— Что вы за грязные свиньи?! — выдохнул Руссо.
— Дай то, что нам нужно, — ответила Соня.
Джузеппе пытался собраться с мыслями. Теперь он выглядел напуганным.
— А что вам нужно? — Он громко задышал.
— Альдо Моретти, — повторила Ализаде. — Все, что тебе о нем известно…
— Ваши гарантии, — перебил ее пленник.
— Никаких гарантий, просто отвечай на вопросы. Это же твои дети… — шепотом подсказал Лешек.
Банкир смотрел куда-то перед собой:
— Мы обсуждали передвижение денежных потоков.
— Откуда? — уточнил Лешек.
— Все слишком запутанно.
— То есть?
— Это не поступления, это отчисления со счетов Моретти. Их предполагалось прикрыть трансакциями между разными банками и учреждениями.
— Где они должны осесть в конечном итоге?
Джузеппе взглянул на снимок.
— В одном частном банке в Карибском регионе.
— В чьем банке?
— Одной группировки, с которой работает Моретти.
— Кто такие?
— Я не знаю.
— Вы еще работаете с ними? С этой группировкой? — спросила Соня.
— Собираемся. Все только затевается.
— Когда?
— Встреча назначена на следующей неделе, это первый шаг.
— Где?
— Во Флоренции. Где он живет, как я понимаю.
— У него дома?
Руссо замотал головой:
— Моретти не устраивает встреч дома. И в офисе тоже.
— Тогда где?
Банкир снова тряхнул головой, но похитительница не давала ему опомниться.
— Где? — повторила она. — Где он обычно назначает встречи?
— Чаще всего в ресторане. Иногда в музее, в Уффици. Несколько раз мы просто прогуливались по городу.
— И сколько было таких встреч?
— Всего, вы имеете в виду?
— Да.
— Трудно сказать, я консультирую его много лет. Всех встреч за это время не упомнить.
— Где они обычно проходят?
— Здесь, в Риме. В моем офисе.
— А во Флоренции? Разве вы к нему не ездили?
Джузеппе задумался.
— В ресторане.
— В каком?
— В самом туристическом пекле, на Пьяцца-делла-Синьора.
Соня остановила машину на обочине дороги и протянула Руссо блокнот и ручку:
— Напишите название ресторана и банка на Карибах.
Пленник сделал все, как она просила.
— Теперь вы должны обещать мне, что…
Большего он сказать не успел. Лешек открыл дверцу со стороны итальянца, выхватил у него ручку и блокнот и вытолкнул его на дорогу.
Ализаде завела мотор и продолжила движение по склону. В отдалении переливался огнями Рим, но им нужно было совсем в другую сторону. Соня и Лешек повернули в северном направлении, к Тоскане и бенедиктинскому монастырю, к Гектору Гусману.
4
Прага
София ожидала условленного сигнала об окончании фотосессии. Потом она включит монитор и будет наблюдать за переговорами в соседней комнате.
Последние полгода этот кабинет был их рабочим местом. Стены — лучшее тому свидетельство.
Три из них увешаны полками с многочисленными документами, снимками, заметками и распечатками, убранными в разноцветные папки. На одной стене преобладали синие папки. На другой — красные. А на третьей стене вообще не было никаких полок — только две фотографии. Эти три стены напоминали о трех различных, но пересекающихся направлениях работы.
Стена напротив Софии с синими папками была посвящена Томми. Убийства, вымогательства, перемещения денежных потоков, о которых шла речь в этих папках, так или иначе были связаны с Томми Янссоном, комиссаром криминальной полиции и бывшим шефом Майлза. Когда Томми хотел убить Ингмарссона, тому чудом удалось спастись. Чего не скажешь о его коллеге Антонии Миллер — пуля попала ей в голову на глазах у Бринкман. Оставшиеся в живых спаслись бегством. От всего и от всех. Ингмарссон при помощи брата нашел новую работу под фальшивым именем — здесь, в шведском посольстве в Праге.
К сожалению, в расследовании они продвинулись не так далеко, как хотелось бы. Информации в этих папках оказалось недостаточно. И теперь все зависело от Карла Хагмана, который сидел в соседней комнате.
София оглянулась на стену с красными папками — материалами о Гекторе Гусмане. Сведения о сделках, людях и организациях Гектора уточнялись до мелочей, и в этих бумагах речь шла об убийствах, вымогательствах и незаконных аферах — в достаточных масштабах, чтобы упечь Гусмана за решетку до конца жизни.
Две стены — два направления расследования.
Бринкман посмотрела на фотографию Гектора посреди бумажных завалов и поймала его пристальный взгляд. А потом оглянулась на стену Томми, где тоже висела фотография.
Оба они охотились за Софией, для обоих она была чем-то вроде дичи. Но при этом на разный лад.
Третья стена была почти голой. Только два снимка — Йенса и Лотара. Стена без названия, без цветных папок. Хотя ее главным персонажем оставался Лотар.
Три стены — три цели.
Быть свободной от Томми.
Быть свободной от Гектора.
Спасти Лотара и Йенса.
Последнее было ложью — София взглянула на их лица и отвела глаза. Эти двое обречены, это понятно всем — и ей, и Майлзу, и Санне.
Всем, кроме Альберта.
Стук в стену вывел Бринкман из размышлений. Это был сигнал того, что грязная работа сделана — Ренберг ушла, а Ингмарссон разбудил Хагмана инъекцией номер три и показал ему фотографии. Значит, скоро Карл Хагман начнет работать.
София включила монитор. Черно-белое изображение посылала вмонтированная в потолок камера. Майлз все еще не снял балаклаву. Карл Хагман — в расстегнутых штанах и рубахе — сидел за столом с тремя компьютерами. На первый взгляд все шло согласно плану.
Майлз положил перед пленником лист бумаги.
— Нам нужно проследить банковские трансакции в Лихшенштейне около года тому назад. Деньги поступили от одного лица к другому, которое попыталось это скрыть. Нам нужна вся цепочка. Мы хотим знать, куда именно направлялись деньги, и проследить их полное или частичное поступление на счет в одном шведском банке. Далее неплохо было бы привязать полученную информацию к владельцу счета. Прежде всего, нам нужно имя.
Слышимость была отличная, София различала каждое слово.
— Это займет некоторое время, — пробормотал Карл, глядя в стол.
— Вот времени у нас как раз немного, — ответил Ингмарссон.
Хагман повернулся к компьютерам.
— А что, если ничего не получится? — спросил он. — Что, если я не смогу вам помочь?
— Тогда жизнь, которой вы сейчас живете, обратится в дым. Фотографии попадут к вашим родным и близким — клиентам, жене, коллегам…
— Даже если ваше задание окажется мне не по силам?
— Даже если так, — ответил Майлз. — А также если кто-то после этого заглянет в наши компьютеры. Не говоря о том случае, если вы кому-нибудь проболтаетесь. А теперь приступайте, и не будем больше терять времени.
Некоторое время Карл сидел неподвижно, словно разъяснение Ингмарссона выбило у него из-под ног почву. Но потом он как будто смирился со своей участью и обратился к компьютерам — потрогал клавиатуру, загрузил программы, ввел пароли и коды. И сразу изменился — стал собраннее и увереннее в себе, как обычно выглядит человек на своем месте.
У Софии отлегло от сердца. Она поняла, что Карл Хагман не намерен водить их за нос. В противном случае пришлось бы обращаться к Михаилу, и тогда дело приняло бы совсем некрасивый оборот.
— Мама? — За ее спиной в дверях возникла фигура Альберта.
— Привет, парень, — улыбнулась женщина. — Входи.
Ее сын въехал в кабинет в инвалидном кресле и остановился возле нее. Некоторое время оба молча смотрели на монитор.
— Мама, что происходит? — спросил Альберт.
С некоторых пор он разговаривал басом. София коротко взглянула на сына и поправила у него прядь волос возле уха. Верхняя половина его тела была натренирована, мускулы так и играли под футболкой. Огромные жилистые бицепсы — и тонкие, слабые ноги.
— Сама пока не знаю, — ответила Бринкман на вопрос сына. — Но скоро мы все поймем.
— Как дела у Майлза? — Альберт не сводил глаз с экрана.
— Все хорошо.
— А если у него не получится?
София понятия не имела, что делать в таком случае.
— Тогда мы все равно будем продолжать, — сказала она.
— Пока не освободим Лотара и Йенса?
— Да, — кивнула София.
Она лгала сыну — в последнее время все чаще. И при этом убеждала себя, что делает это ради его же безопасности. Альберту не нужно знать все. Но на самом деле она защищала только себя. И ненавидела себя за это с каждым днем все больше.
Сын словно прочитал ее мысли. В знак утешения он легко хлопнул мать по щеке тыльной стороной ладони и покатил свое кресло к выходу.
Альберт изменился. Это происходит со всеми мальчиками в его возрасте, но не так, как с ним. В его случае все было стремительнее и явственнее. Словно часть Альберта — самая очевидная, безнадежная и безутешная — ушла навсегда. Альберта — каким он был до того, как повредил позвоночник, — больше не было. Тот был послушен и податлив, перенимал от матери восприятие окружающего мира и самого себя. Нынешний же Альберт был полной противоположностью прошлому. Он осознал, что должен сформировать себя сам, придать своему существованию некий статус — как бы странно это ни звучало для мальчика в инвалидном кресле, пусть даже и окруженного заботой близких. В его случае это можно было сделать, только опираясь на интеллект, остроумие и сообразительность. И, наконец, на чувство юмора — то, чего у Альберта было не отнять. Юмор и находчивость — его главные козыри в этой жизни, в них его спасение. Но Софии не хватало прежнего сына, и с этим она ничего не могла поделать. Да и нынешнему Альберту тоже, насколько она могла видеть.