— Ну что ж, — сказала она, — давайте определяться. Либо вы забираете чемодан с букашками, и мы разбегаемся. Транспортом и водителем я вас обеспечу. Либо остаётесь здесь. Тогда мы приводим факты к общему знаменателю и сообща решаем, как действовать дальше. Моё мнение: вам лучше уехать. — Она подняла глаза на Марка. — Переводите, мистер Фишер.

— Это не имеет нужды, — сказал Дядюшка Джи по-русски. — И мы будем оставаться. Пока оставаться.

Миссис Вольф восприняла его заявление, будто само собой разумеющееся. Она кивнула.

— Хорошо. Поскольку вашу историю я знаю, осталось изложить мою. Если не углубляться в излишние детали, она проста. На заводе мужа его двойник, которого мы с Хайдаровым звали Допом, организовал производство интересующих вас игрушечных кузнечиков. Собирался продавать их в качестве сувениров.

— Доп — это от «дополнительный»? — полюбопытствовал Марк.

— Считайте, что да, — уклонилась от прямого ответа Дарья. — Чертежами Допа снабдил тот же человек, который предлагал их вам. Сначала он упрямился, но шантаж — эффективная штука. Производство было налажено в рекордные сроки, однако поспешность до добра не довела. Первая партия кузнечиков вышла с технологическим браком. Вместо того чтоб танцевать полечку, как было заложено в программе, игрушки повели себя непредсказуемо. При этом серьёзно пострадали работники завода. Муж всегда очень серьёзно относился к охране труда на своих предприятиях. Он приказал немедленно найти виновных, а опасное производство свернуть. Доп уехал на завод, но у нас возникли большие сомнения в том, что он послушается. Поэтому я наняла частного детектива, который должен был проследить за двойником. Детектив — мой добрый знакомый Павел Дезире, которого вы приняли за любовника.

— Мы ошиблись? — ехидно спросила Сильвия.

— Нет. Кое-что между нами действительно было, — без стыдливости призналась Дарья. — Муж об этом знал. И не возражал. Сам он из-за инвалидности мог далеко не всё. Павел уехал, мы стали ждать результатов наблюдения. К сожалению, на связь он так и не вышел. Я подозреваю худшее. Зато вернулся Доп. Видимо, на заводе он разузнал, как управлять саранчой. Наполнил чемодан этими тварями и поехал шантажировать уже нас. Да только Басмач — не гей из архива, его и пули-то никогда не пугали. Что уж говорить о заводных таракашках. Тем более, оба телохранителя Допа были нашими людьми. Нам и в голову не могло прийти, что они переметнутся на сторону двойника. Ну, то есть предать мог Лёва — по недостатку мозгового вещества. А вот Семёныч…

— Who's Semyenych? — переспросил Дядюшка Джи.

— Телохранитель, который успел сбежать. Проворный, паразит. Я ж по нему раз десять выстрелила. И ни одного попадания! — В голосе Дарьи прорезалось что-то вроде восхищения. — Не то навыки подрастеряла, не то «маятник» спецназа и впрямь рабочая штука.

— А этот Семёныч сейчас не может как-нибудь нам навредить? — задал Марк давно тревоживший его вопрос. — Скажем, заявить в милицию об убийстве двойника?

— Теоретически, конечно, может. Но я очень сомневаюсь, что он так поступит. Всё-таки башка у мужика варит. Должен понимать, что сам и станет главным подозреваемым в убийстве Хайдарова. Лишь бы к конкурентам не перекинулся. — Дарья озабоченно нахмурила брови. — И всё-таки не понимаю, что с ним произошло. Видимо, узнал на заводе что-то по-настоящему серьёзное.

— Он пытался остановить двойника, — напомнил Марк.

— Если бы Семёныч действительно хотел, то остановил бы, будьте уверены. Это такой зубр, что и танк остановит. Чёрт, придётся самой ехать в Старую Кошму. На завод.

— Мы будем ехать тоже, — решительно сказал Дядюшка Джи.

Марк, по врождённому умению предчувствовать неприятности, ожидал этого с самого начала, но всё-таки не удержался и тяжело вздохнул.

— Хватит стонать! — Дядюшка Джи вмиг сделался суров, как подобает настоящему Луизианскому Льву, и загрохотал на родном языке: — Неужели ты вообразил, что я брошу эту бедную женщину в тяжелейшей ситуации одну? Подумай, какое у неё сложится впечатление об американских мужчинах, если мы сейчас трусливо сбежим. Запомни, сынок, Америка, храни её Господь, стала великой страной только потому, что её мужчины никогда не отступали и не сдавались. Мы завоевали Дикий Запад и Аляску. Мы разбили Гитлера и покорили Луну. Мы вырвали хребет мировому коммунизму и вздёрнули Саддама Хусейна. Разве нас остановит горстка игрушечных кузнечиков?

Прославляющий Америку спич разбудил Декстера. Он захлопнул рот, сел прямо и завертел головой, пытаясь понять, что послужило источником жуткого рыка. Наконец сообразил, с пьяной отвагой показал мистеру Джи большой палец и потянулся за бутылкой. Однако заметив, что ЛЛ нахмурился, оставил спиртное в неприкосновенности.

— Так я же не возражаю, сэр! — пролепетал Марк.

— Ещё бы ты возражал, — значительно мягче сказал тот. — О’кей, всё забыто. Спроси у миссис Вольф, когда выдвигаемся в этот её Кошмар-сити.

Выслушав вопрос, Дарья ненадолго задумалась и сказала:

— Сначала я хочу разыскать Пашу. Он парень малость безалаберный, мог до сих пор никуда не уехать. Небось, и телефон отключил, потому что стыдится.

— Возьмёте его с собой?

— Ну уж нет! Сдам на ответственное хранение надёжным людям. Мне он нужен целеньким. Хватит с меня и того, что одного мужика я сегодня уже потеряла.

У Марка в кармане робко встрепенулся и тут же затих телефон. Проверив список вызовов, Марк нервно рассмеялся.

— Что такое? — поинтересовался Декс. — Прислали по смс анекдот?

— Почти. Звонил беглый «бычок»!

— Экая сволочь! — пришёл в восхищение Дядюшка Джи. — Ну так ответь.

Марк нажал кнопку вызова и стал ждать. Кир (это был его номер) отвечать не спешил. Наконец гудки прекратились.

— Алло?

— Хрен в табло! — злобно рявкнул Фишер.

— Вау, мистер, ты живой! — обрадовался Кир. — Круто! А как остальные?

— В полном порядке. Передают самые добрые пожелания.

— Чё, серьёзно? А какие?

— Мисс Голдэнтач, например, желает вам скорейшей принудительной импотенции, а Декстер надеется провернуть это дельце собственными руками.

Кир жизнерадостно гоготнул.

— А босс что?

— Уговаривает госпожу Вольф повременить с приказом о вашей ликвидации, — уже без тени шутливости сказал Марк. — Пока безуспешно.

В трубке наступила тишина. Потом Кир закашлялся — так, словно только что поперхнулся рыбьей костью, а когда успокоился, сказал:

— Ты, короче, Фишер, это самое… Скажи, что не надо нас ликвидировать. Мы, короче, по-любому искупим… Ну, вину, в смысле… и всё такое. Косяков больше не будет, клянусь! И Тимоха клянётся. Только убивать не надо. Скажи им, а?

— Просят прощения, — громко сообщил Марк. — Клянутся искупить вину.

— Что ж, пусть возвращаются, — сказал Дядюшка Джи. — Работёнка для них найдётся. Надо же кому-то прибрать трупы Допа и его бодигарда. Да и без транспорта паршиво.

— А я бы предпочла больше не связываться с этими мерзавцами, — крайне резко возразила Сильвия. — Извините, сэр, но вы совершаете большую ошибку. Как можно доверять единожды предавшим? А транспорт… Транспорт нам пообещала миссис Вольф.

Луизианский Лев покачал головой.

— И всё-таки поступим так, как решил я. Что касается лично вас, Сильвия, то вы можете спокойно лететь в Штаты.

— Я уволена?

— Разумеется, нет. Но рисковать и дальше вашей жизнью я не вправе.

— В таком случае, сэр, предпочту остаться. Вы недавно очень красиво говорили о героических американских мужчинах, но почему-то абсолютно забыли о женщинах. Интересно, как далеко ушли бы ваши бравые первопоселенцы без своих жён…

— Мисс Голдэнтач, вы прелесть! — Дядюшка Джи в два огромных шага оказался подле Сильвии и заключил её в объятия.

Та старательно пыталась удержать на лице строгое выражение, но получалось плоховато. Уголки губ приподнимала непослушная улыбка.

* * *

Дома Павел Дезире по-прежнему отсутствовал. Или делал вид, что отсутствовал. Во всяком случае, на громкий и продолжительный стук дядюшкиной трости никто не отозвался. Лишь из соседней квартиры выглянула некая помятая личность, дыхнув перегаром, спросила: «Это что, дятлы прилетели?» — и, не дожидаясь ответа, снова исчезла.

Тихие и покорные, но при этом готовые на любые подвиги «бычки» предложили выломать дверь. Или хотя бы взобраться по водосточной трубе и проникнуть в квартиру через окно. Оба предложения были отвергнуты Дарьей, как идиотские.

— Раз Паша не выходит, значит, квартира пуста. Поедемте в агентство.

Появляться в окрестностях проклятого «Серендиба» Марку хотелось меньше всего. Однако едва он увидел дом, где с ним случилось постыдное, в груди возникло странное чувство. Это была боязливо-сладостная истома — наверное, родственная той, что испытывают преступники, раз за разом возвращающиеся на место злодеяния. Его тянуло войти в агентство, подняться по знакомой лестнице в знакомый кабинет. Разуться, шагнуть босыми ногами на ковёр и ощутить под ступнями щекочущую мягкость драгоценного ворса. Извлечь из портфеля зерцало Макоши…

Марк почувствовал в ладони твёрдый округлый предмет и понял, что уже запустил руку в портфель и нашарил там зерцало. Он торопливо разжал пальцы и прислонился лбом к прохладному окну. Наваждение какое-то!

— Что с тобой, сынок? — участливо поинтересовался Дядюшка Джи.

— Голова закружилась.

— Выйди на свежий воздух. Заодно проводишь миссис Вольф. Должен же её сопровождать кто-нибудь из мужчин.

— Конечно, сэр, — сказал Марк, вылез из седана, подбежал к доджу и распахнул дверь перед Дарьей.

Сейчас они передвигались на трёх автомобилях. Впереди ехал вёдомый Тимом седан с Луизианским Львом и Марком. За рулём доджа разместилась Дарья Вольф, пассажирами стали Декстер и Сильвия. Замыкала колонну самая большая и мощная машина, «Гелендваген» Хайдаровского двойника с жутким грузом в виде двух трупов. Право управлять им досталось Киру, как наиболее провинившемуся. Впрочем, отбывать наказание «бычку» оставалось недолго. Прекрасному детищу германского автостроения была уготована особая участь. Огненное погребение. За городом его собирались загнать поглубже в лес и поджечь.

Дарья выскользнула наружу, затем подхватила Марка под руку и повлекла к «Серендибу». Из стеклянного «стакана» навстречу им вышел бритый наголо охранник с пушистыми усами.

— Здравствуйте, — сказала миссис Вольф. — Мы разыскиваем Павла Дезире.

— Здравствуй, Дашенька, — басовито и как бы нараспев проговорил охранник. — Ты что такая исцарапанная? С кошками воевала?

— Какая я вам Дашенька? — сухо сказала Дарья. — Разве мы знакомы?

Охранник укоризненно покачал головой.

— Ай-ай-ай, какая досада. Забыла дядю Мишу. Эх ты, Волчонок!..

— Дядя Миша? Конёк-Горбунок? — пролепетала Дарья и вдруг с плачем бросилась ему на шею.

Через секунду лысый и некрасивый, огромный как медведь мужик осторожно гладил её по голове и успокоительно что-то бормотал, а Марк смотрел на эту сцену и чувствовал, что тоже вот-вот разрыдается. По непонятной причине, но бурно и очистительно. Как ребёнок.

Глава 19

Павел

Итак, я выругался — с энергией, которой наверняка хватило бы, чтоб сдвинуть с места товарный поезд. Сразу выяснилось, что голос мой волшебными свойствами не обладает. Стены устояли, решётки на окнах сохранились, дверь не дрогнула. Замочки, запирающие панцирь, уцелели. Даже тонкостенный стакан на подоконнике и тот не лопнул. Килоджоули отборной брани оказались растрачены впустую. Продолжая по инерции бубнить оскорбления в адрес тюремщиков (присутствовал там и кабан Борька — как сексуальный партнёр братьев Улугбековых), я приступил к обследованию узилища.

Для этого оказалось достаточно покрутить головой: комнатка была скромная. В ней имелась кушетка с матрасом, подушкой и синим солдатским одеялом (из-под кушетки выставлялся эмалированный бок ночного горшка), два зарешеченных окна с широкими подоконниками и дверь. Потолок был скошенным — видимо, комната находилась непосредственно под крышей. На одном подоконнике стояла трёхлитровая банка с водой и упомянутый стакан. На втором громоздилась стопка журналов «Охота и охотничье хозяйство» за тысяча девятьсот лохматый год. Под потолком болтался пыльный стеклянный абажур со слабенькой лампочкой.

А на стене рядом с кушеткой висело зеркало. Большое, овальное, отражающее голого парня с перекошенным лицом. Парень для чего-то упрятал торс в стальную броню, но абсолютно забыл о прочей одежде, включая трусы. Не то клоун, не то современный художник в поисках новых выразительных форм, не то беглец из сумасшедшего дома. Очень жаль, что у него моё лицо.

Я повернулся к зеркалу спиной и попытался распечатать долбаный панцирь. Как и ожидалось, это стало бессмысленной тратой времени. Замочки были малюсенькими, но чрезвычайно крепкими — как и шарниры, которыми соединялись половинки злополучной скорлупы. Для того чтобы взломать их голыми руками, мне следовало минимум полгода колоть жераровы стероиды и тренироваться с тяжестями.

Традиционные пути на свободу тоже были закрыты. Решётки на окнах сварены из строительной арматуры, чтобы выдрать их из стены, понадобится трактор. Дверь деревянная, но прочная, с надёжным замком. Стены кирпичные… однако, чтобы пролезть сквозь них, нужно перво-наперво избавиться от панциря. Остроумно придумано, кстати. Тюрьма, которая всегда с тобой. И главное, без дорогостоящего КД-контура. Транспозиция через сплошную металлическую преграду — верное самоубийство. Я проходил сквозь лист железа всего однажды, в ранней юности, и выжил лишь потому, что не догадывался о смертельной опасности такого фокуса.

— Добро пожаловать в жертвы замкнутого круга, господин комбинатор! — сказал я с интонациями актёра-трагика. — Вернее, в члены. Если вас не шокирует это слово, столь двусмысленное в сложившейся ситуации. Но учтите, вход сюда бесплатный, а выход рубль.

За дверью скрипнула половица.

— Заметьте также, что за вами будут постоянно следить грязные извращенцы. В частности, скотоложцы, — продолжал я. — А может быть, даже фотографировать.

Половица вновь скрипнула.

— Ты с кем разговариваешь, артист? — любезно спросил из-за двери дядя Улугбек.

— Не ваше дело, — огрызнулся я. — А вот подслушивать нехорошо. Так поступают только людишки с мелкой лакейской душонкой.

— И это говорит человек, который тайком забрался в мой дом? — изумился тот. — Ах, какая самокритика!

— Ну как же тайком? Меня видели ваши собаки. И спокойно пропустили.

— С собаками ты умеешь обращаться, это мы знаем.

«Да вы обо мне вообще много знаете», — подумал я, поправляя панцирь. Чёртова железяка явно не была рассчитана для ношения на голом теле. Скверно обработанная горловина натирала кожу шеи и плеч, а разъёмы то и дело щипались подобно гусыне.

— Эй, чего замолчал, артист?

— Надоело через дверь орать. Хотите побеседовать, входите сюда.

— Так ведь ты опять разноешься, что дядя Улугбек извращенец и зашёл, чтобы на тебя голого полюбоваться.

— Обязательно.

— Ах, артист-артист! — с укором сказал он. — Ты из меня буквально Буриданова слона хочешь сделать.

— А вы из меня — собаку академика Королёва.

— Может, Павлова?

— Да нет, Королёва. Сергея Павловича. Тот тоже посадил бедняжку в железную скорлупку и запулил в космос без права возвращения.

— Но ты-то не в космосе.

— Скоро буду. Одна радость, вместе со мной на орбиту выйдет первый в истории космонавтики лесной кабан. И первые два Буридановых осла, воображающих себя слонами.

— Ты что несёшь, артист? — встревожился Улугбек. — Какая орбита, слушай?

— Точно не скажу. Наверно, низкая, — проговорил я задумчиво. — Под домом заложена взрывчатка. Скоро рванёт.

— Зачем взрывчатка?! — взвизгнул Улугбек.

Молодец, Паша! Вывел-таки из равновесия тюремщика. Сейчас главное — не потерять инициативу.

— Чтобы взрываться, вестимо, — сказал я и торжествующе помаячил в сторону двери тем, что под руку попало. А попало как раз то, что нужно.

В замке послышалось царапанье. Улугбек нервничал — ключ никак не мог попасть в скважину. Обхватив панцирь руками, чтобы бряцанье не выдало мои перемещения, я на цыпочках подкрался к двери.

Дверь открылась. Я приготовился заехать Улугбеку в челюсть, но вместо него в комнату вбежал Борька. И сразу принял боевую стойку напротив меня. Буриданов слон, вооружённый двустволкой, зашёл следом. Морда у него была предовольной.

— Вижу, ты настоящий артист! Какой спектакль сыграл, а? Прямо Сергей Безруков!

— Если не свалим отсюда, скоро все будем Безруковы и, Безноговы, — мрачно объявил я. — Двадцать кило динамита в подвале — не детская петарда.

— Ну всё, всё, — Улугбек поморщился. — Ты шутил, я смеялся, очень хорошо было. Только настоящий артист должен меру знать. Иди, присядь пока. — Он коротко взмахнул ружьём. — Борька, пропусти.

Секач посторонился. Прикрывая срам руками, я дошёл до подоконника, прихватил журнальчик, отряхнул от пыли и уселся на кушетку, положив журнал на чресла. На обложке два немолодых упитанных дядечки в тюбетейках рассматривали подстреленного оленя. Охотники удивительно походили на братцев-тюремщиков. Чего быть, конечно же, не могло — возраст журнального номера перевалил за тридцатчик.

Улугбек почесал Борьку между ушами, а когда тот, разомлев от хозяйской ласки, свалился с копыт, уселся на него как на походный стульчик. Кабан даже не хрюкнул. Вот бы кому в цирке-то выступать!

— Понимаешь, артист, ты немножечко ошибся, когда меня взрывчаткой пугать начал. Ты не знаешь, я знаю — не может быть здесь взрывчатки. Здесь и тебя-то не должно быть. Сюда вообще могут попасть только те, кого я или Искандер проведём. Ты же видел, какой берег чистый? Уже много годов здесь люди не появлялись. Только женщины, которых брат с завязанными глазами привозит. Догадываешься, почему?

— Где уж мне. Мы, артисты, народишко туповатый.

— Хватит комедию ломать, Паша. Сулейман-ага нам давно рассказал, кто ты такой.

Я зашипел. Всё-таки без шефа не обошлось. Эх, Жерарчик, опять ты оказался прав.

— Только он совсем не ждал, что его любимый комбинатор начнёт носиться, как архар, и везде свою башку совать, — продолжал Улугбек, безотчетно раскачивая стоящее между разведёнными коленями ружьё. — Вот подумай, тебе девочку зачем подарили? Чтобы ты её бросил после первого же свидания?

— Какую девочку? — спросил я, уже зная ответ.

— Зариночку, конечно. Ах, какая пэри! Какая гурия! Да я бы на твоём месте целый год из её постели не выбирался. А ты… Тьфу, дурачок!

Я едва не сболтнул в ответ, что засранка пэри сама меня отшила, но вовремя сдержался. Бывает информация, которой можно разбрасываться как скорлупой от семечек, а бывает такая, которую следует приберечь. Но если не умеешь отличить первую от второй, рот лучше держать на замке постоянно. И открывать только для того, чтобы добыть полезные знания.

— Сулейману надо было просто сказать мне всю правду. С самого начала. А он начал строить какие-то многоходовки, — сказал я. — Тоже мне гроссмейстер. Мог бы сообразить, что…

— Слушай, разве тебя отец не учил почтению к старшим?! — сердито перебил Улугбек. — Что ты рассказываешь, как должен поступать Сулейман-ага? Очень умный, да? Сам без штанов, а у-умничает! Артист, аннанге ски…