Часть вторая

Иванушка-дурачок

Глава шестая

Егорыч

— …Ну а вообще, Иван-царевич, как дела, как бизнес, как дома?

Егорыч излучал благодушие. Я прямо чувствовал исходящее от него тепло. Еще я чувствовал удивление. Какого черта он вообще здесь появился, он-то тут при чем? Напоследок я почувствовал себя еще и Егорычем. Тем самым, который излучал благодушие. С ума можно было сойти от такого интерактива. К счастью, я смог поставить действие на паузу. Не знаю как, но смог. Картинка застыла, я начал ее рассматривать, и она стала медленно вращаться, как Киану Ривз со товарищи в фильме “Матрица”. Бугристое лицо Егорыча с красными прожилками на щеках и носу, портрет Феликса Эдмундовича позади него, потом — расплывшийся его профиль с родинкой на втором подбородке, потом вид сзади и сверху, на солидную плешь посреди седых волос, — и я на этом фоне. Молодой, глупый, бедный, счастливый. Только, в отличие от “Матрицы”, “Аватара” и прочих киноаттракционов, иллюзия реальности оказалась полной. Я ощущал даже запах канцелярской пыли, сохранившийся в кабинете, видимо, еще с советских времен.

Прямо дух захватывало. Я наслаждался адреналиновым ураганом и технологическим совершенством сил добра и порядка. А еще я вдруг понял, что испытывали первые зрители картины братьев Люмьер “Прибытие поезда”. Это самое и испытывали… Но человек — наиболее адаптивное существо во вселенной, так что привык к адреналиновому урагану и я. А вот появление в истории о случайно выигранном моей маленькой фирмешкой гигантском тендере Николая Егорыча Кургана стало для меня неожиданностью. Егорыч звезд с неба не хватал, в высших сферах не вращался, а был скромным и даже неудачливым подполковником организации, которую сам он предпочитал остроумно именовать “Недетским миром”. Это потому, что на Лубянской площади, где располагалась штаб-квартира организации, находился еще и культовый магазин игрушек с жизнеутверждающим названием “Детский мир”.

Мир Егорыча действительно был не детским, а подростковым, что ли… Как и положено в пубертатном периоде, его обитатели на полном серьезе и даже на нереальном пафосе делали крайне дурацкие и бессмысленные вещи. Иногда проявляли благородство, чаще жестокость и ощущали себя при этом властелинами как минимум евразийского мира. Многие им верили, я — не очень. Общался я с Егорычем потому, что так было заведено. По древней русской традиции каждому творческому человеку полагался собственный куратор из тайной полиции. За Пушкиным вот Бенкендорф приглядывал, а за мной всего лишь Егорыч, большего я тогда не заслуживал. Ежемесячно я встречался с ним в его небольшом кабинетике на Лубянке. Всегда приходил с подарками — виски, коньячок, фрукты. На Новый год и день рождения — модный смартфончик. Пару раз он просил меня наладить программное обеспечение на ноутбуке сына-оболтуса. Вот до чего доходило…

Другие пубертаты из “Недетского мира” в его возрасте и с его связями имели генеральские звезды и курировали олигархов со всеми вытекающими последствиями, а подполковник Курган сидел в небольшой комнатке и занимался всякой мелочью вроде меня. Что-то человеческое в нем было, доброе даже, поэтому, наверное. И как же он мог повлиять на мою судьбу и судьбу мира? Любопытно, очень любопытно. Ну что ж, как говорится, будем посмотреть…

— …Да нормально, Николай Егорыч, дома все нормально, по бизнесу вот только… Бегаю, кручусь, суечусь, а денег как не было, так и нет. В общем все, как всегда.

— Ну не прибедняйся, Иванушка, это карты слезу любят, а Москва слезам не верит. Москва верит наглым ухватистым прохвостам, как выясняется. Какие твои годы, пацан? Подожди, придет время, станешь еще олигархом и мне, старичку, на пенсию подкинешь. Ты же хороший парень, совестливый, подкинешь ведь?

— Было бы чего подкидывать, а так подкину, конечно.

— А глазки-то у тебя блестят… Придумал небось опять чего-нибудь? Ну давай колись, чего придумал? Здесь стены намоленные, здесь правду говорить нужно.

Удивительно, но Егорыч испытывал ко мне симпатию. Надо же, никогда бы не подумал. А сейчас, частично проникнув к нему в мозг, узнал. Нравился я ему. Молодой, симпатичный, толковый, не гад, что редко встречается. Других своих подопечных он и нагибал, бывало, и доил, как полагалось в его “Недетском мире”. А меня не мог, но главное — не хотел. Вроде как к сыну относился. Возможно, тогда, в 2013-м, без всяких нынешних технических средств, я тоже это чувствовал. Наверное, потому и рассказал ему о только что разработанном прототипе Sekretex.

— Выходит, это такой детектор лжи, что ли? — спросил меня на середине объяснений Егорыч.

— Ну вроде того, только лжи не другим, а себе. Мы же чаще всего самих себя обманываем. От этого в основном и страдаем.

— А как твоя штука узнает, что именно я хочу на самом деле?

— Секрет, — ответил я, улыбнувшись, — поэтому Sekretex и называется.

— Но-но, ты тут без шуток давай. Думай, где и что говоришь, — театрально нахмурился Егорыч.

— Да я не шучу, Николай Егорыч, просто объяснить трудно. Ну если очень сильно упрощать, там анкета есть из нескольких десятков вопросов, она определяет психотип человека.

— Кто же будет отвечать на несколько десятков? Торопятся все сейчас, нет, тухлая идея…

— Правильно мыслите, но анкета — это так, крючок да наживка, можно и не заполнять, мой поисковик собирает все данные о человеке в открытом доступе. Социальные сети, комментарии, Инстаграм, постановления судов, статьи, заметки, подписки. Но главное, когда вы начинаете им пользоваться, вы сами ему пищу для анализа даете. И чем больше пользуетесь, тем точнее анализ, а значит и результаты. Примерно через пару месяцев использования Sekretex знает о вас все, даже то, о чем вы сами не догадывались.

— То есть ты, мелкий паршивец, сделал этакое КГБ в миниатюре, да еще заставил людей на самих себя в него стучать? — удивился Егорыч.

— Ну если вам так легче понять, то да. Только я никого не заставляю. Люди сами, сами… потому что удобно… И все данные у меня зашифрованы по алгоритму, который даже я взломать не могу. Каждый раз новый случайный шифр. Поэтому не КГБ, а небольшой личный Зигмунд Фрейд и священник-исповедник в одном лице.

— Это как тебе удобнее, так и называй. Мы все тут, в “Недетском мире”, Зигмунды Фрейды и священники в одном лице Феликса Эдмундовича. И наш священный долг — лечить любимую родину от психических заболеваний. Мозги ей вправлять, родненькой, в нужную сторону. Но это я так, для красного словца, не обращай внимания… В общем, любопытная эта твоя штука. Ты мне ее на ноутбук установи, я поюзаю.

— Николай Егорыч, я установлю, конечно, но зачем вам? Сыворотка правды с детекторами лжи у вас и так имеются. А еще, говорят, в подвалах пытошные с палачами расположены. Вы и без моего поисковика все секреты узнаете, если нужно будет.

— Узнаем. Что нужно и что не нужно узнаем. Эх, Иванушка, не понимаешь ты нашего служения. Я, положим, помочь тебе мало чем могу. А вот насрать могу конкретно. Это же с незапамятных времен основа всего нашего русского бытия. Кто выше сидит, тот и насрать может. А за то, чтобы не насрали, дань платить положено. У меня дань крошечная. Мне просто знать нужно обо всех твоих закидонах. Служба такая. Да не бзди, Ванька, узнаю, пойму, что безопасно это для нашей Родины, — и заколачивай себе бабло на здоровье. Мне, опять-таки, на пенсион подкинешь, если не забудешь. И вообще, чем черт не шутит, может, полезной твоя штука окажется. А что? Вдруг поймет наш безбрежный русский человек про себя что-нибудь ценное? Например, то, что, при всей своей безбрежности, в отсутствие пастухов, его в рамках держащих, жить он не способен. То есть и способен вроде, но рушит все вокруг, в том числе и себя, и государство. Как думаешь, могут люди с помощью твоей штуки такое понять?

— Не знаю. Может, и могут.

— Вот мы и узнаем. Давай скачивай.

Я относился к желаниям Егорыча, как к придури строго чудаковатого дядюшки. Да, случались с ним время от времени приступы служебного рвения, но никогда они ни к чему не приводили. Человеком он был незлобивым, потому и застрял навечно в подполковниках. Угрожать угрожал, а пакостить не пакостил. Даже помогал иногда, подтаскивал мелкие заказы и решал мелкие проблемы. Поэтому я со спокойной душой скачал ему на компьютер сырой еще прототип Sekretex.

С этого момента темп представления у меня в голове значительно ускорился, производственная драма обернулась лихим триллером, и понеслось…

* * *

Сочащаяся медом фонарей ночная Москва. Вид из космоса или стратосферы. Масштаб стремительно увеличивается, и вот уже появляются башни Кремля, гостиница “Москва” и Исторический музей. Камера снижается, поворачивает к “Метрополю” и останавливается на Лубянской площади, ровно посередине между зданиями “Детского” и “Недетского” миров. В “Недетском мире” горит всего несколько окошек, к одному из них и устремляется камера. Окно быстро растет и вскоре занимает… нет не экран, а, пожалуй, всего меня. Опять захватывает дух от адреналинового прилива. Холодно. Я вижу, как со звоном колотятся о стекло маленькие снежинки. Одна из этих снежинок я. Страшно. Сейчас разобьюсь, наверное… Но каким-то чудом я просачиваюсь сквозь стекло, а потом через едва приметную щелочку в тяжелых портьерах проникаю в полутемный кабинетик Егорыча. На столе горит тусклая лампа с зеленым абажуром. Она освещает усталого подполковника с покрасневшими глазами, склонившегося над ноутбуком. Пиджак его висит на стуле, рукава белой рубашки неряшливо закатаны. Умаялся, бедняга, за айтишниками шустрыми надзирать. Нет, правда устал, я чувствую это, я как будто сам потягиваюсь и массирую отяжелевшие за день веки. Егорыч уже собирается выключить компьютер и идти домой, но вдруг замечает на мониторе смешной значок иконки Sekretex — алые вытянутые губы с приложенным к ним изящным женским пальчиком. Иконка манит Егорыча, чем-то напоминая ему эмблему родного ФСБ. Он передумывает уходить и щелкает мышкой. На белом экране появляется окошко — поиск со значком лупы. Под окошком расположен большой красный овал, где крупным шрифтом написано: “ЧТО ВЫ ХОТИТЕ”. Егорыча удивляет отсутствие вопросительного знака в конце предложения. Он грустно думает, что это больше похоже на сожаление: мол, что ж вы хотите, я-то что могу сделать… Что выросло, то выросло. Тем не менее подполковник решительно кликает по овалу. На экране медленно, со щелчками, как если бы кто-то печатал на машинке, появляется текст.