— Как ты попала в эту переделку? — спросила она.

Софии нечего было ответить. Она лишь пожала плечами и попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось. Дафни крепче сжала ее ладонь.

— Гектор — хороший человек, — проговорила она. — Он очень хороший человек, — продолжала она, не сводя глаз с Софии. Затем отпустила руку Софии, откинулась на стуле, положив руки на колени, и заговорила тихо, почти шепотом: — Ты увидела то, что не предназначено для твоих глаз. Если тебе захочется поговорить о том, что ты видела, обращайся ко мне — и больше ни к кому.

София вдруг обнаружила в Дафни неизвестную ей ранее сторону — тон изменился, звучал серьезно и решительно, как суровое предупреждение.

Открылась дверь, и в кухню вошли Йенс с Терри в полном обмундировании. В другой ситуации София наверняка расхохоталась бы.


«Лендкрузер» казался новым — от него исходил запах нового автомобиля, когда София уселась на переднее сиденье. Йенс сел за руль. Они выехали из коттеджного поселка, выбрались на автотрассу и поехали в сторону Стокгольма.

Йенс посмотрел на Софию. Она глядела в окно.

— Нам с тобой надо поговорить, — произнес он.

— Да.

Они сидели молча, никто не хотел начинать разговор, желания говорить о пустяках тоже не было.

Йенс разыскал кусочек бумаги, приложил ее к рулю, написал свой номер телефона и протянул бумажку Софии.

— Спасибо, — прошептала она.

У площади Карлаплан он вышел, а София пересела за руль. Их прощальное «пока» звучало формально и невыразительно.


Альберт мирно спал в своей комнате. Некоторое время София стояла рядом и смотрела на него. Затем спустилась вниз, зажгла все лампы на первом этаже и посмотрела на свои руки. Они не тряслись, да и внутри ее царило спокойствие. Ее это удивило — казалось, все должно быть не так. После всего, что произошло, она должна быть взбудораженной и напуганной. Снова посмотрела на свои руки — мягкие и спокойные. Пульс отсчитывал внутри свои мерные удары. София поставила на плиту кастрюльку с водой, достала английский чай. Стоя у окна, ждала, пока вода закипит. За окном она видела все тот же пейзаж, что и обычно: фонарь, освещавший улицу, ночные лампы в окнах соседних домов. Все было как всегда, но она не узнавала саму себя — и весь этот привычный мир казался теперь враждебным и незнакомым.

10

Йенс поднялся к себе в квартиру, сложил вещи в сумку, переоделся. Затем сходил на ночную заправку, взял напрокат машину на вымышленное имя и двинулся в сторону Мюнхена.

Потея в душной машине, он пил спортивные напитки, чтобы не заснуть.

Он думал о Софии Лантц… Бринкман.


Карлос Фуэнтес лишился двух зубов. Глаза его заплыли, а когда он пытался что-то сказать, из горла вырывалось лишь бульканье, поскольку рот был полон крови.

Он сидел на стуле в офисе ресторана «Трастен» — с которого в последние полчаса не раз и не два падал. Он плакал, умолял и предлагал сделать самые невероятные вещи, чтобы искупить свою вину.

Ни Гектор, ни Арон не слушали его причитаний. Они забрали его из дома. Когда они позвонили в дверь, он сразу понял, в чем дело. В своем сговоре с Роландом Гентцем Фуэнтес признался еще в машине по дороге в ресторан. Гектор и Арон ехали молча.

Карлос вытер ладонью кровь с губ.

— Ты слишком быстро сознался, Карлос!

Тот тяжело дышал, в крови гулял адреналин.

— Может быть, но я говорю правду, слышишь, Гектор!

Видно было, что Карлос в панике. Арон протянул ему полотенце, чтобы тот утер лицо. Карлос поблагодарил своего палача, и Арон не ответил «пожалуйста».

— Почему ты это сделал, Карлос? — спросил Гектор.

Карлос вытер окровавленное лицо полотенцем.

— Он пригрозил меня убить.

— И этого оказалось достаточно?

Карлос сидел, глядя прямо перед собой. Смахнув с лица невидимую пушинку, Гектор заговорил тихим голосом:

— Карлос, ты предаешь меня, заманиваешь в ловушку, из которой мне потом удается выбраться. Когда я звоню в твою дверь, ты в ту же секунду признаешься во всем… Что еще и кому ты про меня разболтал? Что еще натворил?

Карлос разрыдался, его большая фигура сотрясалась от рыданий.

— Никому, клянусь тебе, Гектор… Он мне заплатил.

— Гентц?

Карлос кивнул, не смея поднять глаза на Гектора, и утер сопли рукавом.

— Сколько?

— Сто тысяч.

Гектор вздрогнул:

— Сто тысяч? Крон?

Карлос уперся взглядом в пол.

— Но ведь эту сумму ты мог получить от меня — вдвойне и даже втройне!

Карлос закашлялся.

— Я испугался. Он такой холодный и циничный — было ясно, что он шутить не любит. Само собой, я не из-за денег… выбора у меня не было — деньги он оставил в пакете. Я не просил его о деньгах, сам понимаешь!

Гектор и Арон вопросительно посмотрели на Карлоса.

— Почему ты не предупредил нас?

Карлос поднял глаза на Арона — ему нечего было ответить.

Гектор откинулся на своем стуле:

— Ну и что нам теперь с тобой делать, Карлос?

Рослый мужчина, всегда такой уверенный в себе, сейчас казался лишь тенью — жалкое подобие самого себя с разбитым лицом и окровавленным ртом. Гектор испытывал чувство, близкое к жалости.

— Что скажешь?

Карлос покачал головой.

— Не знаю. Делайте, что хотите, — пробормотал он.

Гектор задумался.

— Будем продолжать как раньше. Если тебе есть что мне рассказать, рассказывай прямо сейчас.

Карлос отрицательно покачал головой.

Гектор мысленно спросил себя, не слишком ли он мягок — не придется ли ему однажды раскаяться в своей доброте? Он поднялся, пошел к выходу. Арон последовал за ним.

— Спасибо, — пробормотал Карлос.

— Не благодари меня, — буркнул Гектор, не останавливаясь и не оборачиваясь.


Арон вел машину, Гектор сидел на переднем сиденье, а за окнами царила летняя ночь. Город проносился перед глазами. Машина неслась по Хамнгатан, неоновые огни светили во всю мощь, хотя уже начинался рассвет. Они свернули к площади Густава Адольфа, проехали мост Норрбру. Гектор пытался навести порядок в мыслях.

— Эх, Карлос! — горько вздохнул он.

Арон припарковал машину на набережной.

— Я намереваюсь пойти и напиться — составишь мне компанию?

Арон отрицательно покачал головой:

— Нет, но я провожу тебя до двери.

Они прошли между домами по улице Брюннсгренд, свернули на Эстерлонггатан. С верхнего этажа доносились шум, смех и музыка.

— Гектор, — тихо проговорил Арон.

— Что?

— Медсестра.

Они прошли несколько шагов.

— А что с ней такое?

Арон бросил на Гектора многозначительный взгляд, словно желая сказать: «Прекрати, будь так добр!»

— Все будет хорошо, она не представляет для нас опасности.

— Откуда ты это знаешь?

Гектор не ответил.

— Она умна, — проговорил Арон.

— Да.

Арон искал подходящие слова.

— И к тому же она медсестра… По всей вероятности, женщина со своими ценностями и устойчивой моралью, независимым характером. То, что она увидела сегодня вечером, взбудоражило ее. Когда первая реакция уляжется, она начнет задавать самой себе вопросы, ломать голову над тем, что правильно и что неправильно… искать ответы. Вот тут-то она и может совершить какой-нибудь необдуманный поступок.

Гектор продолжал идти вперед, не желая поддерживать эту тему.

Они подошли к Пожарищу — маленькой площади, окруженной со всех сторон стенами домов. Здесь они остановились, и Гектор взглянул на Арона, на его посиневшее от побоев лицо.

— Ну и вид у тебя…

Арон посмотрел на Гектора:

— Зато с тобой все в порядке. — Его взгляд скользнул по грязной одежде шефа, перешел на поврежденную ногу в расколотом гипсе. — Но с этим надо что-то сделать.

Гектор не ответил, похлопал Арона по плечу и двинулся к своему подъезду.

Тот подождал на улице, пока в окне на третьем этаже зажегся свет, затем повернулся и пошел к машине тем же путем, которым они пришли.


Поднявшись в квартиру, Гектор зажег люстры во всех комнатах, опустил шторы и включил негромкую музыку. Затем открыл бутылку вина и за несколько минут наполовину опустошил ее. Почувствовал, как стресс начал потихоньку отступать.

Он позвонил отцу, они обсудили произошедшее. Адальберто попытался, как мог, успокоить сына.

Гектор заснул на диване, держа на животе старый револьвер.


София нервно перелистывала утреннюю газету, пока не нашла нужную заметку — крошечную, в нижней части листа, втиснутую среди рекламы и объявлений.

«В ночь с субботы на воскресенье в приемный покой Каролинской больницы поступил мужчина с огнестрельной раной. Его привезли на машине неизвестные, которые тут же скрылись. Ночью он был прооперирован, врачи оценивают его состояние как стабильное. Мужчине около сорока лет, полиция его пока не допрашивала».

София расслабилась, испытав огромное облегчение. Мужчина выжил.

На лестнице послышались шаги Альберта. София перевернула страницу в газете.

— Доброе утро! — поздоровался сын.

— Доброе утро.

— Ты вчера поздно вернулась?

Она молча кивнула. Альберт потянулся за коробкой с мюсли, стоявшей в кухонном шкафу на верхней полке.

— Хорошо повеселились?

— Ну да, было очень мило, — пробормотала София, уткнувшись в газету.


Всю вторую половину дня она провела в саду: выпалывала сорняки, срезала лишние побеги на розовых кустах. Птицы пели, прохожие здоровались с ней кивком или взмахом руки. Вокруг было красиво и спокойно, однако София все не могла успокоиться, не находила себе места среди всей этой идиллии.

Оставив в покое розы, она опустила секатор, понимая, что больше не может.

София уселась в шезлонг, почувствовала тепло летнего вечера, ощутила усталость, закрыла глаза и начала понемногу успокаиваться.

Ей снилось, что ее отец жив и помогает ей в тот момент, когда ей так необходима его поддержка.


— Как поездка? Все нормально?

Лежек встретил Соню Ализаде, когда та вышла в зал прибытия аэропорта в Малаге, взял ее чемодан, и оба двинулись к выходу.

Машину он поставил снаружи на стоянке такси. Кто-то крикнул ему, что там нельзя стоять. Не обратив на это внимания, Лежек открыл Соне дверь машины. Они выехали на автостраду и взяли курс на Марбелью.


Адальберто вышел ей навстречу босиком, загорелый, в белой рубашке и бежевых льняных брюках. Жидкие седые волосы были зачесаны назад, на запястье поблескивали роскошные золотые часы.

— Добро пожаловать, моя дорогая!

Как обычно, он расцеловал ее в обе щеки и повел в дом.

Их уже ждал обед: огромный стол в середине зала, занимавшего всю внутреннюю часть виллы, был накрыт на двоих. За огромными панорамными окнами плескалось море. Адальберто и Соня сели обедать.

— Как все прошло? — спросил он, разворачивая салфетку.

Она отпила глоток воды из бокала:

— Мне кажется, хорошо. Все устроено, квартира убрана, я там никогда не жила.

Адальберто прожевал кусочек, поднял глаза на Соню:

— Ты согласна пожить у меня?

Женщина кивнула.

— Очень разумно с твоей стороны доверить свою безопасность нам. Никогда не знаешь, на что способен человек такого рода. Они самые опасные — те, которые прикидываются честными.

Соня ничего не ответила на его утверждение, но внутренне согласилась с ним. На самом деле именно она должна лучше всех знать, каков Сванте Карльгрен, — сколько раз он побывал в ней! Исключительно неприятный человек. Во всем его облике и поведении сквозили холодность и пустота, каких она никогда ранее не замечала ни в одном мужчине. Казалось, ему не хватает чего-то, чем обладают прочие мужчины, словно он и не подозревает, что в мире существуют другие люди. При этом в нем есть какая-то простота и даже глупость, словно его интеллектуальных возможностей хватает только на одну задачу — носиться со своим безмерно раздутым «я».

Соня почувствовала, что безумно устала, и с благодарностью подумала о том, что может на некоторое время отдохнуть от роли проститутки. С другой стороны, у нее всегда был выбор. Именно она предложила когда-то Гектору эту идею. Гектор для нее почти брат — во всяком случае, самый близкий друг. Ее отец Дануш был импортером героина, он бежал из Тегерана, когда свергли шаха, и стал деловым партнером Адальберто. Они начали дружить семьями, и Соня, единственный ребенок в семье, не раз проводила каникулы в Марбелье у Гусманов. Те воспринимали ее как четвертого ребенка. В конце восьмидесятых ее родителей убили в Швейцарии. Соня бежала в Азию, искала забвения в кокаине, с помощью которого временами удавалось забыть о бездонном горе. Гектор разыскал ее и помог вернуться домой. Адальберто и Гектор поселили ее у себя в Марбелье, помогли снова вернуться к жизни. Позднее Гектор показал ей фотографию, где были запечатлены три трупа, лежащие на белом кафельном полу — в общественном туалете в придорожном ресторане где-то на юге Германии. У них были огнестрельные раны в голове, животе, груди, на руках и ногах. Тела были совершенно обескровленные. Мужчины являлись членами «Ндрангеты» [Крупная итальянская организованная преступная группировка.] — это были убийцы ее родителей. Эту фотографию Соня всегда рассматривала с удовольствием. Сохранив ее у себя, вынимала, когда жизнь казалась слишком жестокой и несправедливой. Соне хотелось отплатить Адальберто и Гектору за все, что они для нее сделали. Когда она изложила свой план Гектору, он начал ее отговаривать — сказал, что она им ничего не должна. Однако она не уступала, что бы он ни говорил, настаивала на своем — и в конце концов реализовала задуманное. А вдруг Сванте Карльгрен окажется тем искуплением, которое избавит ее от тягостного чувства вины?

Соня хорошо относилась к Гектору и Адальберто, однако понимала в глубине души, что, когда доходит до дела, разница между мужчинами не так велика, как в том ее пытается убедить человек, сидящий напротив.

Адальберто взглянул на нее и, казалось, прочел ее мысли.

— Я подготовился к твоему возвращению. Женщина-психотерапевт готова встретиться и побеседовать с тобой, если ты захочешь. Это хорошая женщина, она приедет сюда по первому звонку. Я дам тебе все — только скажи, чего бы тебе хотелось, чтобы все снова стало хорошо.

Он улыбнулся, Соня ответила ему улыбкой, выражающей нечто прямо противоположное тому, что происходило в ее душе. Этому искусству она научилась еще в детстве.

Они обедали молча, за открытыми окнами шумело море, теплый бриз подхватил белые льняные шторы, надувшиеся, словно паруса.

Пес Пино вбежал в столовую и уселся, ожидая подачки. Адальберто проигнорировал желание пса, и вскоре тот улегся у ног хозяина.

— Несколько лет назад я опрометчиво дал ему кусок со своего стола. Ему нужно много времени, чтобы понять, что это больше не повторится. — Он ласково взглянул на Пино: — Однако мы с тобой по-прежнему друзья, не так ли?

Соня увидела, как просияло лицо Адальберто, когда тот посмотрел на собаку. Но затем улыбка погасла, словно он вдруг осознал тот печальный факт, что собака — всего лишь собака.

11

Гунилла вопросительно посмотрела на Андерса.

— Повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказал.

— В ресторан вошли двое неизвестных — после того, как Гектор встретил и провел внутрь медсестру… Он больше не вышел, а вот она вышла одна. Ларс следил за ней.

— А те двое?

Андерс пожал плечами:

— Как сквозь землю провалились. Примерно через полчаса я вошел в ресторан — никого из них не было видно. Там есть еще одна дверь, ведущая на задний двор. Должно быть, они вышли через нее, а затем оказались на улице по другую сторону квартала.

— А потом?

Андерс покачал головой:

— Не знаю. Я уехал домой.

Они сидели на скамейке в парке Хумлегорден. Люди, расположившиеся на газонах и скамейках, наслаждались теплом. Андерс Аск был единственным человеком в парке, одетым в куртку.

— Стало быть, София и Гектор вошли в ресторан, за ними последовали двое мужчин. Как ты сказал — сколько прошло времени, прежде чем София вышла?

— Около получаса.

— Около?

— У меня записано точное время, но эти записи у меня не при себе.

Начальница задумалась.

— А Ларс последовал за ней?

Андерс кивнул.

Гунилла достала телефон, набрала номер.

— Ларс, я не помешала? Ты можешь приехать в Хумлегорден — прямо сейчас? Спасибо, дружок, — проговорила она и отключилась.

Андерс улыбнулся ее дружескому тону, который не оставлял Ларсу возможности ответить отказом или возразить. Женщина заметила его улыбку.

— Он приедет, — сказала она.

— Не сомневаюсь.

Затем они сидели неподвижно, словно два робота в режиме ожидания, молча глядя на дорожку парка. Андерс пошевелился первым — достал из кармана мятый пакетик с конфетами и протянул ей. Гунилла очнулась от шуршания пакета, взяла два кусочка лакрицы, даже не поблагодарив, и стала жевать, снова погрузившись в свои мысли. Одна мысль приобрела четкие очертания. Вернувшись в настоящее, Гунилла снова достала телефон, отыскала номер Эвы Кастро-Невес и приложила трубку к уху.

— Эва, ты можешь проверить полицейскую хронику? — Немного подождала. — Суббота — кажется, это было пятое число…

Женщина посмотрела на Андерса, тот кивнул в знак подтверждения.

— Посмотри за все сутки, но особенно вечер и ночь с субботы на воскресенье. Главная область поиска — Васастан, но посмотри и близлежащие районы. Меня интересует все. Спасибо.

Начальница отключилась. Аск посмотрел на нее, и она пожала плечами:

— Надо же с чего-то начать.

Он не ответил.

На дорожке со стороны площади Стюреплан появился Ларс. Гунилла стала разглядывать его. Он шел негибкой походкой, словно у него болела спина. Наверняка так и было — люди, страдающие чувством вины, почему-то более всего склонны ощущать его в районе крестца.

Он подошел к ним неуверенно, с некоторой враждебностью во взгляде.

— Добрый день.

Гунилла посмотрела на него:

— Ты что, постригся?

Ларс инстинктивно провел рукой по волосам.

— Да так, чуть-чуть, — пробормотал он.

— Спасибо, что так быстро пришел.

Винге ждал продолжения, засунув одну руку в карман джинсов.

— Если я правильно помню, ты в своем отчете указал, что после посещения ресторана «Трастен» в субботу вечером София отправилась домой. Андерс говорит, что видел тебя у ресторана — что ты следил за Софией, когда она уехала.

— Все верно. Выйдя из дома около одиннадцати, она поехала в ресторан. Вышла оттуда, если я не ошибаюсь, около полуночи. Я следовал за ней до заставы Норртуль, где снял наблюдение и поехал спать. Я счел само собой разумеющимся, что она едет домой.

Гунилла и Андерс пристально смотрели на него, ища признаки того, что он лжет. Ларс почесал затылок.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Не знаю, — проговорила Гунилла. — Просто Андерс видел тебя.

Ларс перевел взгляд на Андерса.

— И что?

— И еще он видел, как в ресторан вошли двое мужчин.

Винге всем своим видом демонстрировал нетерпение и раздражение:

— Да? И что?

— Ты их видел?

Ларс покачал головой:

— Нет. А может быть, да. Люди все время заходили и выходили, это же ресторан. — Ларс достал из кармана таблетки от горла, засунул одну из них в рот, уставился на начальницу. — А в чем дело? Это допрос?