Александр Тамоников

Выживший на адском острове

Глава первая

Колонна из двадцати человек в полосатых куртках, штанах, шапочках и тяжелых ботинках катила телеги на деревянных колесах с песком по такому же деревянному настилу, проложенному от песчаного конуса на берегу моря к строительной площадке. Точнее, к последнему строящемуся дому одинокого безымянного городка острова Ургедон на северо-западе Германии. Надзиратели из числа эсэсовцев охранной роты с собаками подгоняли их:

— Быстрее, скоты, быстрее! Плетки захотелось?

Узники концлагеря ругались между собой. Ускорить движение можно было только всем вместе, по отдельности не получится.

— Ну чего вы там тянетесь? Катите быстрей. Получим от надзирателей плетей, вечером отдадим должок. Всем отдадим.

Надсмотрщики явно издевались. Заключенные и так работали на износ весь последний месяц, но этого эсэсовцам было мало. Вернее, скучно. Один из них отпустил поводок, и овчарка схватила узника за ногу. Бедолага закричал от боли, бросил тачку, она перевернулась.

— Черт бы тебя побрал! — заорал эсэсовец, не ожидавший такого поворота. — А ну, быстро взял тележку и назад к конусу!

За его спиной раздался голос:

— Развлекаешься, солдат?

Тот подтянул поводок:

— Виноват, герр гауптштурмфюрер, пес сам сорвался.

Начальник концлагеря повысил голос:

— Сам? Да я все видел, Краус. А ну, марш в казарму, доложи командиру охранной роты, что я наказал тебя. Пусть отправит тебя чистить сортир.

— Но, герр гауптштурмфюрер, за что? Ведь это, — он указал на узников, — сброд мерзавцев и предателей, заслуживших виселицу…

Начальник лагеря заорал, что есть мочи:

— Ты плохо понял? Передашь оберштурмфюреру Риделю, что я приказал посадить тебя на ночь в карцер после того, как ты вычистишь сортиры. И если ты снова откроешь свой рот, я добьюсь твоей отправки на Восточный фронт. Бегом марш к командиру роты!

Солдат, согнувшись, поспешил к казарме, которая стояла на противоположной стороне острова, обнесенная колючей проволокой.

Начальник лагеря обвел суровым взглядом остальных надзирателей:

— Прекратить травлю и издевательства! Сегодня должен быть закончен последний дом, завтра приезжает инспекция. Если вы своим желанием развлекаться сорвете график, я поставлю вас в строй вместе с арестантами. Где командир взвода?

Подбежал молодой унтерштурмфюрер:

— Я, герр Шрайдер! По вашему приказанию…

Начальник лагеря оборвал взводного:

— Ты где шляешься, Фишер?

— Извините, но я должен контролировать работу и у конусов, и на объекте.

— А то, что на дорожке между ними черт-те что творится, тебя не касается?

Эсэсовец вздохнул:

— Касается. Виноват.

— Знаешь, что делают с виноватыми?

— Так точно!

— Навести порядок и обеспечить бесперебойную работу. Вон, смотри, твой коллега из второго взвода прекрасно с этим справляется.

Начальник лагеря имел в виду командира взвода охранной роты, надзирающего за узниками, которые подавали группе бетонщиков и каменщиков цемент, щебень, каменные блоки, деревянные конструкции.

— А у Линке работы больше.

— Я все исправлю, герр гауптштурмфюрер.

Начальник концлагеря рассмеялся:

— Конечно, исправишь, Фишер, иначе останешься здесь навсегда.

Эсэсовец побледнел:

— Так точно, герр гауптштурмфюрер!

— Работать!

Унтерштурмфюрер набросился на подчиненных, те кинулись подгонять узников, но уже без плеток и собак. Работа пошла быстрее.

В концлагере Ургедон было собрано сто человек, осужденных к большим срокам, а несколько человек — к смертной казни, позже замененной на тюрьму. Но вместо того, чтобы отправить врагов Рейха в другие лагеря, их собрали здесь на острове, в месте, которое и концлагерем-то можно было назвать лишь условно. Всего два барака, в них — сто узников, привлеченных к строительным работам совместно с инженерами военно-строительных частей.

Сначала среди заключенных это вызвало недоумение, затем сработала пропаганда, мол, им предоставили возможность частично искупить вину, если в течение месяца они построят на острове небольшой городок. В это верилось с трудом, но другого объяснения не было.

Гауптштурмфюрер прошел к помещению между торцом казармы и кухней-столовой. В этом здании были и штаб объекта «Ургедон», и комнаты проживания офицеров.

Шрайдер козырнул дневальному у входа и направился в кабинет начальника объекта штурмбаннфюрера Георга Динера.

— Разрешите? — спросил он, приоткрыв дверь.

— К чему этот формализм, Анкель, заходи, конечно. Был на стройке?

Шрайдер присел на стул у рабочего стола начальника и улыбнулся:

— К сожалению, на острове нет ни ресторанов, ни борделей, ни даже паршивой пивной. Только стройка. Одна сплошная стройка.

— Ты помнишь, что сегодня мы должны закончить город?

— Помню. Осталось немного — достроить второй этаж, накрыть крышей, вставить оконные рамы и застеклить. Бетономешалки работают исправно, материал подвозят безостановочно. Да заката должны успеть. А если нет, то заставим это быдло работать ночью, правда, придется задействовать и солдат, хотя они и не заключенные.

Начальник объекта усмехнулся:

— Долго ли перейти из одной категории в другую? Быдло будет работать столько, сколько надо. Обед следует сократить до пятнадцати минут и провести его в две смены, чтобы не останавливать производственный процесс. Но это уже моя забота.

— А стоит? Узники устали, это заметно, им надо отдохнуть и подкрепиться. Сократив обед и отдых, мы рискуем получить то, что они начнут валиться с ног прямо на работе, и никакими угрозами их уже будет не поднять. Расстреливать или травить их собаками у нас нет права. Нет самой эффективной возможности заставить быдло работать через силу.

— Надо уметь выполнять задания даже в условиях ограниченных возможностей.

— Мы выполним это задание.

— Значит в 14.00 я могу звонить в Ольденхорст? Там уже ждут.

— Думаю, можете.

— Это не ответ!

— Можете, герр штурмбаннфюрер.

— Хорошо. После завершения объекта, пусть это будет даже глубокая ночь или ранее утро, рота Риделя должна обойти весь остров. Здесь остались старые лодки, прикажите их уничтожить.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Хорошо, соглашусь с тобой. Обед и отдых — по распорядку. Если нет больше вопросов, жду тебя в нашей столовой в 13.30.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Ох, Анкель, знал бы, как ты надоел мне своей официальностью.

— Извините, но я, видимо, иначе не могу.

— Ну, ничего, нам вместе осталось работать не более суток. Потом у каждого своя дорога.

— Да, герр штурмбаннфюрер.

— Свободен!

В 12.30 прозвучали команды офицеров-надзирателей:

— Закончить доставку материала! Новый не загружать! Тележки, тачки — к конусам и площадке! Там же строиться на обед!

Узники давно ждали этой команды. Хоть всего полчаса, но можно отдохнуть и подкрепиться.

Они быстро покатили тележки к конусам на площадке.

У большой кучи песка поставили рядом свои тачки Эрик Влах и Апсель Пехнер. Они оба были немцами, коммунистами, состояли в подпольной группе сопротивления. Их арестовали при попытке подрыва электростанции. Скорый суд приговорил обоих к повешению. Смертная казнь в военное время свершалась быстро. Но случилось чудо. В камере гестапо им объявили, что фюрер помиловал и Влаха, и Пехнера, заменив смертную казнь даже не тюремным заключением, а десятью годами каторжных работ, естественно, на благо Рейха.

Такого еще не было. На следующий день после оглашения приказа о помиловании обоих доставили из родного города Хенсдорф в деревню Туир на берегу Балтики. Оттуда вместе с такими же осужденными на барже перевезли на остров Ургедон. И вот уже прошел месяц, как друзья трудились на стройке.

Поставив тачку, Влах проговорил:

— До сих пор не понимаю, что это будет за поселок. Дома вроде капитальные, из камня, есть школа, больница, управа, мощеные улицы — все, как на материке, но нет даже намека на канализацию, водопровод и электричество.

Пехнер ответил:

— Нашел, над чем ломать голову. Долго ли все это потом провести?

Влах улыбнулся:

— Ты хоть что-нибудь понимаешь в городском хозяйстве?

— Ну, конечно, не как ты, я по этой части не работал.

— Так вот, все коммуникации прокладываются до того, как возводятся здания. И потом, здесь нет ни очистных сооружений, ни водонапорной башни. Я уж не говорю об электростанции.

— И что ты хочешь этим сказать, Эрик?

— Не нравится мне все это.

— Что не нравится? То, что фюрер нас помиловал и отправил на остров на работы? Да по мне лучше сотню таких городов построить, нежели болтаться в петле на виселице.

— Так-то оно так, но уж слишком по-доброму поступил Гитлер. Уж кому-кому, а ему даже понятие такое, как милосердие, неизвестно. У фюрера одно на уме — высшая раса, недочеловеки, арийцы, которые должны иметь все за счет труда других народов. Ненависть к евреям, цыганам, славянам. На его «фабриках смерти» ежедневно уничтожаются тысячи ни в чем не повинных людей, и вдруг такое благородство. Нет, друг мой Апсель, неспроста все это.

— Хватит, Эрик, а то кто-нибудь услышит и донесет в администрацию.