Уборщица обернулась. Это была пухлощёкая казашка лет сорока. Или китаянка.

— Нельзя с собаками! — воскликнула она.

— С какими собаками? — притворно удивился я. — Это же игрушка. Плюшевая. Посмотрите сами!

Поднятый за шкирку Жерар с готовностью изобразил плюшевую игрушку. Висел абсолютно неподвижно, только хлопал глазками. За тарелку супа этот проглот изобразил бы и не то.

Очарование внешности йоркширского терьера, помноженное на бесовский гипнотизм, действует на женщин убийственно. Не смогла устоять и уборщица.

— Ой, какой лапка! Да отпусти ты его, парень. Задушишь.

Я покорился. Жерар немедленно сел на задницу, склонил голову на бок, одно ушко вздыбил, другое опустил и умильно улыбнулся. А напоследок для надёжности «пальнул контрольный»: поднял согнутую правую лапку, изобразив зайчика. Готово. Из уборщицы теперь можно было вить верёвки.

— Покушать, значит, хотите? Почему же так опоздали?

Я вздохнул:

— Командированные мы. Только что с дороги…

— Ладно, что-нибудь придумаем. Раздевайся пока.

Она умчалась в сторону кухни. Я снял плащ и шейный платок, повесил на спинку стула и отправился мыть руки. Когда вернулся, вокруг Жерара уже водили хоровод целых три представительницы прекрасного пола. Давешняя уборщица. Очень толстая дама с красным распаренным лицом, наверняка повариха. И смазливая молодка в чепце и кружевном переднике. К переднику был приколот бэйдж: «Ася. Официантка».

Мне пришлось познакомить женщин с псиной (он под восторженное кудахтанье благонравно подавал лапку), рассказать о породе, рыночной цене за одного щенка (дамы непритворно ужаснулись) и только в последнюю очередь немного о себе. Что работаю в Императрицыне курьером, ежедневно мотаюсь по области как проклятый, и ещё неизвестно, чья доля более собачья, моя или Жерара.

Потом уборщица, которую звали Акылжан, и повариха Савельевна отправились по своим делам, а Ася принесла мне салат из помидоров, отличную солянку, порцию макарон с титаническим шницелем, два стакана фруктового сока и нежнейшее пирожное «Наполеон».

— А что кушает пёсик? — спросила она, расставив тарелки и стаканы.

— Ну, наша-то невестка всё трескает. Мёд, и тот жрёт. Хотя предпочтение отдаёт мясным и молочным продуктам.

— Ясно, — со смехом сказала Ася.

В результате бес получил такой же шницель как у меня и полстакана сметаны с сахаром. Кушать ему разрешили прямо на столе.

Утолив первый голод, я завязал разговор. Сказал, что слышал о каком-то ЧП и поинтересовался, не намекнёт ли Ася, что здесь творится. К сожалению, ничего нового она не сообщила. Ночью в механосборочном цехе пострадало несколько рабочих третьей смены. Будто бы у дорогущих игрушек, которые изготавливали на экспорт, оказалась неправильно рассчитана какая-то пружина. Во время сборки пружины начали лопаться и травмировали двух сборщиков. Одному вышибло глаз, другому сильно распороло щёку и шею. Оба в больнице, к ним никого не пускают. Остальных сборщиков отправили в загородный санаторий, выплатив огромные суточные. Сказали, что для психологической реабилитации. Хотя всем в городе ясно, что руководство просто хочет замять скандал.

— Спасибо, Асенька, — сказал я, допив сок, и почти невинно пожал ей пальчики. — Всё было божественно вкусно. Тем более, в вашем приятном обществе.

— Чего там… — сказала она, не пряча довольной улыбки.

— А вот скажите, Асенька, в связи с этим несчастным случаем… Есть мнение, что в нём замешан главный технолог. Как его… Узбеков, что ли?

— Улугбеков, — поправила она. — Искандер Махмудович. Слушай, Паша, а ты точно простой курьер? Что-то больно много хочешь знать.

Я заговорщицки подмигнул, приложил палец к губам, а вслух сказал:

— Конечно, самый простой курьер.

— Ну, я так и поняла. Только ты бы кого-нибудь другого для расспросов выбрал. Что мы здесь, в столовке, знаем?

— Курочка по зёрнышку клюёт, — уклончиво сказал я. — Дойдёт очередь и до других.

— А, ну тогда ладно. Про Улугбекова говорят, что без него не обошлось. Сразу после аварии он суетился на заводе. Видимо, следы заметал. Но когда стало известно, что сюда едет Басмач, куда-то смылся. Дома его нет, у бабы, с которой сожительствует, нет. Хайдаров его искал, всю городскую милицию на уши поставил, да где там! Если Искандер вправду виноват, его вообще никто не найдёт.

Показалось мне, или последнее предложение было произнесено чересчур уверенным тоном? Интересненько…

— Ну, Хайдаров большая шишка, — сказал я. — Его побаиваются, откровенничать с ним никто не станет.

— На что намекаешь? Говори прямо.

Я потёр подбородок. Ася, по всей видимости, была девушкой неглупой. Рискнуть стоило.

— Видите ли, Асенька… На кухне, тем более в заводоуправлении, варятся не только борщи, но и все самые интересные слухи. Особенно те, которые касаются личной жизни руководства. Грешки, страстишки и так далее. Мы, простые курьеры, это отлично знаем. И часто этой информацией пользуемся. Разумеется, полностью неофициально. Без всяких записей, имён и так далее. Вот я и подумал — неужели о главном технологе совсем никаких сплетен не ходило? Вряд ли он святой.

— Может, и ходили, — уклончиво сказала Ася. — Только какой мне интерес рассказывать их незнакомому курьеру?

— Вот тебе и здрасте! Как это незнакомому? Ох, не зря считается, что у красивых девушек плохая память, — посетовал я. — Впрочем, её легко освежить. Смотри, я сейчас достану отрывной календарь и начну отсчитывать месяцы нашего знакомства.

С невозмутимым лицом я вытащил из кармана пачку пятидесятидолларовых купюр (Дарья не поскупилась — ни на аванс, ни на «сопутствующие расходы») и начал по одной бумажке вставлять в салфетницу.

— Начнём с текущего, то есть с сентября. И будем постепенно углубляться в прошлое. Вот август — помнишь, как мы ходили за грибами? Вот июль — эх, сколько мы в июле купались вместе! Вот июнь — в нём мы не просто купались, а ездили для этого на Чёрное море. Вот май, когда мы впервые поцеловались… Или поцеловались мы ещё в апреле?

Ася быстро вскочила и переместилась так, чтобы загородить собой пластиковую подставку с торчащим из неё долларовым веером.

— Вспомнила! Вспомнила! Мы познакомились на новогоднем балу.

— Ну конечно, — сказал я и довёл количество бумажек до девяти. Потом подумал и добавил для ровного счёта десятую, пояснив: — Хотя впервые мне довелось услышать о красавице Асе ещё в декабре.

Моя весьма дорогая и, как выяснилось, давнишняя знакомая проворно спрятала «отрывные листки календаря» и зашептала:

— Улугбеков — страшный бабник. Подкатывал ко всем более-менее симпатичным женщинам на заводе.

— К тебе тоже?

— Меня-то бог сохранил, я не в его вкусе. Он пышечек любит. А Акылжан наша не убереглась. Ну да она девка одинокая, для неё мужская ласка лишней не бывает. Короче, есть у Искандера Махмудовича домик в лесу, где он свиданки устраивает. Ну, как домик… кирпичный, два этажа, сауна, гараж, все дела. Савельевна рассказывала, раньше он был охотничий, для главных городских коммунистов. Потом там настоящий бордель сделали, а потом его вроде как сожгли. И даже дорогу к нему разломали. А на самом деле нет. Откупил его Улугбеков, и дорога разломана только на въезде. Искандер никому об этом не рассказывал, чтоб посторонние люди не мешали жизни радоваться. Он и подружек-то туда возил с завязанными глазами. Типа, такая романтика. Домик Акылжан нам описала. Савельевна и узнала место. Говорит, бывала там в комсомольской юности.

— Найти-то это гнёздышко как-нибудь можно?

Ася нахмурилась, прикидывая, стоит ли открывать все карты, затем решила, что пятьсот баксов покрывают и эту откровенность, и сказала:

— Как бы да. Ты откуда в город въезжал, со стороны Императрицына?

Я кивнул и уточнил:

— По шоссе.

— Ага, хорошо. Видел там столовку «Полный Привод»? Рядом в лес сворачивает дорога. Там ещё столбик с табличкой «Берегите лес от пожара». Найдёшь легко. Дорога плохая, но это только сначала. Там и вправду поковырялись когда-то. Глубже в лес начнётся бетонка. Узкая, но для одной машины хватит. Езжай по ней до озера. На берегу, возле бывшей лодочной станции, бетонка кончится. Свернёшь направо и дуй вдоль берега. А там увидишь.

— Надо же, какие подробности! Будто сам побывал.

— Ага. Потому что Ася — девушка любознательная. Когда в начале марта Акылжан проболталась, что с технологом в лесном шалаше блудила, а Савельевна объяснила, где примерно этот шалаш стоит, я решила прогуляться на лыжах. Поискать его. Ну и нашла. Оказывается, не зря искала.

— Молодец, лыжница, — похвалил я, тактично не став выведывать, как она в марте под снегом умудрилась разглядеть ширину лесной дороги и материал покрытия.

— Спорить не стану, — отозвалась Ася и громко объявила: — Если больше кушать не хотите, с вас сто пятьдесят рубликов.

Расплатившись, мы покинули столовую через тот же задний ход. Алюминиевые ящики с объедками успели исчезнуть.

* * *

— Какая умненькая девочка Ася, — сказал Жерар, когда мы вышли на задний двор, и я взял его на руки. — И хитренькая. Думаешь, Улугбеков её саму там принимал?

— Похоже на то, — согласился я. — Да только нам-то, не всё ли равно?

— Как знать. Вдруг она с ним до сих пор дружит? Мы тут прогуливаемся, а она ему звонит и докладывает всё по пунктам. Мы приедем, а Искандер с братцем Улугбеком нас уже поджидают. Цап — и отдадут на съедение железной саранче. — Он поёжился. — Кстати, чувачок, у тебя есть соображения, почему так быстро успели наладить выпуск этих странных игрушечек? Да ещё с модификациями. Челюсти, глаза…

— Думаю, изменённые файлы с трёхмерными моделями были готовы уже давно. И переправлены на завод, долбанному главному технологу. Эх, зря я тогда ночью пожалел директора ГЛОКа! Надо было его тряхнуть как следует. И младенчик бы пригодился. Представляешь, как запел бы этот мужик, если чудовище типа известного нам паучка Ананси взяло за крошечную ножку его сыночка и…

— Паша, ты всерьёз что ли? — ужаснулся Жерар.

— Не знаю, псина. Может, и всерьёз.

— Блин, да ты маньяк какой-то! Похоже, отцовская кровь забулькала?

— Пасть захлопни, — рассердился я. — А то пруд недалеко, сам забулькаешь.

Жерар нервно облизнулся и больше не проронил ни слова.

Я забрал со стоянки мотоцикл и медленно поехал по плотине. На середине свернул с дороги, закатил «Харлей» под дерево. Заглушил мотор, взял Жерара за шкирку и слез с мотоцикла.

— Значит, будешь топить? — уныло спросил он. — А мне-то казалось, прикалываешься.

Неся его в опущенной руке, я подошёл к воде. В прозрачной стеклянной толще висел тонкий как карандаш и пятнистый как солдат щурёнок. По поверхности плыли палые тополиные листья, похожие на шкурки высохших облаков. Я присел на сухую траву, усадил беса рядом и сказал:

— Надо бы. Но сейчас толковый советчик мне нужней, чем бестолковый утопленник.

— Отрадно слышать, — оживился он. — И какой тебе нужен совет?

— Что делать, бес? Вернуться на завод и попробовать проследить за Допом? Или ехать в лес на поиски технолога-вредителя?

— В лес, Паша. Конечно же, в лес. Хайдаровский двойник явно не при делах. Его самого подставили, это же очевидно. Тут главные — братцы Улугбековы, лапу даю на отсечение. Только вот зачем им понадобилась бешеная саранча, ума не приложу. И как им удалось её оживить… Неужели Сулейман всё-таки замешан? — Он вскочил на задние лапы и нервно притопнул. — Но ведь если так, то нам пора отсюда драпать! Со всех лошадиных сил. И плевать на твою Дарью. Тем более — на говорящую тыкву Басмача.

В логичности выводов ему не откажешь. Нюх на каверзы и подставы у беса просто феноменальный. А всё потому, что сам он — большой мастак по этой части. Приходилось убеждаться. Неоднократно и на собственной шкуре.

Я успокоительно похлопал его по твёрдой от напряжённых мышц спине. Казалось, он готов влупить отсюда самостоятельно, не дожидаясь пока я заведу мотоцикл.

— Уболтал, чертяка. Едем домой. В самом деле, зачем нам поводья рвать? Ради каких выгод? Думаю, поступим так. Помиримся с Зариной, выклянчим у неё ключ от «Серендиба» и спрячемся в Сулеймановом подвале. На недельку. Лучше уж рядом с живыми коврами и глиняным шахматистом поскучать, чем получить по башке за излишнюю любознательность. Правильно я говорю?

— Абсолютно! — обрадовался бес. — Умнеешь прямо на глазах, чувачок.

— Мудрость приходит с опытом, — скромно сказал я.

— Заодно и мою прелес-с-сть, мой славненький айфончик у Гоу Лема заберём. Заводи скорей тачанку! Если поспешим, успеем вернуться засветло.

…Когда я решительно свернул на разбитую лесную дорогу, начинающуюся рядом с табличкой «Берегите лес от пожара», он душераздирающе взвыл и начал ругаться. Обращать внимание на красочные инвективы в свой адрес было некогда. «Харлей» мотоцикл мощный, но не очень-то приспособленный для бездорожья. Колёса елозили по влажной глинистой дороге. Чтоб не навернуться в особо глубокую лужу, приходилось энергично действовать рулём, а порой отталкиваться ногами. Практика деревенского вождения пришлась весьма кстати. До бетонки мы добрались в целости и сохранности. Серьёзно пострадали только мои кроссовки, напоминавшие сейчас два комка грязи.

— Гордись, напарник, ты практически поучаствовал в таёжном этапе ралли «Кэмэл трофи», — сказал я, внимательно изучая бетонное покрытие.

На нём отпечатались успевшие подсохнуть следы широких автомобильных шин. Увы, но следопыт из меня неважнецкий. Дать точный ответ, какая машина, когда и в какую сторону проехала, было выше моих сил.

— Последний раз предлагаю, выкинь дурь из головы, Паша, — очень серьёзно отозвался Жерар. — Разворачивай мотоцикл. Поверь, шуточками больше не пахнет.

— Ну, это у тебя нюх собачий, тебе и разбирать, чем пахнет. А я обойдусь и так.

— Да твою же поперёк! Объясни, что ты упёрся, как баран?

Объяснить было трудно, но я попытался:

— Меня эта история с заводными тараканами по-настоящему разозлила. Ладно бы, ткнулся в неё раз или два… Случайность, с кем не бывает. Но если куда не сунься, всюду натыкаешься на механо-инсектов, это уже попахивает судьбой. А от судьбы не сбежишь. Да я и не собираюсь. Пока не распутаю клубок, не успокоюсь. Так что выбирай — едешь дальше со мной или остаёшься здесь.

Он посидел минуту в неподвижности, потом соскочил на землю и, не оборачиваясь, потрусил в направлении шоссе. И я его вполне понимал. Конечно, друг познаётся в беде и всё такое. Но если эта беда — съехавшая крыша, а под руками нет смирительной рубашки, лучше держаться от такого друга на расстоянии. По крайней мере, до тех пор, пока не подъедут специалисты в белых халатах.

— Эй, гончий бес! — окликнул я.

Он с надеждой обернулся. Я прицелился и по навесной траектории запустил в его сторону мобильник. Расчёт был верен, глазомер не подвёл. Телефон упал на муравейник и медленно сполз вниз. От удара включился звонок. Насмешливый голос Элвиса Пресли завёл:

You ain’t nothin’ but a hound dog
Cryin’ all the time.
You ain’t nothin’ but a hound dog
Cryin’ all the time.
Well, you ain’t never caught a rabbit
And you ain’t no friend of mine.

— Это что, — спросил Жерар, — утончённая издёвка напоследок?

— Это телефонный аппарат. Можно использовать для вызова такси, — ответил я. — Впрочем, думай, как хочешь.

После чего, не тратя времени, включил скорость.

Километра через три-четыре впереди блеснула вода. Показались дощатые стены лодочной станции. Дорога пошла под уклон. Я заглушил двигатель и дальше ехал накатом.

Лодочная станция оказалась длинным строением, обшитым зелёной дранкой. Окна были заколочены, краска со стен наполовину облупилась, шифер на крыше был пробит. От причала остался только решетчатый железный каркас, торчавший из воды, будто «быки» взорванного партизанами моста. Слева и справа от причала стояли гипсовые фигуры, в которых при некотором старании можно было узнать пловца и гребчиху.

Озеро, впрочем, было необыкновенно красиво, а берег на удивление чист. Девственно чист! Ни единой бутылки, ни единой бумажки, ни следа от костров. За исключением гниющей лодочной станции и наполовину заросшей бетонки, следы человека вообще отсутствовали. В моём представлении это мало вязалось с близостью довольно крупного города. Может, здесь водяные да утопленницы шалят? Или в озере захоронены радиоактивные отходы?

Размышляя над феноменологией заповедного места, я обошёл строение кругом. Со стороны, обращённой к озеру, обнаружился покосившийся сарай. Ворота висели на одной петле, от крыши остались только балки. Внутри покоились трупы нескольких лодок и ржавый катамаран с педальным приводом. Не бог весть какое укрытие для дорогого мотоцикла, но всё-таки лучше, чем ничего. Я вернулся за «Харлем», оседлал его и, отталкиваясь ногами, загнал в сарай. Внутри пришлось повозиться — железный конь был чертовски тяжёл, а оставлять его прямо напротив ворот не хотелось. Наконец мне удалось пристроить его возле стены. Я повесил на «рога» каску и очки, уложил сверху несколько трухлявых досок для маскировки, и тем удовлетворился. Снаружи незаметно, а на большее и рассчитывать не стоит.

Идти вдоль берега пришлось долгонько. Я успел взопреть, расстегнуть плащ, и уж совсем было собрался его снять, когда разглядел кирпичную стену. Пригибаясь и двигаясь перебежками как заправский лазутчик, я устремился к ней. Вскоре сделалось понятно, что это всего лишь высокий забор, часто утыканный сверху штырями в виде наконечников пик. Из-за забора был виден второй этаж «охотничьего домика» и крытая оцинкованным железом крыша. Рядом со спутниковой антенной крутился блестящий флюгер в виде глухаря. Тихонько тарахтел дизель-генератор, отравляя лесной воздух соляровым выхлопом.

В одном из окон горел свет.

* * *

Держась на некотором удалении и соблюдая все правила маскировки, на которые способен городской житель, я обошёл дом по периметру. Как и следовало ожидать, забор был сплошным, а железные ворота заперты. На калитке висело грозное объявление, извещающее, что во дворе находится злая собака. Это было очень и очень плохо. Наличие собаки было мной абсолютно не предусмотрено. Неужели прав Жерар, многократно отмечавший мою ограниченность?

Кстати, напрасно я не удержал его силой. Мог бы теперь пригодиться. Если швырнуть терьера через забор, сторожевой волкодав наверняка бросится его ловить. Проворному комбинатору вроде меня как раз хватит времени, чтобы диффундировать сквозь забор, пересечь двор и нырнуть в стену дома. А сейчас, блин, выкручивайся, как знаешь.

Я быстренько разделся, разулся, и спрятал вещи под разлапистую пихту. Пистолет устроил в кроссовке, рукояткой наружу. Теперь его можно было схватить практически мгновенно. Кожа тем временем успела покрыться мурашками. К вечеру температура опустилась градусов до десяти-двенадцати, вдобавок тянуло знобким ветерком от озера. Но это была сущая ерунда. Случалось мне совершать транспозиции и при минус тридцати четырёх. Правда, в упомянутом случае пришлось забить на священный принцип «раздевайся догола» и диффундировать прямиком из одежды.

Атаковать забор решил с тыла. Существовала мизерная вероятность, что злая собака в присутствии хозяев сидела на цепи где-нибудь возле крылечка.