мне горло. — Он затянулся снова. — Теперь оставьте меня. Но запомни, любовник моей жены, ты принял предложение Басмача. Если откажешься или накосячишь, отвечать будешь по понятиям. По моим понятиям. И за провал и за прелюбодеяние. Всё, уходите.

Пока я, обомлев от такого заявления, хватал ртом воздух, мой бесстрашный напарник разбежался и заскочил на стол. Подошёл вплотную к Басмачу, вышиб лапой сигару изо рта и процедил:

— А теперь послушай меня, ты, обрубок. Слушай внимательно и запоминай накрепко. Второго шанса не будет. Принять или не принять твоё предложение мы будем решать вдвоём. Я и Павел. Мы, а не ты, усёк? И за результаты будем отчитываться перед Дарьей, а не перед тобой. Потому что смотреть на твою рожу нет ни малейшего желания. Тем более, на одноглазую.

Жерар поднял сигару и поднёс зажженный конец к глазу Басмача. Тот зарычал от бессильного гнева. Жерар отвёл лапу в сторону, но недалеко.

— И ещё. Если ты, обрубок, по любой причине — мне по барабану, насколько она покажется тебе серьёзной — решишь обидеть моего напарника, я приду сюда и сотворю страшное. Никакая броня не спасёт. И тогда день, когда тебе отрезали кочан, покажется детским утренником.

— Не пугай, пёс, — враз осипшим голосом сказал Хайдаров. — Басмача не напугаешь.

— Я не пугаю. Я информирую. А меня ты помнишь. И знаешь, что мои слова — не пустой звук. Так ведь?

Жерар загасил сигару, ткнув в белый порошок. Неторопливо прошествовал к краю стола и спрыгнул на пол.

— Двигаем отсюда, чувачок. Здесь дохлятиной пахнет. Дашенька, отворяй ворота.

Безмолвная Дарья (по-моему, она буквально спала стоя) на заплетающихся ногах подошла к сенсорной панели — точно такой же, как снаружи. Удивительно, однако, на этот раз она попала ладошкой в нужное место с первого раза. Дверь начала открываться. Не дожидаясь, пока тяжёлая плита распахнётся полностью, я вывел женщину наружу.

Жерар покидал башенку последним. Он вразвалочку шествовал на задних лапах, заложив передние за спину, и фальшиво насвистывал «Марш энтузиастов».

Басмач помалкивал.

Спальни находились на третьем этаже. Я выбрал ту, которая выглядела обитаемой (остальные, как видно, предназначались для гостей) и уложил Дарью в постель. Под мелкое хихиканье лохматого насмешника раздел её, укутал и вышел вон, оставив гореть ночник. Мы расположились по соседству, через комнату. Вернее, расположился я один. Бес почти сразу умчался вниз, объяснив, что на столе осталось навалом вкусных и богатых протеином продуктов, которые до утра могут испортиться. Допустить такого расточительства он не мог. Кроме того, ему требовалось «подавить ночной катаболизм», грозящий разрушить с таким трудом выращенные мышцы. Лучше всего для этой цели подходил поздний приём пищи.

Я обозвал его маньяком и собрался обдумать сложившуюся ситуацию. Но не успел даже толком позабавиться над тем, что искал по заданию Умнега самого себя. Заснул как убитый.

Перед самым пробуждением мне приснилось, что я стою на гладкой равнине, сверкающей и переливающейся, как компакт-диск на ярком свету. Рядом — Жерар. Но не крошечный, а гигантский, на голову выше меня и раза в два тяжелее. Шерсть на нём сбрита подчистую, от хвоста до макушки, лохматой осталась лишь передняя часть морды да кончик хвоста. Голое коричневое тело бугрится почти карикатурными мышцами — как у героев художника Валеджо. Жерар направляет на меня лапу и требовательно вопрошает:

— Взгляни, а под тем ли ты солнцем стоишь?

Я смотрю в небо. Солнца там нет, на его месте огромный пламенеющий шестиугольник с заключенной внутри фигурой паука. Вместо лучей фантастическое светило испускает ослепительные нити паутины. Они удлиняются на глазах, грозя спалить нас с бесом заживо.

— Клянись же, ешь землю, что вместе со мною сгоришь! — приказывает бес. В голосе его слышен восторг лётчика, идущего на самоубийственный таран.

Я зачерпываю переливающуюся почву горстью — будто воду, и выпиваю. В тот же миг всё преображается. Паук взрывается, паутина остывает и гаснет, нас накрывает тьма. Затем в небе загораются звёзды. Они напоминают повешенных вниз головой рыбёшек. Между ними парит ангел. Одно крыло у него лебяжье, второе орлиное, в руках терновые ветви с наколотой на шипы саранчой, а сияющий лик прекрасен и бешен. Жерар хохочет и манит его двумя лапами. Бешеный ангел кругами снижается. Не в силах вынести красоту этого зрелища, я закрываю глаза.

Разбудил меня бес.

— Подъём, чувачок! — заорал он и принялся скакать по моей кровати, словно по батуту. — Нас ждут великие дела! Сейчас поедим, выслушаем предложение Дарьи и живенько отправимся домой. Моя задница уже просит очередную порцию адских стероидов! Вставай, вставай, штанишки надевай! Тру-ту, Тру-ту! Тру-ту, ту-ту, ту-ту!

Он приложил лапу к морде и изобразил трубача.

Я швырнул в него подушкой, но промазал — шельмец был на диво проворен.

Глава 14

Марк

В самом конце паскудной пачки нашёлся снимок, резко отличающийся от остальных — как по формату, так и по содержанию. На нём была запечатлена страница из личного дела сотрудника «Серендиба». С фотографии на Марка смотрел, ехидно улыбаясь, злополучный «нудист». Текст был слишком мелок и снят нарочно не в фокусе. Но имя читалось без проблем. «Нудиста» звали Павел Дезире.

Фишер поцокал языком. Маленькая дрянь подставляла всех подряд — своих и чужих. Какие цели она преследовала, можно было только догадываться. Марк подозревал, что красавчик с таким взглядом как у Дезире не отличается особенной щепетильностью в отношениях с девушками. Зарина могла банально мстить ему за неверность.

Марк целую минуту рассматривал лицо неуловимого «нудиста», потом бережно сложил снимок и спрятал во внутренний карман. Делиться с Сильвией информацией — важной и добытой с таким трудом, он и не помышлял. Вот прилетит Дядюшка Джи, тогда и придёт время для этого снимка.

В Штатах уже начался день. Это попахивало иронией. Погрязшая в мокрую сентябрьскую ночь Раша, безнадёжно сползающая в ужасы медвежьей зимы, и как полная и окончательная противоположность ей — просыпающаяся, солнечная Северная Америка. Где даже осень жизнерадостна, будто Микки Маус и многообещающа, как рекламный ролик нового голливудского блокбастера.

Перемешивая пальцами ссыпанные в карман клочки фотографий, Фишер пошагал прочь от «Серендиба». Он шёл без определённой цели, швыряя в попадающиеся урны порции обрывков. Когда в кармане не осталось ни единой бумажки, он уселся на мокрую, засыпанную палой листвой скамью. Подобно аборигенам Марк пристроил зад на гнутую спинку, а ноги утвердил на сиденье. В этом нонконформизме была своя прелесть, прелесть маленького бунта против системы — Марк ощутил её буквально сразу. Для завершающего штриха не хватало только бутылки пива. Увы, купить её было негде.

Он достал телефон и набрал номер Патриции. Та ответила сразу, будто ждала.

— Привет, сладкая, — сказал Марк. — У меня дело на миллион долларов. Но поскольку я его пока не заработал, говорить буду быстро, чтобы хватило денег. Не перебивай.

— Да-да, слушаю, — прощебетала бестолковая Пэт. — Представляешь, у нас второй день льёт жуткий холодный дождь. Ветер, неба не видно, темно. Настоящая преисподняя!

— Пэт!

— Ой, прости… — Она осеклась. — Что случилось, хомячок?

Марк одними губами назвал её дурой и заговорил:

— Ты должна срочно встретиться с Дядюшкой Джи. Передай ему, что Сильвия к чёртовой матери провалила всё дело. Не знаю, докладывала ли она, насколько всё плохо. Человек, с которым мы договаривались о покупке чертежей, переметнулся к неизвестному конкуренту и был кем-то убит. Чертежи пропали бесследно. По приказу мисс Голдэнтач мы вломились в офис, где их копировали для этого самого конкурента, однако документов не было и там. Единственный вероятный — повторяю, всего лишь вероятный свидетель в бегах. Найти его пока не удаётся. Нами начинает интересоваться местная полиция. Если Дядюшка Джи всё ещё заинтересован в этих бумагах, он должен приехать сюда сам. Или же пусть отзывает нас обратно, пока не стало слишком поздно. Добавь, что Сильвия об этом звонке не знает.

— Мне не хочется указывать дяде, что он должен делать. Его такие заявления приводят в ярость, — сказала Пэт.

— Сладкая, ты же большая умница. Сообщи это другими словами.

— Хорошо, попробую. Что-то ещё?

— Конечно. Я люблю тебя, девочка!

— И я тебя! Будь осторожен.

— Разумеется, — пообещал Фишер. — Бай-бай!

— Бай-бай, хомячок!

Марк нажал отбой. На сердце было скверно. Совершенно ясно, что ЛЛ нужен здесь русским не для дружеского чаепития. У людей, по чьему заданию работала Зарина, существовала какая-то цель, и вряд ли она была доброй. Шантаж, киднеппинг… Вполне вероятно, что Дядюшка Джи может вообще сгинуть в Императрицыне. И нужно чётко понимать — в этом случае его гибель целиком ляжет на совесть Фишера.

Oh, shit. Fucking, fucking shit…

— На дворе, Марк, век циничного прагматизма, — сказал он вслух и хлопнул для убедительности себя по коленям. — Поэтому запомни. Если мистера Джи здесь угробят, Патриция станет по-настоящему состоятельной девушкой и завидной невестой. Так что исчезновение сенатора — в твоих интересах, дорогой жених.

Самовнушение, однако, помогло плохо. Фишер чертыхнулся: в очередной раз ему было не с кем поговорить, посоветоваться. Происходи дело в Штатах он поехал бы к отцу. Старик совершенно выжил из ума, брюзжал по малейшему поводу, от него плохо пахло, но — чего не отнимешь — он умел терпеливо слушать. А порой давал на редкость здравые советы.

Но от отца его отделяли тысячи миль.

В кино в таких ситуациях обязательно появлялся какой-нибудь бродяга, чаще всего инвалид-афроамериканец, и мудро подсказывал герою, как быть дальше. Марк, горько посмеиваясь, осмотрелся. Улица была пустынна, лишь проезжали редкие автомобили. Неподалёку на фонарном столбе ветер трепал наполовину отодранную афишу. Знакомое бородатое лицо было мокро от дождя. Алые буквы складывались в похожую на зиккурат надпись:

ИГОРЬ ГОДОВ

И ЛЕГЕНДАРНАЯ ГРУППА

«РУССКОЕ ПОЛЕ РЕВОЛЮЦИЙ»

Марк припомнил, как душевно они пообщались с изображающим покойника рокером, спрыгнул со скамейки и подошёл к столбу. Афиша изрядно потрепалась, но нижний левый угол, крепко приклеенный к бетонной тумбе, сохранился в целости. Мелким шрифтом, красным по чёрному, там было напечатано два телефонных номера. Подпись гласила: «С заявками об организации гастролей обращаться…»

Чем чёрт не шутит, подумал Марк и, подсвечивая телефоном, скопировал номера в адресную книжку. А затем вызвал первый из них.

Не отвечали долго. Наконец гудки прекратились, и заспанный мужской голос с узнаваемой родственной картавинкой пробурчал:

— Абашьянц у аппарата.

— Шалом, — поздоровался Марк и спросил: — Могу я поговорить с Игорем Годовым?