7
Париж
Они встретились в аэропорту имени Шарля де Голля, узнали друг друга в бесконечном людском потоке.
— Лееви! — воскликнул Гейслер.
— Арон!
Хриплые голоса, как из преисподней.
Они пошли навстречу друг другу.
— Ну как оно? — спросил Лееви.
— Мы потеряли все.
— Это плохо.
Лееви Ханнула — немногословный финн с высокими скулами — был соратником Арона Гейслера по Иностранному легиону. Они сражались бок о бок во многих конфликтах и вышли невредимыми — физически, по крайней мере. А потом расстались. Арон получил место телохранителя при Гекторе Гусмане, Лееви остался наемником в частном военном подразделении.
— Где Гектор? — задал Лееви новый вопрос.
— Прячется… Разве не все мы занимаемся этим?
Они стали пробираться сквозь толпу.
— Но теперь с этим покончено? — спросил Ханнула.
— Да, по крайней мере, в планах, — отозвался его друг.
— И каковы планы?
— Очень неопределенные. — Арон пожал плечами.
— Ну а если в самых общих чертах?
— Расскажи лучше о тех, кого нам нужно будет забрать.
Толпа расступалась при их приближении.
— Это два брата, перуанцы, — ответил Лееви. — Живут в Лиме, служили в милиции, гонявшей коммунистов еще со времен Сендеро Луминосо [«Сендеро Луминосо» (или «Сияющий путь») — маоистская организация в Перу, образованная в 1960 г. и перешедшая к вооруженной партизанской борьбе в 1980 г.]. Потом нанимались контрактниками в разные охранные агентства. Я имел с ними дело в Ираке и Конго-Киншасе [Расхожее название Демократической Республики Конго (дабы не путать с Конго-Браззавилем — Республикой Конго).].
Гейслер быстро взглянул на собеседника.
— И как они?
— Хороши. Но проблематичны в общении.
— В смысле?
Лееви задумался.
— Они как дети.
— Молоды?
— Постарше нас, обоим по пятьдесят с лишним. Но они — то, что тебе нужно.
— А что мне нужно?
— Пара хороших парней вместо множества «так себе».
— И чем же они хороши?
— Невидимы для любых радаров. Не привязаны ни к каким криминальным группировкам. Неуловимы. Неузнаваемы.
— И кому они служат?
— Никому. Самим себе.
Приятели вышли из зала прибытия. Здесь, в проходе, народу было меньше.
Арон нашел свободную скамью, рассчитанную на трех человек, с видом на взлетную полосу.
— Ну, что там с планами? Все так же не определены? — Лееви держал две чашки кофе, по одной в каждой руке. Потом он поставил одну между собой и Гейслером, а вторую обхватил обеими руками, как когда-то фляжку с водкой на поле боя.
— Для кого как. — Арон сделал глоток, и кофе обжег ему язык.
— А если конкретней?
— Мы должны добыть одного человека.
— Кого?
— Сына Гектора.
— У Гектора есть сын?
Гейслер не сводил глаз с самолета авиакомпании «Этихад». Рейс 787 шел на посадку.
— Да, — ответил он Лееви. — Мы узнали о его существовании полгода назад.
— Как его зовут?
— Лотар.
— И где он сейчас?
— У дона Игнасио Рамиреса в Колумбии.
Ханнула поднял бровь.
— У наркоторговца?
Арон не ответил. Привычным движением он пригладил прямой пробор в своих черных волосах.
— Киднеппинг? — спросил Лееви.
Гейслер кивнул.
— Как?
Самолет коснулся земли.
— Ральф Ханке и дон Игнасио объединились, чтобы уничтожить Гектора, вывести его из игры. Существование Лотара скрывалось на протяжении многих лет. Они отыскали его в Берлине, убили его мать, а самого мальчика похитили.
Гейслер глотнул из чашки.
— О’кей, — кивнул Ханнула. — Мы доставим Лотара к его папе. Что дальше?
— Мы должны получить обратно все, что потеряли, — сказал Арон. — И получить еще кое-что в придачу. Но это уже вторая часть плана.
Пространство вокруг них постепенно заполнялось народом.
— Дон Игнасио Рамирес? Ральф Ханке? — переспросил Лееви. — Это большие люди и большие силы. А нас… двое?
Арон снова повернулся к стеклу.
— Еще Лешек и Соня. Ну и Гектор.
— Все равно мало.
— Мало, — согласился Гейслер. — И больше не будет.
— Почему?
— Мы на мели, нам нет смысла светиться. Игнасио и Ральф Ханке ищут Гектора. Один неосторожный звук — и мы пропали. Поэтому группа такая маленькая.
Некоторое время они пили кофе и наблюдали за самолетами, которые взлетали и садились.
— А ты изменился, Арон, — заметил Лееви.
Гейслер удивленно посмотрел на финна.
— Странно слышать от тебя такое.
— Странно видеть тебя таким, — отозвался Ханнула.
— Я старею.
— Я не о том, — перебил его Лееви. — Здесь что-то другое.
Нависла пауза.
— Мне пришлось тяжело в последние годы, — сказал Арон.
Его бывший однополчанин тряхнул головой.
— Нет, не то. Что случилось, Арон? Давай выкладывай.
Гейслер поставил пустую чашку на скамью между ними.
— Умерла одна женщина, — не сразу ответил он.
— Красивая?
Арон задумался.
— Возможно, но не для меня.
— Несчастный случай?
На их языке это означало гибель от случайной пули.
Гейслер покачал головой.
— Нет.
— Тогда что?
— Я убил ее. — Арон коротко взглянул на Лееви. — Ножом, — пояснил он, словно для того, чтобы хоть как-то заполнить нависшую паузу.
Ханнула прищурился.
— Почему? — шепотом спросил он.
Его друг подождал, пока стихнет гул самолета на взлетно-посадочной полосе.
— Любовь Гектора, ее звали София. Она предала нас, работала на Ханке и дона Игнасио.
Лееви недоверчиво посмотрел на приятеля.
— И что теперь?
Арон вздохнул.
— Теперь я не так уверен, что поступил правильно. Мне может потребоваться твоя помощь, Лееви. Что, если Гектор узнает, что это сделал я?
— А он не знает?
— Ему известно только, что она умерла.
Ханнула молчал, и его собеседник продолжил:
— Я сам принял такое решение. — Он был вынужден сделать это.
Но прежней уверенности в этих словах не чувствовалось.
В этот момент затрещали динамики, и женский голос с французским акцентом объявил о начале посадки на рейс 480 до Лимы.
8
Прага — Стокгольм
Самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, помчался, набирая скорость, под нарастающий гул моторов и оторвался от земли. Где-то под ногами Софии сложились шасси. Пока машина, разворачиваясь в северо-западном направлении, входила в облачный фронт, в иллюминаторе исчезала Прага.
Бринкман боялась летать. Не то чтобы страдала фобией на этой почве, но в воздухе чувствовала беспокойство. Где-то она слышала, что это бессознательный страх.
«Аэробус» поднимался в искрящееся солнцем голубое небо. Набрал высоту — и надпись на щитке с просьбой пристегнуть ремни погасла. Правда, София не спешила снимать свой ремень. От еды и напитков она отказалась. Через два с половиной часа самолет приземлился в залитом солнцем аэропорту Арланда.
Очередь к стойкам паспортного контроля продвигалась медленно. Бринкман теребила пальцами страницы бордового паспорта, разглядывала фотографию в нем. Это и в самом деле была она — четыре года назад. Там же стояли ее настоящий персональный номер и имя.
— Следующий.
Полицейский за стеклом сделал ей знак, выставив три пальца. София шагнула за белую линию и протянула ему паспорт.
Мужчина прочитал персональный номер, а потом вгляделся в ее лицо, просканировал страницу с фотографией и вернул документ.
— Добро пожаловать домой.
И в тот момент, когда Бринкман впервые за пять месяцев ступила на землю Швеции, информация об этом прорвалась на серверы полиции и миграционных служб, отфильтровалась, идентифицировалась с хранившимися в компьютерах персональными данными и была выпущена в космическое пространство, откуда, облетев несколько раз земной шар, вместе с геостационарным спутником поступила на бельгийские серверы, где подверглась шифровке, прежде чем оказаться в офисах Интерпола в Лионе и Европола в Гааге.
София вышла в зал прибытия. Он стоял там, как и договаривались. Наполовину седые волосы зачесаны назад, глаза за круглыми очками в оправе под черепаховую настороженно следили да ней. Стильная щетина обрамляла плотно сжатые губы. Он надел костюм и галстук, несмотря на июньскую жару.
— Вы адвокат?
— А вы София Бринкман… Томас Розенгрен, — представился мужчина.
— Я ничего не знаю о вас, — говорил он в такси по дороге в Стокгольм, — и понятия не имею, как буду представлять ваши интересы. Вероятно, никак, если придерживаться инструкций, которые были в письме.
У него был стокгольмский выговор и резкие интонации. При этом спутник Софии не производил впечатления грубияна. Просто Томас Розенгрен говорил конкретно, без обиняков и немного расслабленно. Бринкман импонировала эта его манера.
— И что вы обо всем этом думаете? — спросила она.
— О том, что мне не нужно вас представлять?
— Неужели прямо так и было сказано в инструкциях?
— Нет, там говорилось, что я должен сопровождать вас, пока буду вам нужен. Вы сами скажете, когда мне уйти.
— Вот как. — София слабо улыбнулась.
— Но я не согласен, — продолжал Розенгрен. — Полагаю, мне все-таки имеет смысл вникнуть в суть вашей проблемы.
— Это не вам решать, — оборвала его женщина.
— Мне — если я буду как адвокат представлять ваши интересы.
— Возможно, не будете, — сказала Бринкман.
На лбу юриста залегла морщина.
— Деньги дошли? — спросила София.