— Я из полиции. Меня зовут Гунилла Страндберг, и убери, пожалуйста, пистолет — мои коллеги знают, что я пошла сюда.

Арон заколебался, подошел к окну, выглянул, посмотрел вниз, но никого не увидел.

— Нет, там никого нет, я пришла одна. Мне нужно поговорить с вами, но есть люди, которые знают, что я здесь. Так что, если со мной что-то случится, то… — Гунилла сделала жест рукой. — Сами понимаете… — Посмотрела на Гектора. — Я просто хотела поговорить, — негромко повторила она.

Тот свернул газету, указал на диван.

Женщина уселась. Из ванной продолжали доноситься звуки топора, разрубающего кости и мясо, и завывание пилы. Гектор рассматривал Гуниллу.

— Мы незнакомы? — спросил он.

— Я знаю тебя, Гектор Гусман. А ты меня — нет.

Гектор и Арон ждали продолжения.

— И вам, наверное, хотелось бы узнать, зачем я здесь? — проговорила Гунилла, не сводя глаз с Гектора. — Видимо, из чистого любопытства, — добавила она.

Слышно было, как Карлоса вывернуло. На этот раз он вскрикнул и закашлялся.

Гунилла подождала, пока Карлос закончит.

— Меня интересует, сколько денег вы заработали, шантажируя Сванте Карльгрена, а также на ваших делах с Альфонсо Рамиресом, который, насколько мне известно, сейчас в городе. Хотя бы примерно, навскидку?

Гектор изучал ее.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

Гунилла сделала вопросительное лицо.

— Я вижу по тебе, что ты чего-то хочешь, — продолжал он. — Может быть, ответов? Вы, полицейские, более всего на свете любите ответы, не так ли?

— Нет, ответы у меня уже есть. И они меня совершенно не интересуют.

Гектор бросил взгляд на Арона, который, в свою очередь, перевел взгляд на Гуниллу.

— Так чего же ты хочешь? — спросил Гектор.

— Я хочу того, что есть у тебя.

— Не понял.

— Сколько вы заработали на Рамиресе и Карльгрене? — снова спросила Гунилла.

Гектор не ответил.

— Я хочу получить свою долю, — проговорила женщина.

Теперь Гектор понял, о чем речь.

— В обмен на что?

— В обмен на то, что ты сможешь свободно работать, пока я в полиции.

Часть четвертая

23

Он так и не заплакал. Стиснув зубы, красил валиком стену. Заметки, рассуждения, стрелки… все связи. Все исчезло под толстым слоем краски.

Сара побывала у него дома, увидела стену и что-то поняла. Потом она связалась с Гуниллой. Ее убили. Скоро они убьют и его.

Разумеется, он все скопировал — на цифровую и аналоговую камеру. Два набора. Один находился в банковской ячейке. Второй — в спортивной сумке, стоявшей на полу. Ларс проверил свой пистолет — полный магазин, запасной в кармане. Пистолет он обычно носил в кобуре на поясе. Сейчас кобура была спрятана у него под курткой — ремни проходили по спине и плечам.

Ларс еще раз окинул взглядом свой кабинет. Стена стала белоснежной, как только что выпавший снег, комната убрана — в ней не осталось ничего, представлявшего для кого-либо интерес. Он поднял черную спортивную сумку, стоявшую на полу, взял ноутбук, аппарат для прослушивания — и покинул квартиру.

На улице Ларс направился к прокатной машине. Будь он чуть повнимательнее, наверняка заметил бы мужчину, сидевшего в машине в нескольких десятках метров от его подъезда. Но в этот момент Ларс вовсе не был внимателен — он отказался от таблеток и полностью сосредоточился теперь на своей душевной боли.

Винге ехал по городу. Машин попадалось немного — уже начались летние каникулы. Припарковавшись на Брахегатан, в квартале от полицейского участка, он положил аппарат для прослушивания на колени и убедился, что контакт с микрофоном, находящимся в конторе, установлен. Затем переставил аппарат в багажное отделение и вышел из машины с сумкой и ноутбуком в руке.

Он шел, глядя себе под ноги, пересек Карлавеген, направляясь в сторону Стюреплан.

Слева кто-то толкнул его в бок. Это был легкий толчок, и Ларс посмотрел в ту сторону. Рядом с ним шагал рослый мужчина.

— Walk with me, — произнес он с заметным акцентом.

Ларс похолодел, потянулся к оружию. Мужчина показал ему свой пистолет, который держал в правой руке. Жестом дал понять, чтобы Ларс отдал ему оружие. Все произошло очень быстро — через секунду рослый незнакомец уже засунул его пистолет в карман и повел его через улицу к припаркованной машине. Михаил распахнул дверцу и втолкнул Ларса на заднее сиденье.

— Лежи тихо и помалкивай, — проговорил Йенс, сидевший за рулем.

Машина тронулась.

— Кто вы такие? — спросил Ларс.

В ответ он получил от рослого удар кулаком в лицо.

Номер был ужасный. Крошечный, как каюта на корабле. Несмотря на стеклопакеты, здесь ни на секунду не смолкал шум проносившихся мимо машин.

Когда Йенс и Михаил ушли, София села в такси и поехала на юг, выехав на Е-4 в сторону южных пригородов. Мотель располагался в Мидсоммаркрансен возле скоростной трассы. Стойки администратора тут не было, лишь небольшое фойе, где можно было зарегистрироваться при помощи кредитной карты, — карту дал ей Йенс.

Теперь она сидела на кровати и ждала. Кровать — жесткая и негостеприимная — напоминала больничную кушетку. Время от времени София звонила Джейн. Та отвечала одно и то же: никаких изменений. София увидела себя в зеркале, укрепленном над письменным столом, — горестное и измученное лицо. Она отвернулась.

Прошла целая вечность, прежде чем в дверь постучали. София поднялась и пошла открывать. Йенс втолкнул в комнату Ларса Винге, дверь за ними захлопнулась сама собой.

Ларс пребывал в состоянии растерянности, не понимая, где находится. София посмотрела на него — вид у него был нездоровый. Он выглядел бледным и изможденным, с черными кругами под глазами. На носу — кровоподтек, в одной ноздре — запекшаяся кровь. Йенс знаком приказал ему сесть. Ларс нашел стул возле письменного стола.

— Можно воды? — чуть слышно проговорил он.

— Нет, — ответил Йенс.

Ларс почесал глаз.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — спросил Йенс.

Винге не ответил, вместо этого он посмотрел на Софию и улыбнулся. Он улыбался так, словно они были старыми друзьями, которые давно не виделись. От его улыбки ей стало совсем тяжело на душе.

Раньше София видела его лишь мельком. Теперь она начала понимать, что он за тип, и испытывала к нему антипатию. Ларс Винге излучал какую-то странную смесь неуверенности в себе и деланого апломба. Он был нестабилен и неприятен… к тому же напуган.

— Но вам было совершенно необязательно так со мной поступать, — проговорил он.

— В смысле?

Ларс не сводил глаз с Софии, неосознанно постукивая по полу левой ногой.

— Не было нужды так меня ловить… Я все равно собирался в ближайшее время связаться с тобой…

— Зачем? — спросила София.

Он опустил глаза, стал смотреть в стол.

— Сочувствую твоему горю, я слышал об Альберте… Как он себя чувствует?

— Расскажи нам все, что тебе известно, — велел Йенс.

Последовала долгая пауза.

— Гунилла хотела, чтобы Андерс и Хассе поймали его.

— Зачем?

— Не знаю. Что-то затевалось. Они хотели держать тебя на крючке, София, — они сами так сказали. Хотели быть уверены, что ты ничего им не устроишь…

— Не устрою — чего?

— Не знаю точно. Кажется, они побаиваются тебя. Боятся, что ты совершишь какой-то необдуманный поступок, ведь они угрожали тебе. Рано или поздно ты что-нибудь сделаешь.

София не поняла:

— Но почему именно сейчас?

Ларс задумался.

— Что-то затевается…

— Рассказывай с самого начала, — прервал его Йенс.

Ларс посмотрел на Софию и Йенса, продолжая думать. Он положил правую ладонь на стол, словно ища опоры, пытаясь найти какую-нибудь структуру. Потом начал свой рассказ. Сперва сбивчиво и неуверенно, но через некоторое время нашел основную нить и придерживался ее. Он описал, как к нему обратилась Гунилла Страндберг, как он стал работать под ее началом. Как он вскоре утратил ощущение цели. Как он следил за Софией — о микрофонах в ее доме, о своих отчетах Гунилле, о том, что он не знал о похищении Альберта. Как он вообще ничего не знал, так как его ни во что не посвящали.

Софии казалось, что все это происходит не с ней. Перед ней сидел человек, который преследовал ее в течение нескольких недель, и рассказывал такое, чего ее мозг не мог воспринять. Постепенно она осознала, что стала центральной фигурой в каком-то непонятном ей процессе. Он рассказывал о людях, которые использовали ее в качестве отправной точки в расследовании, не имевшем под собой никаких оснований. О том, какими методами работает Гунилла Страндберг. О том, что мужчина, разговаривавший с ней в полицейском отделении, на самом деле брат Гуниллы, и о его скоропостижной смерти. Об их попытках при помощи угроз выведать что-нибудь у других людей из окружения Гектора. Об Андерсе Аске — следователе по найму, и о Хансе Берглунде, большом любителе насилия. О том, как эти двое напали на Альберта.

Ларс закончил свой рассказ, опустил голову, глядя в стол, провел указательным пальцем по невидимому пятну.

— Ты сказал, что у тебя в голове прояснилась картина… как выглядела эта картина? — спросила София.

— Не знаю… — он почесал лоб. — Наша жизнь в опасности. Моя и твоя, София… И Альберта тоже — но это уже и так ясно. — Он посмотрел на Йенса и Софию.

— Это ты написал мне записку и опустил в ящик? — спросила она.

Ларс кивнул.

— И приходил ночью ко мне в дом?

Он уставился на нее:

— Что?

— Отвечай, — сказал Йенс.

Ларс опустил голову, помотал ею, глядя в пол.

— Нет… — пробормотал он.

— Что — нет?

— На этот вопрос я не стану отвечать.

Йенс и София переглянулись. Похоже, у парня не все дома.

— А «Сааб», зачем ты спалил «Сааб»? — поинтересовался Йенс.

— В тот момент я как раз начал понимать, что вокруг меня происходят вещи, к которым я не имею отношения… Когда появился ты и отобрал у меня удостоверение и все остальное, у меня родилась идея. Я вытащил все оборудование и сжег машину, чтобы Гунилла думала, что оно сгорело.

— Зачем?

Ларс рисовал пальцем круги на столе.

— Я начал прослушивать их самих.

— Кого? — удивился Йенс.

— Гуниллу и ее сотрудников.

— Зачем?

Винге перестал рисовать круги, поднял глаза.

— Что ты сказал? — переспросил он, словно забыв, о чем идет речь.

— Зачем ты начал прослушивать своих коллег? — медленно и сурово проговорил Йенс.

К Ларсу вернулась память, он сглотнул:

— Просто я понял, что что-то происходит, а от меня это скрывают.

— Что именно? — спросил Йенс.

— Тогда все так смешалось, что разобраться было очень трудно… но я оказался прав.

Йенс и София ждали.

— Они убили мою девушку.

Он перестал рисовать пальцем на столе.

— Что-что? — переспросила София.

Ларс снова поднял глаза на нее и Йенса:

— Они убили Сару — девушку, с которой я жил.

Михаил вел машину обратно в сторону города, София и Йенс сидели на заднем сиденье.

— Боже мой, — прошептал Йенс.

София мысленно согласилась с ним. Она смотрела невидящим взглядом за окно, где мимо них в стремительном темпе проносились встречные машины.

Михаил и Клаус уехали, прощание было кратким. Потом в дверь позвонили. Йенс посмотрел на часы.

— Наверное, Михаил что-то забыл, — пробормотал он себе под нос.

Он посмотрел в глазок, ожидая увидеть двух мужчин, — но за дверью стояли трое, и это были люди совсем иного сорта: изможденные и агрессивные одновременно. Гоша с бритым черепом, Виталий с бутылкой ликера в руках, Дмитрий с широко расставленными глазами. Проклятье! Йенс рассчитал, что они прибудут в Стокгольм поздно вечером — намеревался подготовиться к встрече. Должно быть, они ехали, нигде не останавливаясь.

Йенс отошел от двери и вернулся в кухню. София увидела выражение его лица.

— Что такое?

Он поспешно подошел к кухонному окну.

— Что случилось, Йенс?

— Они приехали раньше, чем предполагалось. Уходим отсюда, немедленно.

— Но давай я скажу, что тебя нет дома.

— Поверь мне, этого не стоит делать.

Стук в дверь сменился глухими ударами. Косяк двери сотрясался. Йенс указывал на открытое окно, София хотела найти другую альтернативу. В дверь стали бить ногами. Йенс вылез в окно, обернулся и протянул ей руку. Она посмотрела на него, на его руку, заколебалась. Потом повернулась и убежала в глубь квартиры.

— София! — прошипел Йенс.

Во входной двери образовалась дыра, пробитая ногой; возмущенные голоса теперь доносились отчетливее. София вернулась с сумочкой, взяла его руку и шагнула на карниз. Звук ломаемых досок смешался с грозными криками мужчин, когда те ввалились в квартиру.

София перебралась на узкий выступ крыши. Кровля была старая, дул порывистый ветер. Она вцепилась в обитые жестью окна чердака, украшавшие фасад дома. Улица осталась далеко внизу, кровельные листы были скользкие. Она бросила взгляд вниз. Машины казались такими маленькими — от одного этого взгляда ее охватил страх смерти. Она посмотрела на Йенса. Но голова у нее закружилась еще больше — небо над головой казалось слишком бескрайним.

— Мы должны пройти в ту сторону. Будь осторожна, ступай маленькими шажками, — прошептал он и двинулся влево.

София последовала за ним. Из квартиры доносились голоса, русские обшаривали комнаты. Дмитрий что-то возмущенно рычал, потом что-то разбилось, мужчины принялись орать друг на друга. София двигалась предельно осторожно. Руки у нее тряслись, пот стекал ручьями по спине. Боязнь высоты отдавалась во всем теле, превращаясь в тошноту. Йенс обернулся к ней, увидел ее состояние.

— Осталось всего несколько шагов. Все будет хорошо, — успокоительно проговорил он.

Они стали осторожно пробираться к следующей квартире. Фасад изменился — дальше начиналось другое здание. Йенс остановился, пытаясь найти способ продвигаться вперед. Здесь пространства для ног было еще меньше, узенький выступающий козырек имел наклон вниз, а схватиться руками было и вовсе не за что — лишь голое кровельное железо с узкими выступающими краями на участке в три метра, который им предстояло преодолеть, чтобы добраться до следующего окна. София смотрела остановившимся взглядом — задача казалась невыполнимой. Йенс попробовал уцепиться за выступающий край железного листа одной рукой — держаться приходилось одними пальцами.

— Это невозможно, — прошептала София.

Сердце отчаянно билось у нее в груди, в горле пересохло, она не могла сглотнуть.

Йенс схватился по-другому, поставил ногу на карниз.

— Мы должны добраться до следующей квартиры.

— Нет, умоляю, нет! — взмолилась она.

Страх смерти сдавил ее. Ей хотелось сесть и ждать, пока кто-нибудь снимет ее с этой крыши.

Йенс одним движением перебрался на другой фасад, замер, стоя ногами на узком козырьке и держась руками за край металлического листа, проверяя, сработает ли такое положение. София следила за ним. Он собирался сделать невозможное. Ей это никогда не проделать. Она посмотрела вниз — везде смерть. Дышать получалось только мелкими толчками. По щекам женщины заструились слезы.

— Ты спятил, слышишь? — прошептала она.

Йенс видел ее слезы, ее отчаяние, однако сделал еще шаг, прижавшись всем телом к фасаду дома, делая мелкие шажки. Косточки пальцев побелели от напряжения. Йенс остановился, глубоко вздохнул. Когда к нему вернулось спокойствие, он сделал еще несколько шажков. Вот он преодолел два метра и приблизился к окну — но пока недостаточно близко, чтобы дотянуться до него.

Наконец Йенс добрался до окна чердака, остановился, держась обеими руками, сосредоточенно поднял ногу и изо всех сил ударил в стекло. Когда окно было разбито, ему пришлось присесть на корточки, чтобы откинуть крючок, держа створку изнутри. Он отпустил захват правой руки, осторожно согнул ноги, просунул руку в окно, открыл его и залез внутрь. Все это произошло единым, хорошо продуманным движением.

На несколько секунд Йенс скрылся с глаз, потом снова высунулся из окна — на этот раз он сидел, скрючившись на подоконнике, протянув к ней руки, насколько мог. Вероятно, это давало Софии выигрыш в полметра, но что толку? Она поднялась, ветер подхватил ее. Йенс махнул рукой:

— Давай!

Ей хотелось вдохнуть, но страх сжал легкие. Сердце билось так отчаянно, что, казалось, забирало на себя весь кислород. София пыталась дышать, но ком в горле не уходил.

— Ты справишься, только крепче держись руками, — подбадривал он ее.

Она стала дышать слишком часто, снова потекли слезы.

— Давай же! — сказал Йенс и махнул ей рукой.

София поняла, что у нее есть единственный шанс: сделать так, как сделал Йенс, найти положение пальцев, которое позволит ей удержаться, а затем залезть одной ногой в окно.

— София! — прошипел он.

Русские бесновались в кухне. Она заморгала, чтобы смахнуть слезы, проглотила ком в горле и двинулась вперед. Ей удалось уцепиться за выступающий край кровли, стоя спиной к смерти. Легкий порыв ветра — и она упадет. Во всяком случае, ее не покидало такое ощущение. София сделала шаг влево. Карниз под ногами наклонялся вниз. Она вцепилась еще крепче, пальцы побелели от напряжения. Она приготовилась отцепить руки, чтобы сделать следующий шаг и уцепиться за следующий край. София выбросила вперед руку, ухватилась левой рукой и сделала быстрый шаг влево. Нога соскользнула, рука, державшаяся за край кровли, стала разжиматься. София вскрикнула и потеряла равновесие.

Она почувствовала, как рука Йенса схватила ее за волосы, его локоть обвился вокруг ее шеи. На мгновение все почернело.

Они упали на пол, оказавшись среди осколков. София лежала сверху на Йенсе и не могла пошевелиться. Он смотрел в одну точку, на лбу у него выступил пот. Потом они глянули друг другу в глаза.

— У тебя получилось, — проговорил Йенс.

Поднявшись, он увлек ее за собой. Они поспешили сквозь чужую квартиру, София держалась на одном адреналине. Они остановились в холле. Йенс сделал ей знак обождать. Набрав номер на своем мобильном, он по-английски сказал, что теперь ему требуется помощь. После краткого разговора он положил трубку и собрался открыть входную дверь, когда выяснилось, что она заперта снаружи на ключ.

— Ищи! — велел он ей.

Они начали искать в холле. София рылась в верхней одежде на вешалке. Йенс осматривал ящики трюмо под большим зеркалом. Он ничего не нашел, она тоже. Он стал искать в шкафу. Она — рыться в ящиках, словно сомневалась в его способностях найти что-либо. София обвела взглядом холл — дверь, косяк, плинтус, счетчик… Открыла дверцу — и там, на крючке, висел одинокий ключ. Она потянулась, схватила его, засунула в замок — раздался щелчок, и дверь открылась.

Они слетели по лестнице на одном дыхании, Йенс придержал тяжелую дверь подъезда. Подбежали к его прокатной машине и кинулись в нее. В ту секунду, когда Йенс выруливал на улицу, из его подъезда выскочил Дмитрий. Йенс всем весом навалился на педаль газа и понесся прочь. Дмитрий и его дружки побежали к своему авто.

София достала телефон и набрала номер:

— Привет… Это я.

— Я слышу.

— Чем ты занят?

Он ответил не сразу — вероятно, удивленный ее прямым вопросом.

— Ничем.

— Мы можем увидеться?