Глава третья

Рылов плыл вдоль берега недолго. За плавным изгибом он развернул лодку и повел ее к противоположному берегу. Вскоре она ткнулась в песчаную полосу. Из кустов вышли двое.

— Ну здравствуй, господин Рылов, — поприветствовал Мирона мужчина постарше.

— Здравствуйте, господин Ковалев.

Он посмотрел на второго:

— И вам здравствовать, господин Коротко.

Коротко кивнул. Ковалев, он же Генрих, спросил:

— Как прошел день?

— Похороны были, мужики успокоились затемно.

— Николай Маханов на месте?

— Да.

— С кем он в хате?

— Один. Родственники ушли. Был с ним друг детства, шофер местный, тот тоже домой подался. Так что, Николай Маханов сейчас один.

— Проверял?

— А как же! Глядел с огородов — в избе он. Сидел еще на дворе курил, думал о чем-то.

Коротко спросил:

— Он много выпил?

— Нет. За столом я его почти не застал, а когда сидели, пил он мало. Как говорится, символически. Другие нажрались знатно…

Генрих оборвал его:

— Нас не интересуют другие. У тебя все готово?

— Да, господин Ковалев.

— Перестань постоянно повторять мою фамилию. Отвечай односложно — «да» или «нет».

— Слушаюсь.

— Уверен, что сделаем все тихо?

— Да.

— План есть?

Рылов посмотрел на Генриха Дирка:

— А разве не по вашему плану будем работать?

— Ты тоже мог что-нибудь придумать. Тебе здесь виднее.

— Ну, если надо, — есть план. Правда, он мало чем отличается от первого, по его отцу.

— Гут. Начинаем немедленно.

Рылов возразил:

— Подождать бы немного, пока деревня уснет.

— Тогда твой визит к Маханову будет выглядеть подозрительно. Он — не его отец, который не видел в тебе врага, Маханов по роду своей деятельности привык к жесткому порядку и наверняка готов к возможной провокации. Согласись, Мирон, твое появление глубокой ночью может его встревожить. И тогда он поднимет шум. Все планы полетят к чертовой матери.

— Тоже верно, — проговорил Рылов, — хорошо, — решился он, — начинаем немедленно.

Они сели в лодку. Рылов веслом оттолкнулся от берега, развернулся и поплыл обратно к деревне. Ночь стояла теплая, тихая, звездная. Скрип уключин и всплески весел разносились далеко. Рылов старался меньше шуметь. Удалось незаметно подойти к берегу, откуда за городьбой начинался огород Махановых.

— Пошли, — приказал Ковалев.

Троица быстро метнулась к плетню, притаилась в зарослях. Вокруг тихо, только где-то вдали слышалась гармонь — кто-то играл грустную мелодию.

Они подкрались к дому.

Во дворе Коротко кивнул Рылову:

— Зайди с крыльца.

— Угу.

— Только, чтобы соседи не заметили.

— Постараюсь.

— Не постараюсь, а незаметно.

— Слушаюсь.

Ковалев повернулся к Коротко:

— Дирк, — в палисадник, контролируй окна.

— Да, Генрих.

— А я зайду в сени.

— Да поможет нам бог!

— Рылов! Пошел!

Агент по снабжению зашел к воротам двора, перелез через жерди, под сенью свисающей через забор сирени добрался до крыльца. Поднялся, осмотрелся.

Коротко-Дирк бесшумно проскользнул в палисадник и занял место на углу. Его скрывала от посторонних глаз та же сирень. Убедившись, что подельники на месте, Ковалев потянул на себя дверь, выходящую во двор, и пробрался в сени. Там прижался к стене кладовки. На лавке — кувшины, ведра, разная посуда.

Рылов постучал в окошко.

Маханов лег спать за полночь — собирал вещи. Утром он собирался еще раз сходить на кладбище, потом к соседу Фомичу, попросить, чтобы тот довез его до Олевска. Пробовал договориться сегодня, но дед напился так, что мужикам пришлось его нести домой на руках. Не предупредил Маханов об отъезде и дядю Степана. Но это он и завтра сможет сделать.

Сейчас он думал о том, останется ли не замеченным для кураторов его отсутствие в бюро и самовольный выезд из Москвы. Вряд ли. Капитан ГБ Ройман точно узнает, а вот доложит наверх или подождет — неясно. Скорее всего подождет, торопиться не будет. Он же первый и получит за поступок Маханова. Нетрудно представить, какой шум поднимет Ройман, когда Николай вернется. Но это будет шум внутри объекта. Ничего страшного.

Свет в деревне отключили еще в полночь. Маханов погасил керосиновую лампу, лег на жесткий матрац, положил голову на подушку, укрылся солдатским одеялом — подарком двоюродного брата Михаила, который сейчас командовал артиллерийской батареей на Дальнем Востоке. В какое-то мгновение ему показалось что за окном что-то мелькнуло. Он поднялся, прислушался, ничего не услышал. «Нервы. Спокойно, здесь мне ничто не угрожает. Спать!»

Но не успел он забыться, как в окошко тихо постучали.

«Это еще что за дела? — недовольно подумал Маханов. — Кого там еще принесло? Семен? Не должен. Тогда кто?»

Он поднялся, надел брюки, сунул босые ноги в туфли, накинул рубашку и подошел к окну: на крыльце маячил силуэт.

— Кто там?

— Это я, Николай Иванович, Мирон Рылов, — негромко ответил сосед.

— Мирон Авдеевич?

— Он самый. Разговор есть, Николай Иванович.

— Не могли днем поговорить?

— Не решился. Хочу передать вам, что напоследок успел сказать ваш отец. Откройте, не хочу, чтобы меня увидели.

Слова Рылова заставили Маханова насторожиться. Он открыл дверь:

— Проходите.

— Темно-то как!

— В избе лампа.

— Я сейчас, фонарик зажгу.

Рылов полез в карман. Маханов двинулся назад, и тут сильный удар по голове свалил его с ног.

Последнее, что услышал Николай перед тем, как потерять сознание, было:

— Ух ты! Не слишком сильно?

После этого — черная пропасть.

Беспомощного Маханова уложили на кровать.

Ковалев сказал:

— Смотри за ним, я заберу вещи.

— Только керосиновую лампу не зажигайте.

— Без тебя знаю.

В комнате Ковалев пробыл недолго. Вышел с чемоданом, пиджаком и шляпой.

— А господин Маханов готовился к отъезду. Наверное, утром собирался выехать. Мне и собирать ничего не пришлось, он все сам уложил. Приятно иметь дело с аккуратными людьми.

— Вы не убили его?

— Ну что ты, Рылов? Я умею действовать жестко, но безопасно. Как потащим его к тебе?

— Огородом. Надо так пронести, чтобы не осталось никаких следов.

— Надо, значит, понесешь.

— Я?

— Ну не я же?

Рылов вздохнул.

Ковалев прикурил:

— Жди тут, да смотри в оба. По идее он будет в отключке еще минут десять. Но если очухается раньше, свяжи его от греха подальше, а то как бы он тебя не удавил.

— Угу, так надежней.

Рылов снял со стены моток веревки, связал Маханова. Подумав немного, засунул в рот кляп. Николай никак не среагировал на это.

Ковалев вышел во двор, обошел заднюю часть дома, негромко позвал:

— Дирк!

— Я, — раздалось в ответ.

— Как тут?

— Спокойно.

— Иди сюда!

Говорили они тихо — диверсанты знали свое дело.

Бессознательного Маханова перенесли в дом Рылова, там опустили в подвал, в потайное помещение, которое маскировали стеллажи с разной утварью. Туда же бросили чемодан и пиджак. Николая уложили на заранее приготовленную кровать, руки и ноги привязали к каркасу, кляп вытащили — он плохо дышал носом, мог задохнуться.

Ковалев вышел во двор, мигнул фонариком. Из кустов, словно призрак, появился майор Агеев. Его провели к пленнику.

— Приведи его в чувство, — кивнул он Коротко.

Тот плеснул из кувшина воды в лицо Николая. Маханов пришел в себя, увидел майора, дернулся было, но понял, что привязан.

— Майор, что все это значит?

— Ну, если быть точным, товарищ Маханов, то не майор, а гауптман.

— Вы немец?

— Да.

— И вы здесь?

— В этом вы видите что-то странное? Кому, как не вам знать, что в ближайшее время тут буду войска непобедимой Германии.

— Спорное утверждение.

— Нет, Николай Иванович. Это как раз сомнению не подлежит. Красной армии в ее нынешнем состоянии не под силу противостоять вермахту. Пройдет немного времени, я даже скажу точнее, не позднее ноября, в День вашей революции у мавзолея, как всегда, пройдет военный парад, только на этот раз — парад немецкой армии.

Маханов поморщился:

— У вас богатая фантазия, гауптман.

— Так будет, Николай Иванович. Помяните мое слово.

— Зачем я вам?

— Если бы вы были не нужны, мы бы не стали разрабатывать целую операцию.

— Значит… мой отец…

Агеев перебил его:

— Да, вашего отца пришлось убрать. Смею заверить, что он умер легкой смертью. Один укол, и все! Он не мучился. К тому же прожил долгую жизнь. А в последнее время существовал, а не жил. Сын забыл о нем, жена умерла, с братом отношения не ладились, сестра покойной жены далеко, в городе. Он страдал от одиночества, Николай Иванович. Разве можно так поступать с самым близким человеком?

— Не вам судить.

— Согласитесь, Николай Иванович, неплохо мы поработали.

Маханов отвернулся.

Майор кивнул Ковалеву. Тот силой вернул голову Николая на место — Агеев снова смотрел на него в упор.

— Не желаете разговаривать? Ради бога. Мне от вас лично ничего не надо. Вашей персоной займутся другие люди и уверяю вас, общение с ними не доставит вам удовольствия, если только вы не поведете себя правильно. Отдыхайте пока, кричать бессмысленно, отсюда вас никто не услышит. Питание и воду получите. Туалет? Вместо сортира, извините, ведро.