Александр Содерберг

Добрый волк

Часть I

1

Валье-дель-Каука

Пахло жареной свининой, а Эрнст Лундвалль должен был умереть [Здесь и далее: предыстория описываемых событий рассказывается в романах А. Содерберга «Ее андалузский друг» и «Сын за сына».].

Он стоял здесь, совершенно растерянный, в наполовину заправленной в костюмные брюки белой рубахе. Кевин Горман сидел на табурете в нескольких метрах позади него и чесал открытый лоб серебристым дулом автоматического пистолета. Вид у него был довольно глупый.

Йенсу Валю и Лотару Тидеманну отвели места в первом ряду партера. Они не должны были пропустить ничего из представления.

Наверху, на каменной веранде, среди колонн и белых статуй, дон Игнасио Рамирес — в черных солнечных очках и с заложенной за воротник салфеткой — ел жареную свинину. Это был день его славы. Свежеокрашенные волосы выглядели неестественно яркими по сравнению с его бледной кожей. Дон Игнасио сидел на фоне собственного дворца — безвкусной мешанины Версаля и Диснейленда, больше всего походившей на спрятанное в колумбийских джунглях неуклюжее пирожное со взбитыми сливками. Роскошный сад населяли экзотические животные — жирафы, две зебры, лев, одинокий носорог и… несколько бегемотов. Сейчас все они были здесь и в растерянности следили за разворачивавшимся действом.

Дон Игнасио выступал в качестве режиссера. Эрнсту отводилась роль жертвы, Горману — палача, Валю и Тидеманну — публики.

— Йенс! — выкрикнул Эрнст.

Голос его сорвался.

— Эрнст! — отозвался Йенс. — Ничего не бойся!

Он утешал его, как ребенка, хотя это не имело смысла.

Валь повернулся к дону Игнасио Рамиресу:

— Мы можем поговорить?

Дон Игнасио молчал. И продолжал есть свинину, недосягаемый за темными очками. Только живот его напрягся за полиэстером рубахи.

А что он, собственно, должен был делать? Слушать причитания Йенса? С ним все кончено, как и с Эрнстом. Им не о чем говорить. Валя ждет такая же судьба — возможно, уже в самое ближайшее время.

Свинья Кевин Горман должен сделать это. Чертов палач дона Игнасио, страж Йенса и Лотара, их дух-мучитель… Он сидел здесь, как всегда готовый на все. Уроженец Северной Каролины — не старый, не молодой, с плохими зубами. Его неопрятные волосы висели сосульками. Имя каждой очередной жертвы Кевин заносил в специальный журнал.

Игнасио глотнул вина и поднял бокал в сторону Гормана. Это был знак. Кевин поднялся и вразвалку пошел на Эрнста.

— Йенс? — снова выкрикнул Лундвалль, на этот раз скорее вопросительно.

Кевин Горман вытянул руку с пистолетом. Эрнст прищурился и закричал, что сделает все, что от него потребуют.

— Не смотри, — шепотом велел Йенс Лотару.

Но тот не сводил с Лундвалля глаз.

Раздался выстрел. Животные содрогнулись, с деревьев взметнулись птицы. Эрнст рухнул на сухую землю с дыркой во лбу и обмоченными штанами.

Колени Тидеманна обмякли, но Валь успел его подхватить.

Горман повернулся к ним. На его губах играла улыбка. Йенс презрительно сплюнул.

Лотар дрожал, уставив глаза в землю. Он по-прежнему не держался на ногах, поэтому Валь не выпускал его. Семнадцать лет — мальчик был слишком молод для всего этого.

— Йенс и Лотар! — раздался сверху голос дона Игнасио.

Он стоял, опершись на каменные перила террасы, — с заложенной за воротник салфеткой и блестящими от жира губами.

— Вы почти полгода прожили под моей крышей, и с вами обращались по-человечески.

Театральная пауза. Жара, звуки джунглей.

Валь обернулся на Эрнста — над убитым уже роились мухи.

— Пришло время расстаться, — продолжал Рамирес. — Когда-нибудь ты будешь думать обо всем этом иначе, Йенс.

Двое мужчин подхватили Лундвалля за ноги и поволокли прочь. Руки покойного тянулись по земле, поднимая красновато-бурую пыль.

— Лотар поедет с тобой, Йенс, но только до Майами. Ты оставишь его там, так будет надежней. Будешь умницей в Европе — и Лотар избежит участи Эрнста.

Игнасио сорвал с груди салфетку и вытер ею рот, после чего бросил ее на стол и скрылся.

Йенс все еще сжимал Лотара в объятьях — почти отцовских. Хотя тот был сыном Гектора Гусмана, а не его.

2

Прага

София погрузилась в воду.

Мир снаружи представлялся скоплением бесформенных световых пятен. Кровь стучала в висках, вода давила на грудь и горло. Боль разрывала тело на части, но София Бринкман держалась. Она сама выбрала для себя такое наказание. Кроме того, за болью стояло нечто большее, едва различимое. Дрожащая полоса красного света… Сладостное, болезненное онемение, самоистязание, самоотмщение… Исчезающе краткое наслаждение болью, отсрочка.

Она уже начала умирать. Губы стали нечувствительными. Давление на глаза усилилось, а мышцы на руках и лице задергались. Внутри все переворачивалось.

Оставалось совсем немного. Сердце неистовствовало. Тело погружалось в вакуум, содрогаясь от предупреждающих сигналов. В голове мутилось. Уже несколько раз София выпадала из сознания и снова приходила в себя. Внезапно в глазах у нее потемнело. Сработал дыхательный рефлекс — легкие наполнились водой. Бринкман пробудилась к жизни — взметнулась вверх, срывая полотенце, и перегнулась через борт ванны, выплевывая воду, захлебываясь от кашля. Потом она глубоко вдохнула, удерживая воздух в легких. Боль стала невыносимой, и София закричала, уткнувшись лицом в полотенце. Выталкивая из себя воздух, она попыталась ввести дыхание в ритм. Горло и легкие у нее горели.

Она запрокинула голову, обеими руками вцепилась в бортик ванны и задышала спокойнее. Легкие наполнились воздухом, кислород медленно растекался по телу, распространяя неописуемое блаженство.

Где-то капала из крана вода — звук отдавался эхом в гулком пространстве комнаты. Бринкман заметила на потолке две царапины, вдоль которых уже вздувалась и облупливалась краска, и повернула голову. Одежда висела на дверной ручке. От «Сони Рикель» [Соня Рикель — французский кутюрье, основательница одноименного дома мод.]…

Кап, кап, кап… В дверь постучали, а потом послышался голос Альберта:

— Поторопись, мама! Вам скоро уезжать.

* * *

Бульканье, плеск коктейля в бокале — напитки льются рекой. Четырехголовый оркестр в смокингах играет блюз. Не меньше сотни гостей теснятся в зале торжеств шведского посольства в чешской столице. Среди них — дипломаты, бизнесмены, кое-кто из политиков. София топчется в стороне с бокалом шампанского в руке, не сводит глаз с Санны Ренберг. То же самое делает и Майлз Ингмарссон у противоположной стены зала.

Санна — коротко стриженная кудрявая блондинка в вечернем платье — пробирается сквозь толпу. У нее есть цель — Карл Хагман, который стоит посредине зала, окруженный толпой коллег.

Ренберг протискивается к Хагману, что-то шепчет ему в ухо. Карл улыбается, его недоуменный взгляд скользит по фигуре Санны — снизу вверх.

Отлично…

София смотрит на свои наручные часы.

Главное — вовремя вывести Карла Хагмана. Тридцать минут — ровно столько требуется, чтобы подействовала таблетка. Потом он вырубится.

Коллег Карла — женщину и мужчину рядом с ним — нужно отвлечь.

Бринкман возьмет на себя мужчину. Ингмарссон — женщину.

София и Майлз приближаются к Хагману каждый со своей стороны.

— Привет! — улыбается София.

Мужчина оборачивается, его лицо сияет.

В зале торжеств слишком многолюдно, гости теснятся. Майлз и София обмениваются любезностями с коллегами Карла, незаметно передвигаясь по периметру зала. В конце концов коллеги оказываются стоящими спиной к шефу. Бринкман видит, как Санна уводит Хагмана в сторону выхода.

Они встретятся на лестнице через три минуты.

Карл что-то бормочет и смеется, в то время как Майлз подталкивает его вниз по лестнице. София и Санна следуют за ними.

Вместо того чтобы покинуть посольство через главный вход, они сворачивают вправо, отпирают кодовый замок на двери, проходят через небольшой офисный зал и останавливаются перед дверью. Бринкман набирает четырехзначный код, придерживает дверь и идет следом за остальными.

Дальше начинается лестница, которая ведет в подвал здания посольства.

Таблетка подействовала быстро, Карлу Хагману все хуже.

Группа продолжает двигаться по коридору, волоча и подталкивая его.

— Эй! — Откуда ни возьмись, появляется охранник — двойной подбородок на воротнике темного костюма, в руке рация. — Что вы здесь делаете?

— Одному из гостей стало плохо, — улыбается Майлз.

Охранник вглядывается в его лицо.

— А вы, случайно, не компьютерщик?

— Точно, — подтверждает Ингмарссон и кивает на Хагмана. — Пусть проспится в моем кабинете, ладно?

— Только недолго, — нехотя соглашается страж. — Через три часа здание посольства закрывается, таковы правила. — Он поворачивается к Софии и Санне. — А вас я не знаю.

— Мы — делегация бизнесменов из Швеции, — объясняет Бринкман. — А это наш шеф, — кивает она на Хагмана.

— В таком случае здесь вам делать нечего, — грубо обрывает ее охранник. — Гости должны держаться отведенных для них территорий.

Это уже откровенная наглость. Майлз кивает:

— Понимаю, но наверху назревал скандал. Мы были вынуждены спасать положение.

— Плевать я хотел на ваш скандал.