Иволгин прошел за ней и бросил вслед:

— Значит, так, дорогая. Если ты сейчас уйдешь, то между нами все будет кончено.

Но Надежда только фыркнула и захлопнула за собой дверь.

Иволгин прошел на кухню, прикурил очередную сигарету.

«Вот и закончилась наша семейная жизнь, — подумал он, взял в руку бутылку водки, и тут раздался звонок в дверь. — Надежда вернулась?» — мелькнула у Иволгина мысль.

Но это был капитан Быков.

Он стоял в коридоре и улыбался, но при виде друга сразу скис и осведомился:

— Что с тобой, Стас?

— А что со мной?

— На тебе лица нет.

— Да? И куда же оно подевалось? Может, я его вчера в казарме забыл?

— Ты шутишь. Это хорошо.

— Ну да, лучше некуда. Заходи.

Быков шагнул в прихожую.

Иволгин протянул ему руку.

— Здорово, что ли, Леня!

— Привет! — ответил Быков, пожал руку друга и сказал: — Надежды, как я понимаю, дома нет.

— Правильно понимаешь. Хочешь узнать, куда свалила?

— Это не мое дело.

— А я объясню, у меня от друзей секретов нет.

— Не надо, Стас. Это твоя личная жизнь.

— А может, мне легче станет, когда выговорюсь?

Быков пожал плечами и заявил:

— Ну, если так, то я готов тебя выслушать. Светлана моей тревожной сумкой занимается, что-то собирает, так что время у меня есть, поэтому я к тебе и заглянул.

— Видишь, жена готовит мужа в командировку. Это хорошо, Леня. Я тебе по-доброму завидую. Пойдем на кухню.

— Пойдем.

Стас присел за стол, кивнул на бутылку водки и спросил:

— Выпьешь?

— Нет, Стас, не хочу.

— Тогда и я не буду, хотя на душе муторно.

— Что случилось, Стас? Нет, конечно, не хочешь — не говори, но я вижу, что тебе действительно надо высказаться.

— Да. Сейчас. — Иволгин взял со стола чашку, залпом выпил терпкий, почти остывший чай, прикурил сигарету.

Потом он рассказал другу все о своих взаимоотношениях с супругой.

— Вот так, Леня. Видимо, конец нашей семейной жизни, — заявил Станислав.

— Ты горячку-то не пори. Спокойно все обдумай.

— Да тут думать уже совершенно не о чем. Разбилась любовь, не склеишь.

Быков вздохнул и заявил:

— Знаешь, Стас, как говорится, чему быть, того не миновать. Но ты уверен, что тебе надо лететь в Сирию? Я могу переговорить с командиром полка, чтобы все это не выглядело отказом из-за банального нежелания подвергать себя риску. Я возглавлю основной экипаж, а на место командира резервного офицер найдется быстро.

Иволгин покачал головой и произнес:

— Даже и не думай об этом. Для меня сейчас командировка как раз и есть самое то, что мне надо. Здесь оставаться тяжело. А там все же начнется боевая работа. Она отвлечет меня от всей этой дребедени.

— Но твое состояние?..

— А что мое состояние? Хреново, конечно, в душе, но это пройдет. Завтра с утра и растает, как в полк приду.

— Но мысли о Надежде все равно будут преследовать тебя, отвлекать от решения боевых задач, а не наоборот.

— Ничего, прорвемся, Леня.

— Конечно, Стас. Вопрос лишь в том, как и куда именно мы с тобой прорвемся.

— Все будет нормально, товарищ.

— Ладно, в случае чего я смогу подменить тебя и на месте.

В прихожей раздался звонок.

Офицеры переглянулись.

— Может, это Надя вернулась? — сказал Быков.

— У нее есть ключи. Хотя нет, она их оставила дома.

Иволгин прошел в прихожую, открыл дверь и увидел сержанта Буренко, механика-водителя основного экипажа.

— Привет, командир! — заявил тот.

— Миша, привет! Ты проходи.

Сержант вошел в прихожую, снял обувь, шагнул на кухню, поздоровался с Быковым.

— Водку будешь? — спросил Иволгин.

— Нет.

— Чего тогда пришел?

— Слышали, как Рома Рябинин залетел вчера? Вернее, этой ночью.

Быков изрядно удивился и спросил:

— Как это залетел? Они же с Ивасюком в общагу пошли.

— Пошли, да не дошли. Точнее сказать, Дима Ивасюк туда прибыл, а вот Рома к своей пассии намылился.

— Погоди-ка. Это к той самой официантке из офицерской столовой? — спросил Иволгин.

— Ну да, к Гальке Ланко. Она его напрочь отшила, вот Рома и решил выяснить отношения. А эта особа не одна живет. Их в хате трое. Еще связистка и медсестра. Жутко вредная баба. Она дверь и открыла, а Галька заявила, что видеть его не желает, ей спать пора. Рома решил прорваться к зазнобе, да медсестра стеной встала. Он отпихнул ее в сторону и в хату вломился. Короче, шум поднялся до небес. Связистка дежурному по части позвонила, а заступил, сами знаете, начпрод. Был бы кто из командиров рот, тихо замял бы это дело, а начпрод сдуру сразу командиру доложил. Нес какую-то чушь про попытку изнасилования едва ли не всех трех этих красавиц сразу. Галаев отдал приказ начальнику караула метнуться туда кабанчиком вместе с солдатами и повязать сексуального маньяка. Так что Рома сейчас расслабляется на гауптвахте.

— Нате вам! — проговорил Быков. — Слишком уж весело начинается наша командировка. Теперь Рому наверняка из экипажа уберут.

— Уже не уберут, — сказал Иволгин. — Не успеют. Комдив вчера должен был дать команду своим штабистам готовить документы, да и наша строевая часть тоже до полуночи трудилась. К тому же Галаев у нас мужик с понятием. Докладывать наверх он не будет, пока сам не разберется. Чего это Рому понесло на хату к бабам? Не мог в столовой с Галькой поговорить?

Быков улыбнулся и заявил:

— Несчастная любовь! Она сметает все на своем пути. Значит, говоришь, на губе старлей расслабляется?

— Его ночью доставили туда. В общаге он не появлялся, в роте тоже. Значит, до сих пор там сидит.

Иволгин поднялся и заявил:

— Надо идти к командиру полка.

— Ага, — сказал Быков. — Тебя-то как раз там и не хватает.

— А что делать?

— Ждать надо. Вызовет тебя Галаев, тогда и пойдешь. А нет, значит, командир полка сам все решит.

Тут опять раздался звонок в дверь.

Сержант посмотрел на Иволгина и спросил:

— Жена, командир?

— Хрен его знает. — Стас прошел в прихожую и вернулся на кухню с Рябининым. — Позвольте мне, господа, представить вам его благородие поручика Рябинина Романа Викторовича собственной персоной.

— Да ладно тебе, Стас. Ого, у вас водочка еще не откупорена. Я сто граммов выпью, чтобы опомниться. А то башка трещит как чугунный котелок, по которому колотят палкой. Хотя я и совершенно трезвый был.

— По заднице тебе палкой, а не сто граммов! — проговорил Быков. Обойдешься.

— Ну так хоть чаю дайте да хлеба кусок. Оголодал я на губе. Меня там почему-то не кормили.

Иволгин включил электрический чайник и сказал:

— Извини, взводный, не знал, что зайдешь, а то пирожками с мясом угостил бы.

— Но хлеб-то есть?

Иволгин подвинул к нему тот самый густо посоленный кусок хлеба, который приготовил для себя, достал сырую сардельку из холодильника.

Старший лейтенант выпил чай, перекусил, тут же повеселел и закурил. Пришлось Буренко открывать форточку.

— Нормально? — спросил подчиненного Иволгин.

— Теперь да. Сам не знаю, что за беда со мной приключилась.

— Такое с тобой впервые, Рома?

Рябинин ответил фразой, уже набившей оскомину:

— Все когда-то случается впервые.

— Давай рассказывай, как загремел на губу! — заявил Буренко и пододвинулся к нему.

Рябинин посмотрел на товарищей и сказал:

— А что рассказывать-то, когда в башке дыра! Я и половины толком не помню.

— Рассказывай что помнишь, — сказал Быков.

— Ладно. — Рябинин жадно затянулся сигаретой. — Короче, как пошли с Ивасюком до общаги, помню. До трансформаторной будки дошагали, а там словно тумблер какой-то сработал в голове. Полный провал, черная дыра до самого появления караула. Я сам удивился, не понял, где нахожусь, почему тут солдаты. А Валька, медсестра, орет дурным голосом. Дескать, берите его, он нам дверь выломал, грязно домогался. А дверь-то вроде цела. Тут начальник караула, Коля Савостин из пятой роты, под руку меня берет и говорит, мол, пойдем, Рома. Ну я и пошел. Привели меня на губу, выделили постельные принадлежности. Я прилег и отрубился. Вот такие дела. Как я оказался на хате у Гальки? Зачем пошел? Отшила она меня, вот я и психанул. Крышу сорвало.

— А как же ты, болезный, на свободу-то вышел? — спросил Иволгин.

— Дежурный по части, этот козел начпрод, командиру полка о моих приключениях доложил. Галаев после развода явился в караулку, врача с собой привел. Тот первым делом меня, конечно, на алкоголь проверил и сам обалдел, когда ни черта не нашел. Наш милый доктор начал бормотать что-то про частые стрессовые ситуации, недосып, сильное эмоциональное перевозбуждение. Галаев давай меня расспрашивать, что да как. Я все рассказал, что помнил. Он мне и говорит, твое счастье, дескать, что менять уже поздно. Это насчет командировки. Пошел на хрен отсюда! Вот я и свалил.

— Значит, командир полка оставил тебя в экипаже?

— Оставил.

Буренко спросил:

— А зазнобу свою видел?

— Видел, заходил в столовую по пути сюда. Галька губы надула, мол, опозорил ты меня на всю часть. Да, пожалуй, так оно и есть.

— Она же баба, — заявил вдруг Буренко. — Разве можно ее опозорить?

Рябинин гневно взглянул на сержанта и выдал: