«Успею подхватить, — решил разведчик. — Парнишка совсем легкий, удержу». Он долго вглядывался в темноту, пытаясь различить между веток силуэт. Наконец глаза привыкли к темноте, Глеб смог различить Павла, но рука с приготовленной веткой замерла в воздухе. Парнишка вел себя странно: он махал руками и широко открывал рот, голова его покачивалась, будто в каком-то танце. Командир долго всматривался в странные движения, а потом вдруг сообразил: «Он поет! Беззвучно поет, чтобы не уснуть во время несения караула!» Глеб снова удивился: до чего сообразительный парень, будто родился для разведки, даже додумался, как взбодрить себя от ночной усталости без единого звука и почти без движения. Он потрепал Снежка по скатавшейся от грязи шерсти: «Не зря судьба в разведку привела твоего хозяина», — подумал он и молча пошел назад.

В землянке Шубин скомандовал громко:

— Подъем, бойцы! Становись!

Сонные бойцы зашевелились, а потом кинулись исполнять приказ командира. Сначала умылись ледяной водой, а затем построились, чтобы выслушать распорядок дня на сегодня. Только один из них, сутулый черноволосый паренек, не успел на построение. Он сгибался от приступов жесткого кашля и дрожал в ознобе. Глеб остановил его:

— Как тебя зовут?

— Рядовой Чореску, — прохрипел тот.

Командир окинул внимательным взглядом воспаленные глаза парнишки, красные пятна на щеках и предложил:

— Иди в деревню, там в госпитале тебя врач осмотрит. Лекарств даст, тебе бы в лазарете полечиться.

Черноголовый упрямо встал рядом с остальными, показывая всем своим видом, что готов к занятиям, несмотря на болезнь.

В лесу капитан Шубин показал, как можно маскироваться с помощью того, что попадется под руку — мох, ветки, кора деревьев и даже пучки сухой травы. Ребята увлеклись, сооружая себе костюмы, и даже не заметили, как тихо подкрался к ним Тарасов. Он долго издалека наблюдал за тем, как будущие разведчики опробуют свои маскировочные костюмы, устраиваясь по очереди в траве. Потом подошел поближе.

— В лесу можно хоть танк спрятать. Давайте в поле, на открытом пространстве; три километра пройдете — можно уже разведчиками наполовину считать.

Бойцы вопросительно смотрели на командира, но тот идею майора одобрил:

— Открытое поле — самая трудная местность для передвижения под прикрытием. По-пластунски все ползали, но под огнем противника действовать надо с большой осторожностью. Готовы?

— Так точно, товарищ командир! — дружно отозвались бойцы. Только рядовой Чореску снова зашелся лающим кашлем, после которого долго не мог прийти в себя, хрипел и задыхался.

Тарасов мгновенно отреагировал:

— К врачу шагом марш, рядовой!

Парень тяжело дышал, качался от слабости, но снова упрямо шагнул в строй.

А особист вдруг сбил его с ног, завернул жестко руку:

— Ты что, не слышал приказ? Немедленно к врачу. Отчислен! И запомни, ты в армии и должен подчиняться тому, кто выше по званию, беспрекословно.

Капитан Шубин шагнул было к упавшему парню, как по нему опасной бритвой полоснул взгляд Тарасова. Вчерашний их разговор так и не принес своих плодов, особист продолжал вмешиваться в решения командира группы молодых разведчиков. И Глеб в очередной раз стерпел, понимая, что жестко, грубо действует офицер, и все-таки правильно. У паренька сильный озноб, и ему становится все хуже, тут, как бы он ни горел желанием продолжить занятия, нужна медицинская помощь. Он приказал старшему из группы:

— Стукаленко, сопроводи больного до лазарета и назад.

Строй зашагал к открытому полю, где раньше были колхозные поля. Тарасов буркнул под нос:

— Так держать, капитан, держи их вот здесь. — Он показал крепкий кулак.

Отчего капитан Шубин не удержался от замечания:

— Это из-за вчерашнего ныряния в канаву он захворал. Если бы вы не заставили их сразу после дороги нырять в ледяную воду, то он смог бы и дальше служить вместе со всеми. Когда поправится, то сможет вернуться в отряд.

В ответ особист фыркнул и все же промолчал. Они в молчании дошли до огромного поля, где по приказу командира улеглись на землю.

— Вперед! — Он переходил от одного солдата к другому и поправлял их. — Голову ниже, ниже, Грош! Ертаев, ноги опусти, по линеечке!

Вдруг воздух содрогнулся от грохота выстрела. Шубин развернулся и едва удержался от крика: в двух метрах от него застыл майор Тарасов с пистолетом в руках, из ствола которого вился дымок. Он вскинул руку и снова выстрелил! Разведчик кинулся к особисту, перехватил пистолет, направив следующую пулю в землю.

— Вы что делаете?! — возмутился разведчик. — Зачем вы стреляете по бойцам?

Тарасов нахмурился, вырвал руку с зажатым пистолетом.

— Ты поаккуратнее будь, разведка. Ты сейчас на офицера НКВД напал, считай.

— Вы стреляли по живым людям! — Разведчик больше не мог сдерживать свое возмущение, поведение Тарасова вывело его из себя.

А тот невозмутимо сунул личное оружие в кобуру.

— Да не бойся ты, я же не слепой, по верхам бил. — Он указала на ползущие фигуры в поле: — Ты чего из них девок делаешь?! Немцы будут так палить, что ни голову, ни ногу не высунуть, оторвет сразу. Да во время первой же разведки они полягут у тебя всей группой. Как ты не поймешь, Шубин? Условия боя, условия передовой они должны почуять! Чтобы смерть в затылок дохнула, тогда в землю закопаются, что твои кроты!

Капитан промолчал, возразить было нечего. Методы у куратора жесткие, и все-таки он прав в том, что потом на передовой под огнем немецких стрелков будет в десять раз хуже.

А Василий Тарасов вдруг хлопнул себя по голенищу прутом:

— Вот что, не можем мы с тобой договориться. Давай так: твой день, моя ночь.

У Шубина поползли вверх брови, он не понимал, что снова задумал офицер, но медленно кивнул. Хотя бы днем не будет вмешательства в занятия, а уж с ночами он разберется.

Довольный договором энкавэдэшник предупредил:

— Тогда занимайся, а вечером они поступают под мое командование.

Наконец Шубин вздохнул с облегчением: можно продолжать занятия, не боясь давления со стороны неугомонного Тарасова. Он полностью сосредоточился на бойцах, поправляя их движения на ходу.

После занятий в поле они вместе долго обсуждали допущенные ошибки. Потом был обед и дорога назад; на ходу разомлевшие от горячей еды бойцы засыпали командира вопросами. Он отвечал обстоятельно, и от их горящих глаз, ощущения жизни, которая била ключом в каждом движении, чувствовал тепло внутри. Не так давно Глеб думал лишь о мести, вспоминал погибших, ждал возможности вернуться на фронт, чтобы убивать врагов. И вдруг молодые бойцы будто напитали его жизнью, надеждами на будущее. Они наперебой говорили о победе, о том, как будут жить в мирное время. Мечтали, хохотали, жили! Рядом с ними и капитан Шубин ощутил себя живым, тоже стал думать, а что же с ним будет после победы. Он сможет вернуться в родной город, пойдет работать, будет встречаться с друзьями и вот так же станет перебрасываться шутками, спорить и мириться. Глеб почувствовал себя ожившим впервые за долгое время, а злость и тоска отступили куда-то глубоко под напором радости, что заполнила его изнутри.

Остаток дня группа занималась изучением карт, этот навык командир считал одним из важнейших для разведки — рассмотреть в черно-белом рисунке заранее все препятствия, возможные укрытия от опасности.

— Это не просто цифры и палочки, кружочки. Каждая отметка может спасти, если подумать, как использовать эту возвышенность или водоем, — объяснял он бойцам.

Евсюков заметил:

— Карты ведь давно составлялись, немцы на своей территории много чего успевают переделать. Некоторые населенные пункты превращены в руины. Особенно при отступлении. Гитлер приказал не оставлять ничего после себя, только выжженную землю без дорог, домов и людей.

Бойцы зашумели, обсуждая его слова. По дороге в Дмитровку они видели такие территории на освобожденной земле. Командир прервал их беседу:

— Группы по три человека, и по карте выстраиваем маршрут от Дмитровки до передовой линии фронта. Планируете, как проходить — вода, дороги, лес, пересеченная местность. И потом, обратно вы будете возвращаться с грузом — пленным немцем. Он может быть ранен, может отказываться идти, и вам придется придумать, как доставить его на нашу территорию. Назад возвращайтесь другим путем, и его вы планируете, перед тем как сделать первый шаг. Второе правило разведки — думай про вход и про выход. Особенно на передовой, возвращаться к своим тоже опасно. Советские стрелки, что стоят на охране, не будут разбираться, кто идет — немцы или советская разведка. У дозорных всегда приказ один — стрелять на поражение без предупреждения по любому, кто появился на границе фронтов. Часто для маскировки переходим нейтралку в немецкой форме. На оккупированной территории это помогает не вызывать подозрения, если случайно встретить патруль. А вот при возвращении из-за формы можно попасть под советские пули.

— И что делать? — Стукаленко прилежно пытался разобраться в сложном задании.

— Голым идти! — выкрикнул вихрастый шутник с краю строя. И все ребята грохнули над его шуткой.