Глава вторая

Помощник начштаба по разведке в этот день не был оригинален. Вражеская мина рванула неподалеку, и капитан Муромцев стал вдруг каким-то дерганым, поглядывал на небо, по которому, словно верблюды в пустыне, плыли горбатые облака.

— Не скажу ничего нового, лейтенант. Нужен «язык». Собирай людей и дуй на вражескую территорию. Объясни, зачем мне разведка, если от нее меньше пользы, чем от полковой хлебопечки? Чем особенным вы отличились в последнее время? Что потупился, лейтенант? Не знаешь, как быть? У нас сегодня день безысходности?

Возразить было нечего. Закололо в подвздошной области — правильная реакция на правильные слова. Похвастаться полковая разведка могла лишь уничтоженной немецкой батареей, которая стала своеобразным Змеем Горынычем, — вместо отрубленной головы выросли две, и возникал резонный вопрос: а нужно ли было это делать?

Помощник начштаба по разведке смерил подчиненного неодобрительным взглядом.

— Что-то намечается, товарищ капитан?

— Ты удивительно наблюдателен, лейтенант. Особенно в тех областях, где не надо. Да, через считаные дни наши войска перейдут в наступление и снесут к чертовой матери этот надоевший выступ. Поступила директива по частям и подразделениям быть готовыми в любой день. Наш полк действует на ответственном участке — здесь горловина, которую надо перекрыть. Возможно, нам придадут танки, они сейчас разгружаются на станции в Даниловке. Но как прикажешь действовать нашим войскам, если мы не знаем, против кого воюем? Какие войска, где стоят, чем обеспечены, насколько эшелонирована немецкая оборона? Сведения отсутствуют или носят противоречивый характер. В духе «одна баба сказала», понимаешь? На нашем направлении из леса выходят три проселочные дороги, они вполне пригодны, чтобы подтянуть войска. Немцы их контролируют, видимо собираются использовать. Козырь один — ваша тропа через болото. Она находится западнее этих дорог, и понятно, что вблизи болотистой местности немцы силы наращивать не будут, в этом нет смысла. Но заслоны и резервы могут быть. Ждать вечера — долго, выступаете через час. Карта минных полей с позавчерашнего дня не обновлялась — нам не поступали никакие циркуляры.

— Здесь пройдем, товарищ капитан, — кивнул Шубин. — Между дубравой и рекой Ильинкой постоянно дежурят мои люди с биноклями. Немецких наблюдателей на той стороне нет. Разрешите выполнять, товарищ капитан?

— Выполняй, лейтенант. Без добычи не возвращаться — это тебе не угроза, а мой добрый совет. Нервы у начальства на кулак намотаны, если сорвется, последствиям задний ход не дашь…

Шестеро стояли навытяжку, во всей амуниции — защитные комбинезоны с капюшонами, вещмешки, притянутые к туловищу дополнительными лямками. К поясам немецкими допниками крепились скатанные плащ-палатки, призванные обеспечить дополнительную маскировку. У каждого — пока редкие в действующей армии пистолеты-пулеметы Шпагина, «ТТ», ножи, по паре гранат.

Шубин внимательно разглядывал отобранных бойцов. Придраться не к чему. Командир был обязан знать своих людей, их биографии, способности, личные качества — и на это ориентироваться при постановке задачи. Это по уставу.

В реальной жизни все было сложнее. Люди гибли, получали ранения — не успеешь привыкнуть, а бойца уже нет. И снова надо присматриваться, делать зарубки…

Разведчики молчали, опасливо косились на командира. Даже Багдыров не улыбался. Настороженно поглядывал красноармеец Вожаков — внушительный, плечистый, родом из Саратова, где на заводе сельскохозяйственных машин возглавлял комсомольскую ячейку и приобщал подрастающую смену к борьбе и боксу. Переминался с ноги на ногу светловолосый Саша Бурмин — бывший тракторист и победитель социалистических соревнований — человек невозмутимый и малотребовательный. Смотрел честными глазами Вадик Мостовой — паренек интеллигентный, склонный к фантазиям, которые иногда давали положительный эффект. Понятие «вшивая интеллигенция» к нему не относилось — в противном случае он бы здесь не оказался. Выжидающе смотрел Сергей Герасимов — парень умный, ироничный, любитель скрывать свои мысли за загадочными ухмылками. До войны он учился в техникуме связи, вроде бы окончил, устроился специалистом на телефонную станцию — в этот момент военкомат и вспомнил, что Серега еще не служил. А как отдал полтора года на благо Отечества, разразилась война, и мысли о гражданской жизни приняли иллюзорный характер…

— Опять за «языком», товарищ лейтенант? — деловито осведомился Шлыков. Будучи самым низкорослым, он всегда стоял на левом фланге, что неизменно вызывало шутки про «хату с краю».

— Опять за «языком», Петр Анисимович. Что нам стоит, верно? Сколько их уже взяли — и майоров, и полковников, и даже целого генерала от инфантерии. Каждый день берем — надоело уже. Не помните, Петр Анисимович? Вот и я не помню. Скоро взвод расформируют, вас отправят в пехоту, а меня под трибунал.

— Ну, вы скажете, товарищ лейтенант, — насупился Вожаков. — Нам просто не везло пока…

— Мы воюем по везенью? — оборвал Шубин. — Или все же упорством, волей и целеустремленностью? Ты же комсомольский вожак, Вожаков. Не настораживает, что мы неделю бьемся лбом в закрытые ворота?

— Приказали взять сухой паек, товарищ лейтенант, — негромко заметил Герасимов, — вроде поели уже. Значит, не на час идем?

— Идем, пока не выполним задачу. Понадобятся сутки или двое — значит, так тому и быть. Но если, находясь во вражеском тылу, мы станем свидетелями нашего наступления, которое начнется без должного разведывательного обеспечения… — Шубин сделал выразительную паузу.

— То вы нам покажете кузькину мать, — предположил Мостовой.

— Нам всем покажут кузькину мать. Ладно, это было лирическое вступление. Рацию не брать — в ней нет необходимости. Приказываю: скрытно выдвинуться через болото и заняться активным поиском. Углубляемся как можно дальше. Вопросы есть?

— Вопросов нет, товарищ лейтенант, — заулыбался Багдыров, — не в первый раз идем. Чем дальше в лес, тем больше дров… в смысле, немецких офицеров.

— Ты стал любителем русских поговорок? — нахмурился Шубин. — Выдвигаемся в колонну по одному, рот не открываем, проявляем осторожность и осмотрительность. В случае выхода на объект Шлыков, Бурмин — группа поиска, Вожаков, Герасимов… и я — группа захвата; остальные — группа прикрытия. И никак иначе, зарубите себе на носу. Действовать быстро, решительно и грамотно. Но только по приказу, это понятно? — Глеб пристально посмотрел на Мостового. Тот сделал серьезное лицо и скромно кивнул. Остальные заулыбались.

Трава на ничейной земле была по пояс — вроде и злаковые, а все же — сорняки. Ползли, закусив удила, загоняя вглубь отчаянное желание встать и побежать.

— Бурмин, ты чего свои бутсы мне в физиономию тычешь? — шипел Мостовой. — Не видишь, что я тут? Не тормози, Саня, пошевеливайся. Эх, Бурмин, Бурмин, я бы с тобой точно в разведку не пошел…

— А ты не наседай, чего ты наседаешь? — огрызался вспотевший Бурмин. — Навалился, как на бабу, стыда и совести у тебя нет, Вадим…

Разведчики сдавленно посмеивались. Через поле виднелась тропа — ходили к немцам так часто, что трава не успевала подниматься. Приближался лес, погруженный в низину. Местечко выбивалось из типичного ландшафта. Криворукие деревья произрастали густо — почерневшие, узловатые, ветвистые, но далеко не везде покрытые листвой. Болото расползалось по низине, губило растительность, отравляло воздух. Неприятный запах аммиачных испарений уже чувствовался.

Равнина оборвалась, скатились в низину. Протоптанная дорожка огибала гниющий кустарник, уходила в темень леса. Несколько шагов в чащу, и почва под ногами стала вязкой, зачавкал мох. Трясины были дальше, метров через двести, а пока можно было идти без опаски. Маленькая колонна втянулась в заболоченный лес…

К такой обстановке уже привыкли. Мрачно, рискованно — как в страшной русской сказке, — не хватало только леших с кикиморами, а ближе к трясинам — водяных. Роились кровососы — приходилось прятать открытые части тел, защищать глаза. Низина углублялась, но ближе к ее середине деревья разомкнулись, расползся и поредел кустарник.

Возглавлявший шествие Вожаков вооружился слегой, прощупывал каждый шаг. На то, что проверили ранее, полагаться нельзя — рельеф дна постоянно «плыл» и менялся. Заблестели «окна», стыдливо прикрытые пленкой ряски. Смотреть в ту сторону совершенно не хотелось. Тем не менее постоянно косились, и воображение рисовало неприглядные картины.

Закончился короткий отдых. Дальше каждый вооружился слегой, пошли медленно, такое предстояло вытерпеть еще как минимум минут сорок…

Солнечный день был в разгаре — три часа пополудни, — когда разведчики вышли из болота и присели на опушке за большой повалившейся осиной. Из-за леса слышался едва различимый гул — работали моторы или генераторы.

— Танковые двигатели гоняют на холостом ходу, — подсказал всезнающий Шлыков. — Техника стоит у фрицев в резерве, ждет своего часа. Здесь не пройдут, товарищ лейтенант, значит, в этом районе у них что-то вроде отстойника.