Простой письменный стол Гектора был весь завален бумагами, а перед ним стояло кожаное кресло на колесиках пятидесятых годов — по виду очень удобное.
Гектор что-то обдумывал.
— Прежде чем мы начнем наш разговор — хочешь чего-нибудь? У тебя усталый вид.
— По телефону ты предлагал мне кофе.
Гектор поднялся и пошел куда-то, Йенс последовал за ним — через небольшой конференц-зал, через помещение библиотеки с книжными полками по стенам. Проходя, Гектор указал рукой на полки:
— Это произведения, которые мы издаем в нашем издательстве. Многие из них переведены с испанского, но некоторые созданы недавно здесь, в Швеции.
Они двинулись дальше в сторону кухни.
— На этом этаже находится мой офис. А моя квартира — этажом выше, — добавил он, указывая пальцем на потолок.
Кухня была маленькая, но обставленная с большим вкусом. Все здесь выглядело добротным. Остановившись, Гектор и Йенс оглядели друг друга, словно каждый оценивал собеседника. Йенс был выше ростом, но ему показалось, что Гектор больше — словно тот был масштабнее своей физической оболочки. Будь они детьми, встали бы спина к спине, положив ладонь на макушку, и померились бы.
Гектор отвел взгляд и занялся кофеваркой.
— Какой он, Ральф Ханке?
— Трудно сказать… Самодовольный, склонный к дешевым эффектам.
Гектор поставил под аппарат две чашки, нажал на кнопку — в кофеварке с неприятным звуком начали перемалываться кофейные зерна.
— Молоко?
— Буквально каплю.
Гектор налил в обе чашки по чуть-чуть молока, протянул одну из них Йенсу:
— Рассказывай.
— Я приехал туда, в некий безликий домик в пригороде Мюнхена. Свой товар я нашел в подвале. Они положили на мои ящики труп.
Гектор поднял одну бровь, отпил кофе из чашки.
— Потом появился тот большой русский по имени Михаил вместе с Ральфом и его сыном, имени которого я не запомнил.
— Кристиан, — подсказал Гектор.
— Ральф пожелал, чтобы я выступил посредником между ними и вами.
— А ты сам что по этому поводу думаешь — о посредничестве?
— Я ничего не думаю.
Гектор кивнул:
— Никакого посредничества не нужно. Эти ребята украли наш товар, дважды пытались убить меня, угрожали и еще черт знает что вытворяли… Их главная задача — заставить нас войти в их организацию.
— Да, примерно так он это и назвал, — кивнул Йенс.
— Ну что ж. Свяжись с ними и скажи, чтобы они закрыли этот проект раз и навсегда, — все их неудачи должны были показать им, с кем они имеют дело. Если они не дадут задний ход, мы будем рассматривать этот как объявление войны.
Гектор отвернулся, ополаскивая под краном чашку из-под кофе. Внезапно лицо его потемнело, ярость отразилась на нем, избороздив лоб глубокими морщинами. Закрыв кран, он обернулся к Йенсу. Мрачное настроение Гектора повисло в кухне, как грозовая туча.
— Каждый раз, когда начинается какая-нибудь заварушка, появляешься ты. Думаешь, я поверю, что это случайность? А теперь ты приходишь к нам в роли посредника. Полный абсурд, не так ли?
Йенс не ответил. Гектор пристально взглянул на него, пожал плечами:
— С другой стороны, ты держишься естественно… спокойно.
Йенс не стал ничего добавлять.
Гектор вышел из кухни и двинулся обратно в свой кабинет.
— Будешь упрямиться — считай, что ты уже покойник, — проговорил он, не оборачиваясь.
Спускаясь по лестнице, Йенс набрал номер, который получил от Михаила. Ему ответил Роланд Гентц:
— Да.
— Я должен был позвонить по этому номеру и передать ответ из Стокгольма. Я туда попал?
— Да.
— Гектор просил передать вам, что вы и так зашли слишком далеко, чтобы вы закрыли проект… Если вы попробуете предпринять еще что-нибудь, начнется гонка, которая может выйти из-под контроля.
— Понял, спасибо за звонок.
Трубку повесили.
Бредя по Старому городу, Йенс пытался как-то рассортировать события последних дней, расставить дела по ранжиру, где под номером «1» значилось бы самое большое и главное, которым следовало бы заняться немедленно, а под номером «10» значилось бы дело, которым он может заняться чуть позже. В результате он обнаружил массу единиц и двоек, среди которых ему не удалось навести порядок. Отогнав от себя невеселые мысли, Йенс пошел купить чего-нибудь на завтрак. Ему удалось найти ночной магазин, где продавали свежий хлеб, свежемолотый кофе и домашнее варенье. Он купил все самое лучшее, что нашел, — ему очень хотелось угостить хорошим завтраком Харри, который придет к нему через несколько часов.
Альберт ушел в школу. В половине девятого раздался звонок в дверь. София открыла и увидела Йенса и пожилого мужчину, который представился как Харри — оба были одеты в рабочую одежду.
— Здравствуй, хозяйка! — сказал Йенс.
Он искренне верил, что мастера — люди с позитивным настроем, добродушные, но стоящие обеими ногами на земле, — во всяком случае, такими их показывали по телевизору.
— Добро пожаловать, проходите.
Они вошли в дом. Йенс изображал столяра, София — заказчика. Харри тихонько прошел в угол гостиной, сел на корточки и открыл свой ящик с инструментами. София показывала рукой наугад.
— Здесь надо сделать дверь, здесь — убрать окна и поставить французскую дверь, и еще переделать лестницу, ведущую в сад.
Йенс огляделся:
— Сделаем, сделаем.
Пока они разговаривали, Харри приставил к глазу какой-то овальный пластмассовый предмет и стал оглядывать комнату. Затем он поднялся, пошел по кругу, все время ища что-то при помощи овального аппарата и постоянно глядя на счетчик, который держал в руке. София и Йенс продолжали разыгрывать свою сценку.
Харри написал что-то на бумажке и протянул Йенсу. Тот прочел записку и показал ее Софии: «Камер нет». Они продолжали. У Софии уже исчерпалась фантазия, она не могла целиком переделать свой дом. Йенс перехватил инициативу, стал объяснять, что можно сделать, а что нельзя. Он использовал неправильную терминологию — ведь он совсем не знал столярное дело, никогда не был столяром.
Харри обследовал комнату при помощи нового инструмента — подошел к торшеру, и инструмент дал показания. Отыскав скрытый микрофон, он обернулся к Йенсу и поднял вверх большой палец, достал маленький флажок на штативе и поставил рядом с лампой. Двинувшись дальше по дому, обнаружил еще один микрофон в кухне — там тоже поставил флажок. На втором этаже он обнаружил микрофоны в спальне, в комнате Альберта и в холле. Везде были расставлены флажки. Затем Харри осмотрел телефоны и нашел еще два микрофона. У Йенса от болтовни пересохли губы, София все больше бледнела.
Харри достал миниатюрную камеру — размером не больше стержня шариковой ручки. Он укрепил ее за почти невидимым электрическим шнуром в верхнем углу комнаты, на стыке стены и потолка, проверил работу устройства, глядя на маленький монитор, помещающийся в ладони. Харри увидел в мониторе самого себя, отошел назад и проверил качество изображения. Затем протянул монитор Софии, которая бережно взяла его в руки.
Он написал на бумажке: «Датчик движения. Камера включается при движении, проверяйте ее каждый день, монитор спрячьте — не дальше восьми метров от камеры».
Прежде чем уйти, Йенс дал Софии телефон с новой сим-картой и записку, в которой просил ее покинуть виллу через полчаса и позвонить ему.
Харри и Йенс ехали в фургоне Харри.
— Твое мнение? — спросил Йенс.
— Мне кажется, те, кто ее прослушивают, располагают немалыми ресурсами. Такие микрофоны я видал в прошлом году в Лондоне, когда ездил туда на закупки. Они тоненькие, как ниточки, их почти невозможно увидеть невооруженным глазом — и дорогие, как черт знает что. Минус в них тот, что надо находиться рядом, дистанция не больше двухсот метров. Те, кто пользуется такими штуками, обычно ставят приемник неподалеку в припаркованной машине, а потом забирают его и прослушивают разговоры.
Харри умело вел машину, не переставая говорить.
— Микрофоны, без сомнения, устанавливал профессионал. Вероятно, в доме есть еще какое-нибудь прослушивающее оборудование. Скажи ей, чтобы она была осторожна, когда пользуется своим мобильным, компьютером — в общем, всем.
— Как ты думаешь, кто это мог сделать? Полиция — или те, кто по другую сторону?
Харри смотрел прямо перед собой.
— Понятия не имею.
— Она записывает видео? — спросил Андерс.
Завхоз покачал головой:
— Нет, только делает снимки. Как я уже сказал, штука старая. Ее функция в том, чтобы снимать каждые тридцать секунд, когда на въезде находится машина «Скорой помощи».
— Зачем?
Завхоз пожал плечами.
— Видимо, чтобы дежурный видел, что подъехала машина, но вообще-то я точно не знаю.
Андерс и завхоз сидели возле рабочего стола и просматривали фотографии, сделанные в тот вечер, когда привезли раненого с пулевым ранением. Фотографии представляли собой кривоватые крупные планы, снятые чуть выше лобового стекла машины.
— Почему она так настроена?
— Понятия не имею.
Андерс вздохнул. Он видел верхнюю часть темной машины — половину окна и часть крыши. На руле виднелись размытые контуры руки — по всей видимости, мужчины, который выходил из автомобиля. Аск снова вздохнул. Ни одного снимка, как уезжает машина, — а на последнем снимке ее уже нет, пусто.
— Дайте мне все фотографии, даже те, что похожи друг на друга.
Эва отсканировала фотоснимки в компьютер. Андерс, Гунилла и Эрик уставились на экран.
— Что это за машина? — спросила начальница.
Никто не ответил.
— Сравни с… — начала Гунилла и заглянула в свои бумаги. — «Тойота Лендкрузер», модель две тысячи первого года.
Эва начала нажимать кнопки, вывела на экран изображения «Лендкрузера». Выбрав одно, которое ей понравилось, она перевела его в формат 3D и начала поворачивать, сравнивая с фотографией.
— Подходит.
Эва открыла еще какую-то программу, занесла в нее размеры и масштабы. Для других эти действия оставались совершенно непонятными. Математический прибор, которым она управляла, двигая мышью, начал измерять части обеих машин. Эва оценила результаты.
— С большой степенью вероятности это «Тойота Лендкрузер», модель две тысячи первого года.
— Медсестра-то крута, — прошептал Андерс.
— Этого мы пока не знаем наверняка, — ответила Гунилла.
— Есть и другие люди, разъезжающие на таких машинах, — буркнул Эрик.
Повисла пауза. Каждый мысленно прорабатывал свою версию. Гунилла прервала их размышления.
— Предложите возможные сценарии, исходя из того, что это машина Софии.
Слово взял Андерс:
— Единственный признак жизни — это рука, которая виднеется на снимке номер три. Она не может принадлежать Софии — это рука мужчины, который выходит из машины. И это не Гектор — кожа на руке слишком светлая. Это может быть Арон. Или сотоварищ раненого. Или кто-то совсем другой. Как бы там ни было, София объехала квартал возле ресторана и подхватила их там — у ресторана есть задний выход, я проверил.
— А как же Ларс? — возразила Гунилла. — Зачем бы тогда Ларсу утверждать, что она поехала домой?
— Может быть, он так подумал? Может быть, он потерял ее, когда она объехала квартал и посадила к себе других? Просто упустил.
— Но тогда Ларс сказал бы, что она объехала вокруг квартала, а он этого не говорит. Он утверждает, что она выехала на Уденгатан, а он последовал за ней.
— Может, он лжет? — спросил Андерс.
— С какой стати ему лгать? — не согласилась Гунилла.
Он не ответил.
— Андерс, с какой стати Ларс будет лгать?
Тот покачал головой:
— Не знаю…
Эрик надул губы, потянул себя за нижнюю губу.
— Мне кажется, надо сперва обследовать ее машину, а потом уже строить теории. Если в машине перевозили раненого, то мы обнаружим следы, — сказал он.
Начальница повернулась к Эве:
— Проверь все машины этой модели и этого цвета в Стокгольме и окрестностях. Мне нужны фамилии всех владельцев. Андерс, мне хотелось бы, чтобы вы с Хансом Берглундом познакомились поближе.
— А мы уже знакомы, — ответил тот.
15
Во второй половине дня Андерс Аск и Хассе Берглунд заехали в техническую службу. Гунилла поручила им забрать коробку, оставленную для них в приемной. Просто забрать, не расписываясь в получении. Андерс взял коробку под мышку, кивнул старым полицейским, которых знал. Они тоже ответили кивками.
Затем они поели пиццу в любимом ресторанчике Хассе — пиццерии «Колизей» в Бутчурке. Хассе заказал себе фирменное блюдо — свинину с бернским соусом, Андерс взял пиццу по-гавайски. Еду они запили «Фальконом» — единственным пивом, которое, по мнению Хассе Берглунда, можно было пить. Другие сорта отдавали мочой — лисьей мочой, как он выразился, хотя не совсем понятно, каков вкус у лисьей мочи.
В дальнем углу пиццерии пили красное вино из графина алкаши, близкие к состоянию бомжей. Они перескакивали с одной темы на другую, что-то кричали друг другу, обсуждая образование, медицину, директоров и этого ублюдка, как его… Карла Бильдта. [Министр иностранных дел Швеции.]
Хассе поднялся, подошел к ним и попросил снизить уровень звука. Охрипшая женщина с крашенными в ярко-рыжий цвет волосами заявила, что давно не повинуется приказам мужиков… что это против ее принципов и пусть он зарубит себе это на носу. Ее приятель начал шипеть на Ханса, бормоча что-то бессвязное, и тот уселся на место, вернувшись к своей пицце.
— Зачем ты вообще связываешься?
— Не знаю, — буркнул Берглунд и стал грызть треугольный кусок пиццы со свисающим сыром. — Расскажи лучше про мамочку, — проговорил он с полным ртом.
Андерс отрезал еще кусочек пиццы.
— Да что тут рассказывать? Мы с ней давно знакомы. Она не раз выручала меня, когда я крепко влипал. Например, когда меня пинком вышибли из СЕПО. [Шведская секретная полиция, выполняющая функции контрразведки.] — Аск откусил кусок.
— А почему тебя вышибли?
— Меня схватили за руку в банке с печеньем, — ответил он с полным ртом.
— Что за банка с печеньем? — спросил Хассе.
— Да было дело с бандой эритрейцев, осевших в Норсборге. Один раз я устанавливал у них прослушку и наткнулся в кухонном шкафу на целый пакет банкнот. Ну, запустил туда руку и рассовал по карманам… Один коллега-придурок выдал меня.
— А она тебя вытащила?
— Да, можно так сказать… Во всяком случае, меня просто выгнали, а не посадили в тюрьму.
— Зачем?
— Что — зачем?
— Зачем она стала помогать тебе?
— В обмен на кое-какие услуги и полную лояльность.
— А ты проявляешь лояльность? — спросил Хассе, продолжая жевать.
Андерс кивнул:
— Да, проявляю.
— Как мило!
Хассе осушил свой бокал. Алкаши начали кричать друг на друга, Хассе посмотрел в их сторону. Андерс сделал ему знак не ввязываться.
— И что было дальше? — спросил Хассе.
— Меня выкинули из СЕПО с «волчьим билетом». Еще несколько лет я делал временами для Гуниллы мелкую работенку. А потом снова сел в дерьмо. — Андерс прожевал кусок пиццы. — У нас сбилась компания, желающая по-быстрому срубить денег. Мы начали вкалывать допинг лошадям на ипподроме… И тут все пошло к чертям — две коняги откинули копыта, а когда пришли проверяющие, меня взяли с поличным — я стоял со шприцем в руке. — Он рассмеялся, вспоминая этот эпизод. — Гунилла снова меня выручила. Дело было дрянь, но она всегда помогала мне выкручиваться, когда я попадал в переделку… так что я перед ней в долгу, сам понимаешь.
Хассе допил свое пиво — на верхней губе у него повисла пена, когда он отставил свой бокал.
— Ты что-то такое говорил в машине… что нам надо держаться вместе.
Андерс положил в рот кусок, пожал плечами:
— Да нет, ничего особенного.
— Да нет же, рассказывай, — настаивал Берглунд.
Андерс покачал головой:
— Это не суть важно.
— Ну так валяй!
Андерс задумался, прожевал кусок пиццы. Затем допил свое пиво и бросил взгляд через плечо:
— Было у нас одно расследование, которое вели Гунилла и Эрик, а я был на подхвате. Мы чуть не засадили за решетку Зденко — сам знаешь, король ипподромов. Крупный гангстер, обосновавшийся в Мальмё. И была у него девчонка — шведка, совершенно пустоголовая блондинка. Из Алингсоса, двадцати восьми лет от роду. Патриция… фамилию не помню.
Андерс сбился с мысли, но потом снова взял себя в руки.
— Гунилла еще на раннем этапе посадила ее на крючок — что-то у нее на эту девчонку было, я уж точно не знаю, что именно. Мы завербовали ее, но нам это мало что давало. Внезапно она исчезла. Зденко ускользнул. Позднее его в Мальмё же и застрелили.
— А что с ней стало?
— Не знаю. Пропала… нет ее.
— В смысле?
Андерс поковырял ножом свою пиццу.
— Я же говорю — пропала. Заявлена в розыск. Нет — и всё.
— Она умерла?
Аск положил в рот кусок пиццы, посмотрел на Хассе, дожевал, пожал плечами.
— Как вам удалось избежать неприятностей?
— Это оказалось несложно. Мы просто-напросто уничтожили все материалы, которые были у нас на нее, словно мы никогда ею не занимались. Гунилла так и работает. Она всегда так поступает — просто использует людей. Для нее это самое естественное дело — привлечь тех, кто ей нужен, даже против их воли. — Он поднял глаза. — И держать непосвященных в стороне — именно потому ей удается почти все, что она затевает.
— Каким образом?
— Каким образом? Вот я сейчас сижу здесь — предатель из СЕПО, убийца лошадей. И ты — жалкий патрульный с резкими перепадами настроения. Хватит такого перечисления?
— Как ей удалось сговориться с блондинкой Зденко? — спросил Хассе.
— Не знаю. Думаю, пообещала ей что-нибудь — или чем-то пригрозила.
— Как с нашей медсестрой?
— Нет, не совсем… Тут было что-то другое — я так и не знаю, что именно. Но, как бы там ни было, вся эта история осталась в прошлом.
На заднем плане алкаши бурно обсуждали вопрос о Палестине.
— В тот раз нам удалось вывернуться, — продолжал Андерс.
— Ты имеешь в виду, что…
Андерс запил пиццу пивом.
— Я имею в виду то, что уже говорил раньше, — мы должны держать ситуацию под контролем. Все может выгореть, а может полететь к чертям — у нас должен быть запасной выход на случай неприятностей.
— Неприятности! Что за дурацкое выражение!
— Сейчас она рискует, и по-крупному.
— Мне кажется, у нее все под контролем, — проговорил Хассе, откинувшись на стуле и проводя языком по зубам.
Андерс пожал плечами:
— Само собой — но ты понимаешь, чем мы занимаемся?
— В смысле?
— Группа, которую она создала, не имеет четких очертаний — как тень в недрах большой организации. Ей этого хотелось, так и получилось. Наша работа не совсем обычная. Мы балансируем на грани юридической анархии. Ради результата она готова пойти на все — в этом ее стиль работы. В один прекрасный день кто-то там, наверху, устанет от этого. Я просто хотел сказать — если ты увидишь или услышишь что-то странное, сообщи мне. А я обещаю тебе то же самое. Идет?
Хассе подавил икоту.
— Я старый патрульный полицейский, отправленный в аэропорт. Это то же самое, что оказаться в бюро находок. Моя карьера рухнула, мне предстояло гнить там до пенсии, а потом спиться и умереть в одиночестве в какой-нибудь засраной квартире. Но один-единственный телефонный звонок в корне изменил мою жизнь. У меня не было шансов — и вдруг я вытянул счастливый билет! Так что я намерен делать, что мне скажут, и всячески угождать начальству. — Хассе оглядел зал, тихонько рыгнул в кулак. — Ну, ты меня понял, — добавил он.